Зеркальщик - Кирилл Юрьевич Шарапов

монетами, Дмитрий Семенович, — улыбнулся Вяземский. — А потом еще одну интересную вещицу покажу, но сначала по денежкам поговорим. Кубышку я нашел, приличную.

— Ну, выкладывай, — возвращаясь за стол, разрешил коллекционер. — Хотя постой, давай заказ сделаем, чтобы нас больше не отвлекали.

Радим кивнул и нажал кнопку вызова официанта. Здесь, в отдельном кабинете, им никто не помешает. На этот раз была его очередь платить, традиция у них такая сложилась, оплачивать встречи по очереди.

Официант, приняв заказ, заверил, что через двадцать минут все будет готово, и исчез. Радим выложил на стол свои трофеи. О том, что кто-то войдет и увидит золотые и серебряные монеты, он не опасался, местная обслуга была прекрасно вышколена и без разрешения даже до дверной ручки не дотронется.

Дмитрий Семенович удивленно изогнул бровь, разглядывая приличную кучку монет.

— Я смотрю, удачный коп у тебя был. Не спрашиваю, где ты рыл ямы, это не вежливо, но место богатое. Ну что ж, начнем, пожалуй, с золота…

Он достал очки ювелира, потом раскрыл свой планшет, в котором у него база, и взял ближайший царский червонец с портретом Николая второго.

— Это не слишком дорогая, — изучив монету вдоль и поперек, сообщил коллекционер. — Прекрасное состояние. Предварительная оценка — шестьдесят тысяч. Но насколько я помню, ты мне подобных еще не приносил, так что, поздравляю. Давай дальше. — Он взял второй червонец. — То же самое, может, чуть меньше, насечка на ребре немного сбросит цену, но не сильно.

Вяземский улыбнулся, две монеты больше, чем на сотню тысяч, он уже отбил и потраченные на коп деньги и проведенное в поле время, а ведь это даже не десять процентов от найденного.

С третьим и последним червонцем оценщик возился куда дольше, долго сверялся со своей базой. Наконец, он отложил монету и, подняв очки, уставился на Радима.

— Поздравляю тебя, — наконец произнес он, — ты сорвал куш. Невероятно редкая монета. Она относится к царствованию Александра третьего. Выпущена в 1886 году. Не буду тебя напрягать подробностями, цена конкретно этой монеты — примерно от семисот тысяч до миллиона сто. Точно смогу сказать, когда проведу нормальную оценку. Тебе повезло, это хороший куш, в принципе я уже сейчас тебе готов дать восемьсот. Или будем искать покупателя на максимум?

— Отложим решение этого вопроса, — придя в себя от названной коллекционером цифры, стараясь, чтобы голос не дрогнул, произнес Вяземский.

Коллекционер кивнул.

— Правильно мыслишь, Дикий, никогда не торопись, мы еще и половину твоей добычи не разобрали, а я, даже не изучая, вижу пару редких монет в хорошем состоянии.

В этот момент раздался стук в дверь.

— Господин Фабер, — раздалось из коридора, — можно войти?

— Входи, — крикнул Дмитрий Семёнович, кинув на конверт с монетами газету, которую читал до прихода Радима.

Официант молча вкатил в кабинет столик, уставленный тарелками, быстро перегрузил заказанное и, пожелав приятного аппетита, удалился.

На какое-то время оценка приостановилась, мужчины ели и общались на около рабочие темы, не забыли и про политику, обсудив положение в стране и в мире.

— Продолжим, — покончив со своим стейком и расчищая место, предложил Фабер.

— Ну что сказать, Радим? Поздравляю, — прокомментировал он, когда через два с половиной часа покончил с изучением последней монеты и отложил свои специальные очки в сторону. — Это самый большой куш, который мне когда-либо приносили за один раз. Ты нашел свой клад. Только вот продать это в нашем городке будет сложно, подобное заберут в Москве или в Питере. Оценочная стоимость, найденного тобой — семь миллионов шестьсот тысяч. Но некоторые монеты нужно смотреть детальней, возможно, я ошибся, и они куда дороже, но я тебе такие деньги не дам. Не потому, что нет, есть, просто мне без надобности. Могу разве что забрать у тебя александровский червонец, вот он мне интересен.

— За девять сотен он ваш, — отойдя от названной коллекционером суммы, стараясь не выдать волнения, произнес Радим.

Фабер задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Восемьсот пятьдесят, — назвал он свою цену.

— По рукам, — согласился Вяземский, не желая торговаться из-за двадцати тысяч. — Возьметесь продать остальное?

— Конечно, — доставая из портфеля две пачки с пятитысячными и вытаскивая из одной лишнее, ответил Фабер. — Тебе сроду эти монеты не пристроить, во всяком случае, за хорошие деньги, тут нужно знать людей и рынок. Держи, ровно восемьсот пятьдесят тысяч. В расчете?

— Всегда приятно иметь с вами дело. — Убирая деньги в свою сумку, улыбнулся Вяземский. — Теперь по остальному, значит, беретесь продать монеты?

— Я же сказал, что возьмусь, — кивнул Фабер. — Мою комиссию ты знаешь.

— Пятнадцать процентов, — озвучил цифру Радим. — Давайте, фотографируйте монетки, и я вам еще кое-что любопытное покажу.

Коллекционер улыбнулся и, достав из портфеля фотоаппарат, принялся детально фотографировать каждую монету, описывая на листе бумаги видимые изъяны. Надо сказать, дело это было не быстрое, час потребовался.

Вяземский же курил, попивая уже давно остывший капучино. Поскольку оба были на машинах, алкоголь не заказывали.

— Ну, что ты мне там показать еще хотел? — возвращая Радиму его добычу, поинтересовался Фабер. — Небось, какую-то безделушку нашел и не знаешь, что такое?

— Отчасти вы правы, Дмитрий Семёнович, — кивнул Вяземский, убирая монеты в кожаную сумку ручной работы. Он выложил на середину стола завернутое в тряпку зеркало. — Не слышали ничего о подобном?

Коллекционер развернул тряпку и стал с интересом изучать зеркало.

— Стекло новое? — спросил он. — Поскольку оправа очень старая.

Радим покачал головой.

— Вы ошиблись, зеркало лежало рядом с кубышкой, содержимое которой мы с вами изучали последние три часа. Оно провело в земле не меньше сотни лет.

— Это невозможно, — покачал головой Фабер. — Зеркала со временем мутнеют, расслаиваются, и это даже при нормальных условиях, а не лежа в сырой земле. А это чистое, словно неделю назад с завода.

— И все же это зеркало с раскопа, — упрямо стоял на своем Радим, — и ему больше сотни лет. А что по оправе?

— Вот по оправе никаких сомнений нет — характерные элементы венецианских мастеров шестнадцатого века. Отличное состояние, пару сотен тысяч стоит. Но вот само зеркало… — он задумчиво уставился на свое изображение. — Доказать, что оно не новое, будет невозможно. Так что цену, о которой я