Темные небеса - Михаил Ахманов

— Это спаскапсула с гипотермическим блоком, — произнес Марк, чувствуя, как заледенело сердце. — Вот оно что… Значит, я не добрался до «Мальты»… все же не добрался… Мой истребитель подбили, и я падал… падал на Тхар, направляя корабль к Обитаемому Поясу, к Западному Пределу, к Ибаньесу… Великая Пустота! Не помню! Я этого не помню! Хотя…

Он зажмурился и вздрогнул. Преграда в его сознании рухнула, барьер, отделявший последние минуты боя, вдруг растаял и исчез. Быть может, он сам воздвиг эту стену, не желая признать очевидное; выстроил ее инстинктивно и спрятал то, что страшило, что погружало в скорбь. Сейчас тьма Провала раскрылась перед ним, вспыхнули сотни плазменных молний, и над каменным ликом планеты закружились пылающие облака. Останки малых кораблей, фрегатов и дредноутов падали на плоскогорья Тхара, сгорали в атмосфере или, отброшенные взрывом, уносились в Провал; Великая Пустота глотала тела, разбитое оружие, куски обшивки, пластик, металл и мертвую плоть. Повсюду были враги, жерла метателей и струи смертоносной плазмы. Марк уже не слышал голос командира; связь прервалась, и только шум крови да его тяжелое дыхание разгоняли тишину. Эта битва, как и другие сражения в космосе, была беззвучной; смерть подкрадывалась на мягких лапах и молча собирала урожай.

«Ястреб» Марка сделал мертвую петлю, далекое солнце Гаммы Молота и огромный Тхар покатились по экранам, он выстрелил, и огненный шнур лазера настиг врага. Фонарь кабины потемнел, спасая глаза от ослепительной вспышки, машина вильнула, плазменные разряды пронеслись над ней, и где-то вверху, в направлении центра Галактики, вдруг стало расплываться багровое пятно. Не истребитель и не малый корабль дроми, мелькнула мысль; что-то покрупнее. Вражеский дредноут?.. Или?..

«Мальта»! То была «Мальта»! На долю секунды он ощутил агонию сотен людей, своих соратников; этот миг был краток, как промелькнувший сон, и страшен, точно видение Апокалипсиса. Затем «ястреб» встряхнуло, зажглись алые огни тревоги, и хищные тени чужих кораблей окружили его. Он бросил истребитель вниз, к планете, но фронт раскаленного облака взрыва двигался быстрей. Посудины дроми, что вились вокруг, вспыхивали точно факелы, выбрасывая смертоносные лучи; его ударило в грудь, жаркий воздух застрял в горле, ноги и поясница окаменели. Рук он тоже не чувствовал, но, став наполовину трупом, теряя сознание, все еще направлял свой кораблик — вниз, вниз, вниз, к Обитаемому Поясу Тхара, к Ибаньесу. Он еще успел разглядеть цепочку озер у экватора, зелень лесов и серые остроконечные скалы, торчавшие над деревьями, потом услышал тихий шелест гипотермического блока и погрузился в беспамятство.

Так было! Он вспомнил, соединил разорванное бытие… Но эта память оказалась горькой.

— Погибли… все погибли… — пробормотал Марк в тягостном изумлении. — Ни один корабль не смог приземлиться, и никто не уцелел… Мы потерпели поражение…

— Но ты жив! — сказала Ксения. И, будто стараясь убедить его и себя, упрямо повторила: — Ты жив, Марк! И Пьер с дядюшкой Панчо, и близнецы, и мы с Майей! Все мы живы!

Он очнулся. Секунду смотрел на свои голые руки, на шрамы, что истончались и зарастали прямо на глазах, на сдвинутую крышку саркофага. Потом повернулся к сестре и спросил:

— Майя… Это что за Майя? Та голенастая девчонка, с которой ты дружила? Помнится, их дом был на бульваре Толедо… Такая большая гасиенда в испанском стиле, с арками и витражами… Это она?

Дом, гасиенда в испанском стиле, был разрушен снарядами дроми, стены и арки рухнули, цветные стекла витражей усыпали патио, внутренний дворик, где Майя любила сидеть у бассейна, мечтая над книгой. Но это была небольшая беда; дом можно отстроить, ведь на Тхаре хватает камня, дерева и стекла, не говоря уж о роботах. Но атака врагов оказалась внезапной, и под развалинами дома сгорели мать, отец и младшая сестра. Майя спаслась лишь потому, что была в это черное утро в колледже, и когда земля задрожала и над городскими крышами встали дымные фонтаны взрывов, думала только об одном: как бы вывести детей из младшей группы в лес. Сосны, ели и заросли можжевельника подступали к самой игровой площадке, и ей повезло, удалось перебраться через открытое пространство вместе с восемью малышами. Никого не забыла, никого не потеряла! Помчалась с ними к озеру, где нашлись другие наставники и ребята старших групп — все живые, хотя и перепуганные. Но страх длился недолго; у тхаров крепкая кость, бояться они не привыкли.

В их колледже всех ребятишек спасли и вывезли в Никель, но лицей Сервантеса накрыло снарядом, и дети с учителями погибли, кто под руинами, как ее семья, а кто сгорел живьем в лицейском парке. Снаряды дроми разбрасывали струи пламени, горевшего на камне и металле, сжигавшие живое существо за несколько секунд. Через день-другой, когда Майя пришла к родному дому и увидела прах своей семьи, обугленные черепа и кости, она как будто помешалась: села в патио над тремя скелетами, стала раскачиваться словно маятник и выть. Ксения ее увела. Ксения сказала, что это сделали не люди, не фаата, не кни'лина, а монстры, которых людям не понять, и мстить этим тварям бесполезно, надо просто вышвырнуть их с Тхара. С Тхара, Роона и Эзата… Вышвырнуть их отсюда, а потом очистить каждый уголок Галактики от этих чудищ!

Так сказала Ксения. Она сильная, она из рода Вальдесов… Может быть, сильная оттого, что знает: ее родные не погибли. Марк ведь точно жив… Хотя в недавние дни они с Ксенией были в отчаянии, думали, что потеряют его… Но Марк — тхар и Вальдес; такие бьются до последнего и не спешат в Великую Пустоту…

Майя поднялась и нерешительно шагнула к двери. В округлую камеру выходили шесть тамбуров-проходов к реанимационным блокам, перегороженных массивными переборками. Лечебный центр в Ибаньесе строили столетие назад, во время Третьей Войны Провала, и укрепили капитально: стены метровой толщины, мощные перекрытия, и по всему периметру — контрфорсы и ряды колонн. Но главное, этот подземный бункер, набитый медицинской кибернетикой, с запасами лекарств и банком стволовых клеток. Удары снарядов разрушили здание, но подземелье уцелело — правда, не все компьютеры и роботы-хирурги были в исправности. Но того, что осталось, Марку хватило.

Он сейчас здесь, за этой дверью… Реаниматор отключился час назад, и Ксения сюда вошла… Вошла первой… Ее брат, ее право…

Майя прижалась ухом к переборке, но не услышала ни звука. В камере, заглубленной в грунт на двадцать метров, царила мертвая тишина. Сферический потолок, облицованный вечно светящимся пластиком, мягкие диваны и кресла у стен, низкие столики с голопроекторами и журналами… Казалось, нет в природе никаких чудовищ-дроми, нет развалин наверху и постоянного чувства голода, нет тысяч погибших и тысяч плененных; просто она ждет, когда очнется близкий друг, детская ее любовь. Вот сдвинется переборка, она войдет, улыбнется ему, и он увидит, какой она стала — не угловатая хрупкая девочка-подросток, а женщина, настоящая женщина! Ей уже двадцать два, и она…