Дневник. Том 1 - Любовь Шапорина

Жить как живется нельзя, невозможно. Жить надо, выполняя все положенное, исполняя все высшее, что в тебе есть; надо смотреть на брак и любовь между прочим. Так ли?

Надо ли идти против натуры – вот главный вопрос.

Следующий вопрос – дурно ли любить.

Над нами Бог, с нами Бог, буду надеяться на него, Он дал мне жизнь, дал дух, дал все, буду же брать от жизни, что дает!!

Правда ли, хорошо ли будет?

Уяснить это противоречие – и я буду очень счастлива.

1899

1 февраля. Итак, ровно ничего.

Господи, Господи, полное ничтожество – жалкий Гамлет Щигровского уезда[58]. Фразы, чудные принципы, убеждения, мысли, все видят способности, что-то ждут, и ничего.

Неужели же никогда никому и ничему не будет пользы от меня – лучше просто умереть, просто и коротко все разрешится. А ведь я думала сама, что, может быть, у меня есть что-нибудь, а оказываются только сомнения, стремления, неуверенность, нерешительность, и только.

Лучше быть бы без всех этих каких-то высших стремлений, а то видишь где-то голубое небо, где так хорошо, а сама по колено в грязи, и нет ни сил, ни умения выбраться, и ничего-то, ничего-то нет. Эх, кабы была у меня широкая да цельная натура – а то чувствую какое-то страстное желание вырваться в жизнь, на широкий простор – ан нет, точно узда надета.

Боже мой, Боже мой, помоги мне, на Тебя одного надеюсь.

10 февраля. И как мне не совестно грустить. Я хотела сказать[59]

15 мая. Сегодня кончились экзамены, следовательно, навсегда кончились наши занятия на школьной скамье – выходим в жизнь. Что-то там ждет нас? Бог весть, но я бы страшно желала одного – не отступать от известных правил, которые мне нравятся: во-первых, как говорит Л. Толстой в своем «Воскресении», – жить, веря себе, не веря другим[60]. То есть не доверять мнению большинства общества, идти всегда прямо – прямо. Господи, дай мне сил, помоги мне идти по такому пути, всегда анализируя свои действия. Это главное; нельзя жить и только жить, предоставляя себе действовать так себе, просто как влечет момент, что тебе в данную минуту весело, интересно. Только не это. Жить так и действовать так, чтобы каждый вечер душа, совесть была вполне спокойна, чтоб не было этих мучительных укоров за каждую глупость.

9 июля. Вчера нечаянно отворила Толстого на «Крейцеровой сонате»[61], и его рассуждение о любви поразило меня и вернуло опять на ту же мысль, которая уже часто занимала.

Итак, неужели это правда, неужели нельзя верить в любовь? Любовь, такая, как ее поют, неужели не существует? И я почувствовала, что это так, по крайней мере между большинством людей.

Не к чему себя обманывать, – всякое желание нравиться не вообще, а мужчине, всякое предумышленное кокетство низко, гадко, отвратительно. Желать любви, как я это прежде делала, мне показалось прямо совестным. И, подумав о всем этом, я пришла к заключению, что никогда не должна полюбить и <должна> не выходить замуж. Где-то там внутри меня мне стало грустно, но я отогнала это от себя, это все тщеславие, боязнь ridicule[62] старой девы, и это все прошло. Любви, святого чувства нет, но почему же мне как-то больно становится, когда я подумаю, что отказываюсь от нее навсегда? Да, это правда, Любовь все-таки скрашивает жизнь. Пусть она иллюзия, но коли без нее так пусто, значит, она, как и поэзия, должна существовать.

В «Крейцеровой сонате» Толстой пишет – любовь животное чувство (отвратит)[63]. Но рассуждаю так: Человек – животное, у него и инстинкты таковы. Но как и все мельчайшие из инстинктов человек скрашивает, возвышает своим разумом, анализом, мыслью. Поэтому страсть может быть присуща лишь людям грубым, низменным. Вообще все люди, по-моему, по отношению к чувству могут быть разделены на высших и низших. Первых, в особенности между мужчинами, страшно мало. Из всех виденных мною молодых людей, мне кажется, один Ш. принадлежит к высшим во всех отношениях.

Полюбить можно и из низшего; это очень легко, но я наперед отказываюсь от такой любви. Совсем. Правда.

Сегодня приезжая баба сказала с насмешкой: «Хорошо вам, барышни, прогуливаться». И правда, надо что-нибудь делать, работать. Эх, кабы на медицинские курсы – это моя мечта. Что же делать?

Боже мой, что делать?

8 сентября. Странное впечатление произвело на меня чтение «Что делать?»[64]. Манера писать, слог меня все время раздражали, это не роман, не действительная жизнь. Все эти люди – отвлеченные идеи и теории, которые не могут интересовать читателя как люди. Идеал человека Рахметов[65]. Что же представляет он из себя? Это человек добрый, честный, благородный, не дающий воли никаким порывам своей натуры, обуздывающий ее вполне, живущий исключительно для других, и не столько для других, сколько для идеала; этот идеал улучшение состояния человечества. Задача велика. Он по мере сил исполняет ее и за 40 лет до Нехлюдова отрешается от собственности. Это все отлично и в общем мне нравится. Но все-таки мне кажется, что это что-то не то. Что же надо? Быть может, я с этим не соглашаюсь только потому, что это слишком высоко для меня, но мне кажется, надо жить проще. Не надо затевать перевернуть мир или улучшить человечество, а создать себе небольшой круг деятельности и здесь приносить большую пользу. Если бы все стали так делать, человечество бы много двинулось (как сегодня я слышала один солдат рассуждал: «Кабы мы все хорошо жили, на что бы нам государь был?»). Но опять-таки, без сильных людей, хватающих через край, быть нельзя – они все-таки со своими и ошибками и неудачами стоят неизмеримо выше других и двигают других. Опять я в противоречии, и никогда из них не выйду; что же мне делать?

Что же касается других лиц, то мне прямо было смешно, как ловко устроилась их жизнь с самого начала. Затем разошлись. Каждый совершенно спокойно нашел себе пару, и потом опять сошлись. Все не жизненно, но в общем что же делать? А вот: надо работать умно, равноправно, с отдыхами, одним словом, вести нормальную здоровую жизнь. Это удел порядочного человека. Жаль только, что Чернышевский не поставил своих героев в более обыкновенные условия, с мелочами каждодневной жизни, т. к., мне кажется, такая счастливая безоблачная жизнь немыслима; вообще, все это утопия.

За что мне приняться?

Мне очень хочется поступить на медицинские курсы, хотя и пугает и 5 лет учения, и работа, и боюсь, хватит ли способностей. А ведь как хорошо иметь почву под ногами, а не ждать у моря погоды. Ужасно я за себя боюсь, боюсь влюбиться с непривычки. Я, между прочим, кажется, очень люблю одиночество, согласна с Лопуховым[66] на этот счет.

11 октября. До сих пор ничего не сделано, это ужасно, прямо ужасно. А вместе с тем как мне хочется заниматься, учиться. Нет, окончательно я люблю одиночество и стремлюсь к нему.

15 ноября. «Знание прекрасного есть истинный путь и первая ступень к познанию вещей хороших и тяжких, и законы, жизнь и радость красоты в материальном Божьем мире составляют такую же вечную и священную часть творения, как в мире духовном добродетель, а в мире ангелов Богопочитание», – говорит Рёскин. По-моему, красота во всех ее проявлениях есть лучшее средство для того, чтобы пробудить в сердце человеческом все высшее, что так часто дремлет, если совсем не спит. Не знаю, может быть, такое чувство слишком субъективно, не думаю, но ничто так не действует на меня возвышающе и облагораживающе, как впечатления прекрасного – зрительные или слуховые, зрительные даже, пожалуй, более действуют на благороднейшие стороны души. Пение я обожаю, когда я слышала Шаляпина, я вся дрожала; и вообще музыка, известная, страшно на меня действует: она пробуждает массу каких-то неясных желаний, туманных и щемящих сердце, – впечатление получается не совсем цельное и не чисто эстетическое. Мне кажется, музыка скорее действует на физическую природу человека. Красота же, которую мы видим, если она в самом деле велика, действует исключительно на духовные чувства. В особенности красота природы в непосредственном созерцании.

Дж. Ст. Милль: «Лучше быть недовольным человеком, чем довольною свиньею, неудовлетворенным Сократом, чем довольным дураком… Много людей, которые в молодости с энтузиазмом бросались на благородное, потом, по мере того как вступали в лета, становились апатичными, себялюбивыми. Способность к благородным чувствам в большей части натур – очень нежное растение, которое легко гибнет не только под враждебными влияниями, но даже за недостатком ухода; у большинства молодых людей эта способность исчезает очень быстро, если занятия, к которым предназначает их положение в свете, и общество, в котором они вращаются, не возбуждает ее к постоянной деятельности».

Неужели же и мне придется когда-нибудь перечесть эти строки и понять, что они относятся ко мне, что и я погибла. Господи, Боже мой, неужели так и пройдет жизнь и я опущусь, погрязну, не сделав ничего. Я это пишу, и у меня слезы горло сдавливают, что же будет потом. Хоть бы был один человек, у кого спросить совета, но ведь нету, нету нигде. Все они – и мама, и Леля – скажут: от самой зависит и т. д. и т. д.