Созвездие Ворона - Дмитрий Вересов

На его лице до отъезда была спокойная уверенная улыбка человека, который нашел что-то, что искал очень давно. Американская такая улыбочка, но Татьяну Захаржевскую она не раздражала. В Берче была какая-то загадка, которая не поддавалась определению. Пока не поддавалась. Одно Татьяна знала точно — с этим человеком ей еще придется не раз встретиться.

Часть первая. Перемена участи

(Зима-весна, 1997)

Глава 1. Аризона

Тропические рыбки, сменившие акулу-людоеда в океанариуме административного корпуса Ред-Рока, вселяли надежду и на другие благоприятные перемены, и когда Павел, толкнув белую, с позолотой, дверь, шагнул в просторный кабинет главного администратора и вместо нового, свежего лица увидел розовую пластмассовую харю Джона Слайвера, на его собственном лице отразилось разочарование.

Слайвер поспешно поднялся с кресла и с улыбкой засеменил навстречу Павлу.

— Доктор Розен, доктор Розен…

— С повышением, мистер Слайвер, — сдержанно сказал Павел, пожимая протянутую руку. Прежде Джон Слайвер был замом главного и занимал куда более скромный соседний кабинет.

— Ну, что вы, док, я в этом кабинете временно, всего лишь временно. Новый шеф, мистер Дубойс, прибудет, надо полагать, после Рождества… Присаживайтесь, прошу вас.

— Благодарю.

— Ах, Рождество, Рождество… — Слайвер мечтательно закатил глазки. — Ужин у камина, свечи, индейка, чулочки над детскими кроватками … Знаете, док, я ведь родом из Нью-Гемпшира. Вот где, скажу и вам, настоящее Рождество. Островерхие ели, все припорошенные снегом, скрип полозьев — кажется, то и впрямь старый Сайта спешит на своих оленях с подарками… Не то что в этой чертовой пустыне с кактусами вместо елок. А у вас в Калифорнии бывает снег?

— Не припомню такого…

И зачем его вызвал этот толсторожий болван? Не о снеге же разглагольствовать, в самом деле?!

— Да, Рождество в кругу семьи — это те самые блаженные мгновения, когда близкие изливают друг на друга тепло своих сердец, и ты понимаешь, что ты не один на этом свете…

— А ты часом не садист, проповедник хренов? — пробормотал Павел по-русски.

— Вы что-то сказали, док?

— Так, пустяки… Не могу с вами не согласиться, мистер Слайвер.

— Друзья зовут меня Джек. — Слайвер широко улыбнулся, блеснув голубоватым фарфором. — А вам, док, тоже поди мечтается, эдак вот — с женушкой, с детишками, рядышком с нарядной елочкой… или что там у вас? Секвойи?

Павел громко скрипнул зубами.

— Да, да, я понимаю… Хоть до Рождества еще и осталась неделька, позвольте уж сейчас… — Слайвер достал из ящика стола желтый, официального вида конверт и пододвинул к Павлу. — Ознакомьтесь, доктор Розен… — Он подождал, когда Павел откроет конверт, пробежит глазами вложенный листок с печатью. — Как бывший коп, скажу вам откровенно, док, чертовски вам подфартило. Личное поручительство губернатора! Знаете, что это означает? Это означает, что вам не нужно будет трижды в неделю отмечаться у офицера по надзору. Только разик явитесь в участок по месту жительства, подпишете обязательство в назначенный день и час явиться в Верховный суд штата — и все, гуляете до… Когда повторное рассмотрение вашего дела?

— Здесь сказано — четвертого сентября…

— Восемь месяцев полной свободы, да и потом… Или я ничего не понимаю в этой жизни, или… В общем, больше вас за решетку не упрячут — если, конечно, будете себя хорошо вести.

— Я постараюсь.

Павел Розен уезжал из Ред-Рока. Теперь он был свободным человеком. Его ждала семья, Татьяна, дети… Перед отъездом решил навестить Клэр. Павел нашел ее у вольеров с птицами. Вопреки здравому смыслу ноги сами несли его туда. Но не потому, что он снова почувствовал страсть. Как ни крути, Клэр Безансон была единственным человеком в Ред-Роке, с которым у него установился настоящий эмоциональный контакт, и не проститься с ней он не мог.

Проходя мимо корпусов Центра, он с удивлением заметил, что ему почти жалко расставаться с этим местом. Вспомнились те ученые и конструкторы, которых в страшные сталинские годы сгоняли в закрытые КБ, где они продолжали трудиться. Правда, в конечном итоге работали они на свою страну. А его открытие теперь получит Пентагон, который и так с недавних пор ощущает себя единственным полноправным хозяином планеты. Не слишком ли он увлекся своими изысканиями? Только что теперь делать? Посворачиватъ шейки всем этим пташкам Клэр? Розовый фламинго, дитя заката!

Правда, эти фламинго были почему-то не розовыми, а белыми. Белыми, словно лебеди.

— Это альбиносы? — удивился он.

— Нет, — объяснила Клэр, — просто красный цвет перьев, типичный для этого вида, обуславливается веществами, содержащимися в рачке-артемии. Это обычная пища фламинго, и выращенные на другом рационе птицы становятся белыми.

— Черт, — Розен был в самом деле удивлен. — Надо же, я понятия не имел!

Фламинго прогуливались в полусотне метров от них и совершенно не обращали внимания на соседство Клэр и Павла.

«Неправильный» цвет перьев совершенно не смущал этих птиц. «В стае белых ворон никто не чувствует себя изгоем», — подумал Павел. А сотрудники Ред-Рока все были своего рода белыми воронами — на каждом висело обвинение в уголовном преступлении. В случае с Павлом Розеном оно было сфабриковано специально, ну а что касается Клэр? Неужели она действительно это сделала? Он посмотрел на ее руки. Ласковые руки, которые так много умели, но даже представить в них оружие он никак не мог.

— Ты избегаешь меня! — сказала она, повернувшись к птицам, чтобы он не заметил слез, выступивших у нее на глазах. Голос, кажется, ничем не выдавал ее чувств. Голос она умела хорошо контролировать — научилась этому во время своей непродолжительной супружеской жизни. Тогда приходилось много играть. То изображать страсть перед этим сукиным сыном, то наоборот — притворяться равнодушной, когда она слышала его оскорбления, на которые покойный не скупился. Как и всякий деревенщина.

— Я был занят, — сказал он, глядя на тех же самых птиц, чтобы его ложь не была очевидной.

Птицы смотрели на них, безмолвные свидетели. Иногда они опускали головы в воду, чтобы выловить что-нибудь вкусненькое. Павлу всегда казалось странным, что эти создания с кривыми толстыми клювами, непропорционально длинными лапами, выглядят в целом так изумительно грациозно. Фламинго были созданы гениальным художником, великим творцом; глядя на них, Розен уже не верил в естественный отбор.

Она промолчала. Все было и так ясно. И сказать больше нечего. Что бы ни пришло сейчас ей в голову, только испортило бы все окончательно. Хотя, казалось бы, — куда хуже…