Смерть от тысячи ран - D.O.A.

— Вот именно!

— Это кто? — На пороге кухни, держась за Ксая, не подпускающего ее к чужаку, стояла Зоэ.

— Иди ко мне. — Мотоциклист улыбнулся и протянул девочке руку в перчатке.

Родители еще не успели отреагировать, как малышка доверчиво подошла к незнакомцу. Наклонившись, он приподнял ребенка, и его лицо исказила гримаса.

— Тебе больно? — спросила девочка.

— Да, но твои родители сейчас помогут мне, и все пройдет. — И, тихо обращаясь к Омару: — Пес хочет гулять.

Поскольку крестьянин не сдвинулся с места, мотоциклист выставил из-под куртки дуло своего «глока 19».[34]

Стефани прижала руки ко рту:

— Не причиняйте зла моей дочери.

— Собака действительно хочет выйти.

Омар схватил пса за холку. Ксай напрягся и с рычанием сопротивлялся до самой двери. Оказавшись на улице, он принялся лаять.

— Оставь ребенка.

Мотоциклист не спускал глаз со Стефани:

— Подвал есть?

Молодая женщина бессознательно перевела взгляд на закрытую дверь, соседнюю с той, через которую вошла Зоэ. В замочной скважине торчал ключ.

— Это единственный вход?

Кивок, слишком поспешный, чтобы быть притворным.

— Хорошо, а теперь ваш муж будет умницей и спустится туда.

Омар колебался. Он сжал кулаки, полуприкрыл глаза. Вены на его шее вздулись.

— Не обманывайтесь относительно моего состояния. — Пауза. — Есть всего два варианта того, что произойдет дальше. Я здесь немного отдохну вместе с вами троими. И я здесь немного отдохну без вас троих. — Рукой с зажатым в ней пистолетом мотоциклист принялся гладить Зоэ по голове.

Крестьянин вынужден был смириться с тем, чтобы жена заперла его.

— Молодцы. Я видел стойло. У вас есть скот?

— Да. То есть нет. Теперь нет.

— А ветеринарная аптечка сохранилась? — Мотоциклист покрепче ухватил девочку, которая стала вырываться, хотя и продолжала молчать.

— Успокойся, моя дорогая, все хорошо. — Стефани сделала шаг к дочери.

Дуло «глока» приподнялось.

— Аптечку.

— Она там, в мастерской.

— Принесите.

— Мать твою, черт бы тебя побрал! — Жан Франсуа схватился руками за голову. — Я ведь говорил? Черт возьми, говорил же я тебе! Я чувствовал еще вечером. — Он снова принялся ходить перед «ауди». — Надо валить отсюда. Те, кто это натворил, наверное, где-то недалеко. Мать твою, что делать будем? Эй, Симоне, что мы будем делать?

Он подошел к Каннаваро, который, стоя возле «ренджровера», разглядывал страшную картину, и дернул его за рукав:

— Давай, надо сматываться.

Неаполитанец высвободил руку:

— Спокойно! — Его резкого окрика оказалось достаточно, чтобы оттолкнуть Нери, и тот присел на капот автомобиля. Симоне надо подумать — и быстро — и расставить приоритеты. Кто, как и почему. А уж последствиями он займется позже. — Больше никого нет. — Подъезжая, они не встретили на шоссе и дороге ни одной машины. Убийца или убийцы уехали в другую сторону. — Иначе мы тоже уже были бы покойниками.

То, что они не встретили ни одной машины, еще не означало, что их с «ауди» здесь никто не видел. Но в настоящий момент нет никакого способа удостовериться в этом.

— Cazzo![35]

Потому-то он так не хотел встречи среди ночи в этом вонючем захолустье. Лучше было бы назначить ее в нормальное время в нормальном месте. Сделал кто-то этот pezzo di merda,[36] этого Хавьера! Пидор поганый! Однако теперь, если сомневаешься, хитри.

— Перчатки есть?

Нери кивнул.

— Надевай и помоги мне. — Каннаваро подошел к трупу Феито.

— Что ты задумал?

— Изменить декорации этого борделя, если все-таки кто-то видел нашу тачку. — Сейчас они оттащат подальше троих покойников и внедорожник. — Замести следы. — Симоне очень надеялся, что полицейская машина, которую они обогнали, когда ехали на место, уже где-то далеко.

— Чем дольше будем возиться, тем больше шансов, что нас обнаружат. Валим отсюда!

Каннаваро подскочил к Жану Франсуа Нери и схватил его за шиворот:

— У нас нет выбора и еще меньше времени. Так что шевели задницей, иначе я оставлю тебя здесь с этими козлами!

Каннаваро вернулся к sicario и, схватив его за руки, прикрикнул на сообщника:

— Muoviti![37]

Против своей воли Нери присоединился к нему и взялся за лодыжки колумбийца:

— Ладно, только я не поведу твой сраный катафалк.

Занятый делом, Каннаваро не ответил.

С трудом затолкав Родриго в багажник, они не дотронулись до Руано, распростертого на сиденье, с открытыми глазами и лицом, застывшим в странной гримасе. Два в корпус, один в голову. Профи. Факт, заставивший Симоне задуматься, пока они устраивали пассажиров в машине. Хавьер был усажен на переднее сиденье и укрыт найденной сзади ветровкой. В темноте отверстие на его виске, у самой кромки волос, было почти невидимым — к нему приклеились пряди волос. Каннаваро и Нери наспех протерли наиболее заметные брызги крови на стеклах и приборной доске.

— Так сойдет.

— Я весь уделался.

Каннаваро видел, что его товарищ пытается стереть кровь, но только больше размазывает пятна.

— В любом случае мы не можем их тут сторожить.

Мужчины обменялись взглядами.

— Что скажут колумбийцы?

— Я займусь доном Альваро, как только покончим с этими. — Каннаваро сел за руль «ренджровера». — А сейчас давай за мной.

Машины уехали, но прошло еще с четверть часа, прежде чем Батист Латапи осмелился встать. Его трясло. Прибывшие во втором автомобиле чуть было не застукали его, когда он решил подобраться поближе, чтобы полюбоваться на бойню.

Кое-что он видел, но не все.

Из своего укрытия Батист Латапи в свете фар внедорожника разглядел парня, который пошел отлить и вернулся с другим, взявшимся неизвестно откуда. Потом раздались выстрелы, всего семь. Батист за свою жизнь достаточно поохотился, чтобы узнать этот звук. Так что он пригнул голову, заткнул уши и закрыл глаза.

Открыв их, он различил удаляющийся звук мотоцикла. Очевидно, тот уехал недалеко. Батисту показалось, что он слышал крики, откуда-то со стороны фермы макаки. Но он не был уверен, поскольку сейчас ему больше всего хотелось взглянуть на оставшуюся позади машину. А там уже были эти двое, и он в ужасе бросился на землю. Так что теперь надо быть осторожным, раз уж появились другие чужаки.

Все они одинаковы, эти malagents.[38] Пусти одного — заявятся все. Хозяйничают как у себя дома. Michanta herba… Вполне возможно, тот парень и в самом деле притормозил у черномазого. А с чего ему тормозить у черномазого, если это не его дружок?

Некоторое время Батист Латапи предавался своей радости. Наконец-то он нашел способ избавиться от обезьяны! Он просто донесет на него жандармам как на соучастника убийства.

Он мысленно обратился к Старику, чтобы заранее поблагодарить за такой счастливый поворот событий и попросить его и впредь печься о них, и вышел из лесу. Но, спускаясь с холма к тому месту, где оставил свой мопед, Батист задумался. Если он расскажет жандармам, придется объяснять, что он делал здесь ночью. Эти олухи быстро скумекают. И заставят его говорить, донести на товарищей. И тогда те, другие, и мотоциклист прознают.

А Батист Латапи вовсе не был уверен, что ему хочется рассердить типа, способного вот так, не задумываясь, завалить троих.

Двенадцать часов спустя

Скрипнула пружина, и мотоциклист открыл глаза. Единственный свет шел от ночника над его головой. Он ощутил жесткие доски под собой, неотчетливую боль в ноге, приподнятой с помощью сложенной перины (вспомнил, что успел устроить ногу поудобнее, прежде чем вырубился), тяжесть пистолета на груди. Он отметил сочетание розового и зеленого на стенах комнаты, детскую мебель и игрушки, а также веревку, привязанную к его левой руке и поднимающуюся к кровати возле него. К девочке. Привязан к девочке.

Он на ферме, в комнате девочки, на втором этаже. На полу.

Оставил девчонку при себе. На всякий случай.

Мотоциклист приподнялся на локте. Зоэ, лежащая на боку лицом к нему, тут же закрыла глаза и сделала вид, что спит.

На ночном столике механический будильник в виде красного цветка показывал семь с какими-то минутами. Уже завтра. Слишком поздно, чтобы всех опередить. Он вспомнил о тех троих, в лесу, и впервые задумался, кто они и что там забыли. Убедительного ответа он не нашел. Не повезло им. Да и ему. Возможно.

— Тебе надо поесть.

Девочка не шелохнулась. Ночью она тоже ни разу не шевельнулась. И не плакала с тех пор, как, скрутив скотчем, он запер ее родителей в подвале. Она просто зло следила за ним, молчаливая и дрожащая от ярости. Будто уже видела что-то подобное в свои пять лет.