Жена моего мужа - Дарья Донцова

– Ну, гражданочки, заканчивайте!

Макс прижался лбом к стеклу.

– Дашка, это не я! Клянусь матерью, не я! Помоги, не я!

И тут отключили телефон.

Полянский продолжал раскрывать рот, но звук не достигал моих ушей. Зрелище производило жуткое впечатление. Я сразу вспомнила дурацкий сон.

– Помоги, помоги, – беззвучно кричал Максим. Губы мужчины кривились, по щекам потекли слезы. Со всего размаха он ударил кулаком в разделявшую нас преграду. Тут за его спиной возникли охранники. Схватив заключенного, они поволокли его куда-то в глубь помещения. Оттого, что все действие происходило беззвучно, делалось еще страшней. На секунду мне показалось, что я смотрю дурной кинофильм, а кто-то отключил у телевизора звук. Но это был не придуманный триллер, а страшная реальность.

Бабы молча столпились возле меня, кто-то похлопал по плечу, кто-то пожал руку, кто-то сунул сигаретку.

– Ладно, – вздохнула самая пожилая, – давайте по десять рублей.

– Зачем? – изумилась я.

– В первый раз небось, – заключила молоденькая армянка, – учись. Сейчас соберем двести рублей и вот тут у окошка бросим.

– И что?

– А ты выходи последней и скажи разводному: «Сыночек, тут кто-то деньги забыл».

– Обязательно так говорить?

– Конечно, – терпеливо разъясняла «учительница», собирая мятые бумажки. – Вы должны говорить им «сыночек», они вам «гражданочка». А вот если в очереди с нами стоите, тогда по-другому. Я ведь вас моложе? Значит, звать вам меня нужно «доченька», парня моего возраста – «сыночек». Если одногодки рядом, то «брат» и «сестра», к пожилой обращаются – «маманя». Я же вам стану говорить «мамаша». Так здесь своих узнают – по обращению.

Она швырнула ассигнации на пол и двинулась к выходу, я покорно встала последней. Подождав, пока все тетки выдвинутся на лестницу, сделала лицо идиотки и забубнила:

– Сыночек, а сыночек…

– Чего, гражданочка?

– Глянь-ка, родименький, кто-то деньги потерял!

– Не волнуйтесь, гражданочка, – успокоил тюремщик, подбирая скомканные десятки, – сейчас отнесу в стол находок, обязательно вернем.

Весело насвистывая, парень пошел вверх по винтовой лестнице, я двинулась в противоположном направлении. Получила на выходе паспорт и в полубезумном состоянии выпала на весело гудевшую Новослободскую улицу. Вокруг, смеясь, шли радостные, по-летнему пестро одетые люди. Многие ели мороженое, становилось жарко. Толпа мирно текла мимо подворотни, скрывавшей вход в тюрьму. Рядом находилась дверь большого универмага. Я вошла в длинное, кишкообразное помещение промтоварного магазина и уставилась на зубные щетки. В голове полный сумбур. Бедный Макс! Сидит в камере, где набито сто двадцать человек, ест баланду. Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Нет, уходить из тюрьмы сейчас нельзя. Надо передать продукты.

Покурив, вернулась в Бутырку. Зал, где принимали передачи, гомонил огромной толпой. Красные, потные люди тащили неподъемные сумки. В углу стояла тетка с тетрадкой, составлялись списки на передачу лекарств. Минут десять потолкавшись среди товарищей по несчастью, я узнала много интересного. Продуктовую передачу можно отправлять раз в месяц. Общий вес – тридцать килограмм. Туда же разрешено положить: носки, трусы, мыло, миску, ложку, тапки… Записываться, чтобы сдать передачу, надо за неделю. Еще полагалось два раза в день отмечаться, опоздавших на перекличку безжалостно вычеркивают. Можно отнести и лекарства, но только российские. И для медицинской передачи существует своя очередь, тоже по списку. Потом многим заключенным передают ведро, таз и телевизор. Но эти предметы – только с разрешения начальника тюрьмы, к нему особая очередь, естественно, по другому списку. Продукты следует развернуть, разложить по прозрачным мешочкам. Дальше – больше. Сахарный песок – нельзя, кусковой сахар – извольте, мыло – пожалуйста, шампунь – ни за что, туалетная бумага не полагается, зато ученических тетрадок – сколько душа изволит. На мой взгляд, подобные правила придумали люди, желавшие тянуть деньги с родственников заключенных. Во всяком случае, я собиралась заплатить приемщице, чтобы без проблем отправить продукты.

Но тут взгляд наткнулся на вывеску «Попечитель». Ради интереса зашла внутрь небольшого отгороженного помещения и обнаружила там… магазин. Две приветливо улыбающиеся девушки – приятный контраст по сравнению с остальными сотрудниками – и горы продуктов. Но цены!

Раза в полтора выше, чем в городе. Но если купить здесь необходимое, то разворачивать не надо и в очереди стоять тоже не требуется. К тому же милые продавщицы закрыли глаза на то, что я набрала покупок аж целых сорок килограмм.

– Не волнуйтесь, – махнула рукой одна, – никто на складе перевешивать не станет, если оплачено.

Я принялась заполнять квитанцию.

– Напишите на обороте пару строчек, – посоветовали девушки, – поддержите морально.

Нацарапав ничего не значащие слова любви, я вытащила кошелек и отдала за заказ сумму, на которую обычная семья спокойненько прожила бы два месяца. Потом вышла в зал и с сочувствием посмотрела на встрепанных людей, вываливающих на столики «раздетые» продукты. Да, богатому человеку хорошо и на воле, и в тюрьме.

Глава 4

Домой явилась только к четырем часам.

– Фу, – пробормотала Зайка, дергая хорошеньким носиком, – чем от тебя пахнет?

«Тюрьмой», – хотела я сказать, но прикусила язык. Незачем пугать невестку.

– Все-таки интересно, – продолжала настаивать Ольга, – где ты была?

Но тут распахнулась дверь, на пороге появилась раскрасневшаяся Маруся, а за ней маячил поджавший хвост Банди.

– Видали дурака? – завопила дочь.

Мы уставились на мелко дрожащего мощного пса.

– Опять кошки из сада выгнали, – засмеялась Маруся, – он их до смерти боится.

Наша «коллекция» собак начиналась с пит-буля Банди и ротвейлера Снапа. Страшных псов купили специально для охраны. Но в детстве и тот и другой походили на восхитительные плюшевые игрушки. Их радостно тискали и гости, и хозяева. Результат налицо. Жуткого вида кобелины обожают всех! Специально вызванный инструктор встал в тупик.

– Первый раз встречаю таких собак, – сообщил он нам, – абсолютно послушно выполняют все команды, кроме «фас»! Озлобить их невозможно!

Так Снап и Банди превратились в болонок, основной интерес которых сосредоточен на еде. Жуют они постоянно, особенно не кривляясь: суп, кашу, мясо, чипсы, орехи и соленые огурцы. Потом один знакомый попросил нас приютить ненадолго пуделя Черри, да так и забыл про собачку. Следующим оказался английский мопс Хуч, но историю его появления расскажу как-нибудь в другой раз. Последней приехала йоркширская терьерица Жюли вместе со своей хозяйкой, няней близнецов Серафимой Ивановной. Если выстроить иерархическую лестницу принадлежащих нам животных, то на самом верху, безусловно, окажутся кошки – трехцветная Клеопатра и белая Фифина. Собаки повинуются им беспрекословно. Банди же пошел дальше всех – отважный пит-буль с акульими зубами вообще боится всех кошек. А в наш сад часто забредают бродячие киски в поисках еды. Если Снап, Черри, Жюли и Хучик делают вид, что не замечают непрошеных гостей, то Банди усаживается на пороге и отказывается выходить наружу. Задние лапы пита начинают мелко дрожать, морда принимает полубезумное выражение. Правда, точно такой же ужас он испытывает при виде работающего пылесоса, кофемолки и фена.

– Клепа, Фифа, – закричала Маня, – в саду чужие!

Наши кошки стремглав ринулись наружу. Вот уж кто не дает наглым пришельцам спуску. За окном раздались шипение, утробный вой, потом сдавленное мяуканье. В две минуты пришельцы были выдворены. Хозяйки, гордо подняв раздувшиеся хвосты, важно прошествовали в холл.

– Иди уж, чучело, пописай, – вздохнула Маруся.

Банди, боязливо оглядываясь, потрусил в сад.

– Да, – сказала Оля, – а еще говорят, что пит-буль кровожаден. Наш при виде котенка в обморок грохнется!

Аркашка прибыл только к семи вечера. Мрачное лицо сына не обещало ничего хорошего.

– Ну! – накинулась я на «Перри Мейсона».

– Единственный более или менее приемлемый вариант для него – полностью признаться и упирать на то, что совершил убийство в состоянии аффекта, – резюмировал сын.

– Ты думаешь, это он?

– Нет, конь в пальто, – обозлился Аркашка.

– Но Макс клянется, что…

– Мать, – устало вздохнул Кешка, – все преступники заявляют, что они невинны, словно младенцы! Но надо же меру знать. В данном деле отрицать что-либо глупо!

Выяснилось, что около полуночи Макс вернулся домой. Его видела соседка с первого этажа Анна Михайловна. Ночь стояла знойная, женщина никак не могла заснуть и курила на скамеечке возле дома. Вместе с ней сидела и Наташа Симонова из 22-й квартиры, гулявшая со своей таксой. По их словам, Максим приехал на джипе, загнал машину под навес и пошел в подъезд. По дороге он вежливо поздоровался с женщинами и даже перебросился с ними парой слов по поводу невероятной жары. Ошибиться дамы не могли, так как обе прекрасно знают Полянских. Не прошло и пятнадцати минут, как Макс выскочил из подъезда в безумном состоянии. Он вихрем пронесся мимо мирно болтавших соседок, вскочил в джип и умчался. Наташа заметила на брюках бежавшего большие темные пятна.