Выстрелы в ночи - Валерий Гусев

Потом участковый к правлению пошел - машину встречать, за деньгами сегодня ездили: зарплата. Машина скоро подошла. Из нее трое вылезли кассир да два дружинника (один из них - шофер) - этот порядок Андрей сразу завел и строго следил, чтобы он соблюдался, - дело нешуточное, многие тысячи трудной дорогой приходилось везти, тут риску никакого оправдания нет.

- Привет, - сказал Андрей. - Что-то вы долго сегодня. Очередь была? Как доехали?

- С приключениями, - покрутил головой Пашка, председателев шофер. - У Соловьиного болота дерево упало, прямо поперек дороги, будто кто его нарочно положил. Я даже сначала, как ты учил, задний ход дал и в машине остался, а Гришку вперед послал - он и возился с ним.

- Дерево само упало? - забеспокоился Андрей. - Не подрублено?

- Кто его знает? Я не глядел: как Гришка убрал его, так по газам и вперед. Спроси Гришку, сейчас он выйдет, деньги сдаст и выйдет.

- Ладно, сам съезжу, посмотрю. В каком месте-то?

Сваленное дерево Андрей быстро нашел - оно так на обочине и осталось. Лес тут к дороге близко подходил - с одной стороны взгорок поросший, с другой - болото. И дерево, хоть и небольшое было, всю дорогу, видно, перегораживало. Андрей комель осмотрел - и холодно ему стало: подрубленный. Причем в два приема: загодя, так, чтобы стояло дерево до поры, а потом его можно было бы двумя ударами положить, и свежие следы топора ясно видны были, будто только что рубили.

"Плохо дело, - подумал Андрей. - Может, и случайность: приглядел кто-то себе осинку, свалил, а тут - машина председателя... А может, и не так... В следующий раз сам с кассиром поеду - спокойней будет".

Холмс поднял с пола громадное

духовое ружье и стал рассматривать его

механизм.

- Превосходное... оружие! - сказал

он. - Стреляет бесшумно и действует с

сокрушительной силой.

А. К о н а н Д о й л. Записки

о Шерлоке Холмсе

17 м а я, в о с к р е с е н ь е

С утра маленький дождик порезвился. Хотя до этого он грозным притворялся - тучи бродили кругом, вдали гремело и сверкало, похолодало сильно, но ничего серьезного так и не случилось. Поганенький получился дождик - какой-то порывистый, неровный, будто его, как росу с деревьев, ветром с туч срывало - посыплется немного, пошуршит как взаправдашний, и снова нет его, опять свалится, и вновь - тишина. Так и не собрался, только настроение испортил да грязи поверху наделал, самой противной - скользкой, липучей.

Андрей после завтрака во дворе гирькой помахал, постучал в грушу, попрыгал со скакалкой и решил даже в тир сходить - гулять так гулять!

Вход в тир пока не переделывали, так все и осталось, как раньше было, - решетка вокруг склепа, а за ней - двери, кованые, мрачные, тяжелые. Сейчас все они - враспашку, и уже на улице слышны звонкие щелчки духовушек, смех, а то и крепкое словцо. Старики на эту затею ворчали кладбище все-таки, пусть и давно заброшенное, но, как говорится, последний приют страждущим, да и непростое - при церкви оно. Но молодежь это мало трогало, однако надо сказать, что хотя и провели сюда электричество, вечером, как стемнеет, народу в подвале всегда поменьше было - мальчишки в основном резвились, из самых отчаянных.

Сегодня в тире сам председатель командовал: очередь установил и пульки раздавал. Андрей сквозь мальчишек еле к нему протолкался.

- Здорово, Андрюха! - сказал Иван Макарович. - Ну-ка, огольцы, пустите милицию пострелять, пусть первый класс покажет.

Андрей выбрал фигуру "несуна" - маленького человечка с громадными лапами, в которых он тащил ящик с надписью "гвозди", - вскинул легонькое ружье и выстрелил: перед воришкой опустилась тюремная решетка, ящик с гвоздями исчез, и стало очень похоже, что человечек обескураженно разводит опустевшими руками. Кто-то засмеялся и сказал: "На Паршутина похож!"

Иван Макарович сдал свой пост кому-то из дружинников, взял Андрея под руку и повел его наверх.

- Хочу посоветоваться с тобой. Косить скоро начнем...

- А я тут при чем? - удивился Андрей.

- Дело мы одно в правлении задумали, секретное. Сейчас расскажу надо, чтобы без свидетелей.

Они вышли из тира, прошли немного по улице и сели на лавочку под ветелкой Петрухиных - она во всем селе самой развесистой была и вроде даже общественной считалась.

Иван Макарович свои длинные ноги чуть не до дороги вытянул, закурил с удовольствием и вот что сказал:

- У нас самые лучшие травы где? Правильно - на островах. А добираемся мы до них в последнюю очередь, когда перестоят и нахохлятся, если вообще до них руки доходят, верно? Педсовет тут интересное дело предлагает: вроде как боевой десант высадить туда, из пионеров и комсомольцев. Конно-шлюпочный сеноуборочный отряд, во! - Иван Макарович когда-то служил во флоте, и с той поры осталась в его характере некоторая бесшабашность и склонность к авантюрам. Правда, в отношении сугубо хозяйственной деятельности это не проявлялось, напротив, тут он был расчетливо-скуп и по-крестьянски осторожен. Цену труду и копейке хорошо понимал.

Затея тем не менее Андрею понравилась. Если все обдумать и подготовить, большая польза могла получиться.

- Бугрову я уже поручил шалаши наладить, а всадники наши на своих лошадях и косилки потаскают, и грабли конные у нас где-то еще есть. Скажи - здорово?

Тут из тира быстрой стайкой мальчишки по своим делам пронеслись. Среди них Вовка - старый приятель и помощник Андрея. Но сейчас он его даже не заметил - так был спором увлечен. Андрей только край их разговора ухватил.

- ...А я стрелял из автомата, - горячо хвалился парнишка городского вида. - У отца, на полигоне.

- Подумаешь, - отрезал Вовка. - Если захочу - тоже постреляю.

- Палкой по забору, - презрительно уточнил городской парнишка. - Кто тебе автомат даст?

- Захочу - свой буду иметь, спорим?

- В вашем сельпо купишь?

- Знаю, где достать...

Андрей проводил их взглядом, посмеялся вместе с председателем. С этим фантазером и путешественником Вовкой не только родителям, всему селу нескучно было. Парень он был хороший, но уж больно его в дальние края тянуло, на подвиги звало: то в Сибирь, на стройки, нацелится, то на зимовку в Арктику, то воевать за какую-нибудь маленькую страну - Андрей не раз его уже с транспорта снимал, не раз с ним беседовал, но никак Вовка свой характер угомонить не мог. Во все секции и кружки записался, исправно их посещал и говорил, что путешественнику все надо уметь: и верхом проскакать, и из ружья метко бить, и машину водить - знать, упорно готовился в новые бега.

Нынешней весной Андрей его со льдины снял. Пока главный лед шел, Вовка где-то свою льдину до поры заботливо прятал и в удобный момент на широкий простор вывел. На льдине палатка стояла, прорубь была сделана, колдунчик из полосатой штанины на мачте и флажок с буквами СП (то ли Северный полюс, то ли синереченский пароход, понимай, как знаешь), словом, все как положено. Сам Вовка у входа в палатку сидел и над примусом, нахохлившись, руки грел.

Все село тем временем на крутой берег сбежалось, все молча стояли и смотрели, как Вовка мимо медленно проплывал и как, поравнявшись с ними, встал и шапкой начал махать: прощайте, мол, люди добрые, зовет меня нелегкая и опасная судьба исследователя.

Хорошо, у Степки Моховых моторка уже отлажена была. Они с Андреем ее в воду бросили и догнали "исследователя". Вовкин отец тут уж не выдержал за вожжи схватился, и Вовка поклялся, что до шестнадцати лет из дома ни ногой. Никто, правда, этой клятвой не успокоился, да и сам Вовка в первую очередь. Не такая была натура, чтобы спокойно жить.

Вечером Андрей с Галкой на свадьбу пошли - Галкина подруга замуж вышла, а они у них свидетелями были.

Вышли задолго до нужного часа и не спеша прошли все село. Андрей его сильно любил - и людей, что здесь жили, и дома, что здесь стояли, - не бог весть какие затейливые, да свои, родные, и колодцы, и сады - тоже непышные, но все-таки и с яблоками, и с цветами. А больше всего он любил деревенские старые ветлы. Такая у каждого дома стояла - развесистая, уютная, похожая на добрую бабушку, а под ветлой обязательно лавочка, до лакового блеска отполированная портками и юбками. Сколько важных семейных дел обговаривалось под их ласковой листвой, сколько обсуждалось новостей и принималось важных решений, каких только сплетен не рождалось и приговоров не выносилось...

Самая приметная ветла была у Петрухиных - старше всех, пожалуй, и скамейка под ней особая, кругом ствола сделана из четырех досок. Говорили старики, что под этой ветлой первые колхозные собрания проводились, говорили также, что в ее стволе пять или шесть кулацких пуль сидело...

Одну только ветелку Андрей не то что не любил, ненавидел лютой ненавистью. Стояла она за околицей, в укромном местечке, и под ней издавна повадились собираться синереченские мужики после получки. В ее дуплистом стволе всегда хранились стаканы и даже можно было небезуспешно поискать нехитрую закуску, а густая широкая крона дерева гарантировала необходимый комфорт для "душевных бесед" в любую погоду - и в жару, и в проливной дождь.