На линии огня. Слепой с пистолетом - Макс Коллинз

— Вы говорили, что имя жильца Мак-Кроули?

— Джозеф Мак-Кроули, — подтвердила она, кивая. — Из Денвера, штат Колорадо.

На столике была еще пара занятных вещей. Первой была новенькая пластиковая модель автомобиля будущего. Она стояла на подшивке журналов, посвященных моделированию.

Другая была листком бумаги, на котором от руки была записана следующая фраза: «Они могут удушить меня, но я знаменит. Я достиг этого за один день, тогда как Роберт Кеннеди угробил на это всю свою жизнь».

Хорриган узнал цитату, но даже если бы этого не произошло, предположить имя автора — Сирхан Сир-хан — было бы не столь трудным делом.

Он пристально вгляделся в фотографии на стене. Вид Роберта Кеннеди, лежащего на полу после выстрелов, заставил его содрогнуться. Бобби. Милый маленький дворовый отпрыск. Даже после всех этих лет Хорриган все еще скучал по нему. Его взгляд переместился на другую фотографию: брат Бобби — Джон, сраженный в своем лимузине на этой проклятой улице Далласа. Агент, бегущий к президенту от следующей машины, где трое остальных охранников застыли на подножке.

— Я помню все это, как будто вчера, — произнесла женщина. — Я плачу и плачу…

Хорриган тоже помнил.

Он был на фотографии.

В доме напротив, готовом к слому в грядущей городской перестройке, человек среднего роста замер в тени, наблюдая за окнами третьего этажа, где за задернутыми шторами двигались чьи-то тени. Митч Лири хмурился. Кто-то находился в его квартире. Теперь ему придется оставить ее. Черт!

Затем штора раздвинулась, и одна из теней превратилась в мужчину, стоявшего у окна комнаты Лири, выглядывающего на улицу. Взбешенный Лири поднял свой маленький мощный бинокль и навел его на лицо непрошенного гостя.

Внезапно напряжение на его лице спало, и он улыбнулся.

— Фрэнк Хорриган! — прошептал он в ночную тишину. Он почувствовал сильное возбуждение. Какая удивительная ирония судьбы!

— Изысканно, — изрек Лири, спрятал бинокль в карман плаща и затаился.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джозеф Мак-Кроули из Денвера штат Колорадо (как утверждала домовладелица) умер в 1961 году.

Или же соврал Джек Окура, сотрудник разведывательного отдела Службы, а его компьютеры ие лгали никогда. Мак-Кроули, согласно данным, умер одиннадцатилетним. Человек, использовавший имя давно умершего ребенка, человек, чья спальня была тошнотворной кунсткамерой убийств, несомненно проник в компьютерную систему и заполучил дубликат свидетельства о рождении Мак-Кроули для того, чтобы приобрести водительские права и создать себе фальшивую легенду.

Поэтому на следующий день Хорригаи вместе с напарником Элом Д’Андреа и ордером на арест вернулся в запущенный многоквартирный дом. Он стоял в холле перед квартирой № 314 и стучал кулаком в дверь.

— Федеральная служба, — объявил он, — откройте дверь!

И хотя тяжеловесная домовладелица провозгласила себя нелюбопытной, она подсматривала из-за угла, вытянув свою толстую шею. Ее глаза округлились, когда

Хорриган и Д’Андреа извлекли свои пушки из-под полы своих безукоризненных деловых костюмов.

Д’Андреа помахал женщине, пока Хорриган вставлял ее ключ в замочную скважину. Старший агент стоял с одной стороны спиной к стене, а молодой — с другой. Оба напряженные, с оружием в руках. Хорриган левой рукой повернул ключ и дверную ручку, а потом ударом ноги распахнул дверь.

После резкого звука удара, дверь с грохотом врезалась в стену, и наступила тишина.

Д’Андреа в сильном замешательстве посмотрел на Хорригана, тот просто пожал плечами. Старший агент вошел первым, медленно, осторожно прокрался сквозь пустую кухню, в которой все еше сохранялся отвратительный запах. Ничто не говорило о чьем-либо присутствии. Ни одного звука, кроме их настороженных шагов. Хорриган вновь замер спиной к стене перед открытым дверным проемом в спальню. Потом внезапным рывком он проскочил в помещение, направляя револьвер во все углы комнаты.

Та была абсолютно пустой.

Пустой в полном смысле. И дешевая мебель, и ящики в бюро, и маленький столик — все это было тщательно опустошено. Единственная кровать была опрятно застелена в походном стиле. Книги об убийстве и ленты, яркая модель машины и специальные журналы — все это словно исчезло. И даже оклеенная стена была совершенно голой, пустой и неприглядной. За одним исключением. Пряча револьвер, Хорриган медленно подошел к единственному оставленному фото. Д’Андреа стоял прямо за ним. «Боже», — выдохнул он.

Конечно, это была фотография Далласа: падающий, президент в лимузине, агент, бегущий к нему, и трое других, стоящих на подножках следующего автомобиля.

Голова ближайшего из этих агентов на следующей машине была обведена красным и напомнила Хорригану о снимке, который он видел прошлой ночью. Фото с красной мишенью на груди президента нынешнего.

— Почему здесь ты? — выговорил Д’Андреа. Его голос звучал сдавленно, приглушенно. — Боже, Фрэнк, ты был прав.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сам есть шоу.

В этот вечер после бесконечных разговоров с другими обитателями здания и изматывающего обследования опустевшей квартиры вместе со специалистами из криминальной лаборатории Хорриган возвращался домой на последней модели «понтиака» «санберд». У Хорригана не было своей машины. Он предпочитал общественный транспорт или всевозможные попутки.

Вглядываясь в ночь и в городские строения, проплывающие за окном, Хорриган, скорее, хотел тишины, чем разговоров. Но его молчание тревожило Д’Андреа. Молодой агент чувствовал себя обязанным начать разговор.

— Ни одного сраного отпечатка. Можешь себе представить?

Хорриган не сказал ни слова. Он знал, что найти четкий отпечаток пальца ничуть не легче, чем отыскать свою единственную женщину, но не сказал ничего.

— Брэйди заявил, что парень довольно смышлен и хорош.

Брэйди был тем самым экспертом, который обшарил всю квартиру с высоко чувствительным замысловатым лазером, выявляющим следы. И все без толку.

— Я бы не стал говорить о нем так, — заметил

Хорриган.

— Как?

— «Хорош».

Д’Андреа кивнул, глядя на дорогу. Шуршанье колес И дорожный шум убаюкивали Хорригана, он закрыл глаза. Он желал, чтобы сон пришел. Даже, если это будет тот самый сон.

— Слушай, этот парень быстро просек фишку, — заявил Д’Андреа.

— Дерьмо.

— А?

— Фишка — дерьмо, — Хорриган распрямился. — Все равно ты не сможешь предсказать, пойдет он на убийство или нет.

Д’Андреа нахмурился.

— Да… Он — одиночка, верно? Он изучил все прошлые убийства, разве нет?

— То же самое сделали большинство студентов в нашей стране.

— Фрэнк, там в Брунсвике, на одном из первых занятий нам говорили…

— Блевать я хотел на то, что они говорили.

— Черт! Так что же теперь, все в тину?

Теперь Д’Андреа загрустил и замолк, а Хорриган никак не мог поудобнее расположиться на сиденье.

Наконец, Хорриган взорвался.

— Ты думаешь, что я свихнулся или что-нибудь в этом роде?

Глаза Д’Андреа изумленно расширились, и он только выдавил: «А?»

— Ты считаешь, что я был обязан дождаться этого парня прошлой ночью, ведь так?

— Я этого не говорил.

— Бог ты мой! Я бы хотел, чтобы ты был тогда со мной, Эл. Со всем твоим громадным опытом и прочим.

— Фрэнк…

— А теперь я должен радоваться твоим маленьким хреновым подколам.

— Эй, я не сказал ничего…

Хорриган потер глаза.

— У нас есть дела более чем на 40 тысяч засранцев, которые время от времени угрожали Большому Шефу. И ни один из них ни разу не попытался этого сделать. Ни один!

— Фрэнк…

— Дьявол со всем этим мусором… Стоит только завести на него дело, как об этом сукине сыне не слышно и не видно.

Некоторое время они ехали в молчании. Хорриган разгорячился и теперь чувствовал себя неловко. Уже неподалеку от своей квартиры он указал на бар на улице К и мягко сказал:

— Паркуйся здесь. Подожди, я куплю тебе что-нибудь выпить.

Д’Андреа затормозил, но твердо сказал:

— Я должен ехать домой, Фрэнк.

— К жене и ребенку.

— Да.

— Как ее зовут? Маленькую женщину.

— Ар на на.

Звучание имени поразило Хорригана. Несколько раз он повторил его про себя, а затем произнес: «Чудное имя».

— Чудная женщина.

Он прикоснулся к плечу напарника: «Счастливчик».

Д’Андреа выпустил его из машины, и Хорриган направился в бар. Потом внезапно он переменил решение. Сегодняшний день был из числа таких дней, когда он мог потерять контроль над собой и полететь с катушек.

Поэтому он сказал: «Дерьмо» и просто пошел домой.

То самое далласское фото его лицом, обведенным красным кружком, не давало ему покоя, свербило в мозгу, тревожило и нарывало. Хорриган пробрался в свои пыльные апартаменты, сбросил пиджак, снял с плеча кобуру. Потом извлек из-за пояса наручники и дубинку и пристроил их на кофейный столик, где уже валялись несколько патронов и драгоценные футляры компактов. Он ослабил свой галстук, но не снял его и почесал шею, словно выхваченную из петли.