Итоги № 40 (2013) - Итоги Итоги

Откровенно говоря, наши силовики тоже подвели. Но, к сожалению, закон есть закон. Несмотря на то что Руцкой оказался таким несостоятельным, нам его нельзя было обойти. Он принимал решения о том, кого назначить ему в замы, «помы» и т. д. Мы были связаны, потому что руководствовались законом. Мы же упрекали в незаконных действиях Ельцина и не могли обойти ту же статью Конституции, требовавшую от нас считаться с исполняющим обязанности президента. Тем не менее все шло к нормальному завершению. Если бы люди расположились, как мы планировали, по периметру Белого дома, то у команды Ельцина ничего бы не вышло. Они уже были напуганы. Готовились к бегству. У Финляндии уже запросили визу неофициального въезда для Ельцина, два самолета уже были готовы.

И в этой обстановке Руцкой повел людей куда-то на окраину! Я вышел на крыльцо, смотрю, никого нет, кроме кучки женщин с детьми. Кстати, если бы люди Ельцина не были в таком страхе, то могли бы в тот момент роту милиционеров прислать, меня забрать и захватить Белый дом. Власть просто валялась на улице! Ни солдат, ни милиционеров. Даже у наших дверей стояли по одному, по два безоружных милиционера. Пожалуйста, заходите, делайте, что хотите! И не надо было никого расстреливать, разрушать прекрасное здание, а потом 500 миллионов долларов тратить на его ремонт. Без единого выстрела приходите и все забирайте…

После захвата Белого дома начались грабежи. В Белом доме было очень много ценных вещей. Когда разрушился Советский Союз, подарочный фонд Верховного Совета СССР я присоединил к своему. Там на 10—15 миллионов долларов ценных вещей: золотое оружие, посуда, картины. Когда я выезжал с официальными визитами за рубеж, то мне было жалко вывозить для подарков такие ценные предметы культуры. Я говорил: да, они в моем владении, но это не моя собственность, так что давайте что-нибудь поскромнее. А мародеры все это разграбили. Да как хитро! Подогнали подъемный кран и через окно на шестом этаже все вытащили.

— Тяжело далось решение о капитуляции?

— Очень тяжело, но надо было спасать людей. Пришли ко мне офицеры из «Альфы», прямо сказали: «Руслан Имранович, вы как председатель Верховного Совета выполнили свой долг полностью. Мы, офицеры, считаем, что до конца. Единственный, к кому нет претензий, это вы. Дайте приказ о добровольном выходе людей из здания. Мы оружие применять против парламента отказались — позже, видимо, сами понесем наказание. Но дайте приказ своим депутатам. Мы хотим вас спасти, без нас вас уничтожат». Честно сказали.

Хотя я вообще-то не предполагал при всех условиях, что меня оставят в живых. Но бог миловал. Меня он спасает в разных ситуациях — много было покушений, и в тюрьме меня травили. Но там начальник тюрьмы и главный врач вместе с охраной действовали очень слаженно, четко — они меня спасли, я им признателен. Кстати, после моего освобождения все тюремное начальство было отправлено в отставку из-за симпатий ко мне и моим соратникам.

— Выйдя из тюрьмы, вы занялись чеченским миротворчеством. Почему ваша миссия не принесла успеха?

— Считаю, что вся ответственность за начало первой чеченской войны лежит на Кремле. Когда там увидели, насколько я популярен на Кавказе, что Дудаев уже фактически капитулирует и все его военачальники присягнули мне на верность, то они испугались. Так называемые демократы стали ездить туда, в Чечню, встречаться с Дудаевым, вести какие-то переговоры. Затем они сообщали Ельцину: Хасбулатов станет там президентом и снова объявит вам войну. Его опять так напугали, что он сказал: все что угодно, только не допустить Хасбулатова к власти. Я тогда пригласил военных и гражданских начальников в Толстой-Юрт, где был расположен штаб миротворческой группы, и сказал им: я не претендую ни на какую власть и даже в Грозный не войду, только не начинайте войну. Организуем выборы, и я уеду в Москву. Я даже за границу готов уехать. Мне тут же выписали заграничный паспорт. Счастливого пути, мол. Я говорю: подождите, я же не сказал, что сегодня уеду, давайте все-таки решим этот конфликт, без меня вы его не решите мирным путем. Но пока я его решал мирным путем, они послали на Грозный свое так называемое ополчение, и его с позором разбил Дудаев. Вот так все и получилось.

Когда началась война, я обратился к гражданам Чечни, сказал, что теперь, когда пушки заговорили, мне тут делать нечего и я уезжаю в Москву. Вместо того чтобы использовать мое влияние на Кавказе для установления прочного мира, меня уничтожили. Тогда была реальная возможность не допустить всех последующих трагических событий…

Раньше, когда была жива моя мама, я часто бывал в Чечне, даже во время военных действий, сейчас — реже. После того как в конце февраля 1994 года я был выпущен из «Лефортово», я прибыл в Грозный прежде всего для того, чтобы увидеться с матерью, близкими и родными. Тогда мне родственники и друзья купили большой красивый дом. В ходе второй войны он был разрушен, и у меня там сегодня ничего нет.

— Оглядываясь назад, не жалеете о том, что решились на жесткое противостояние с Кремлем?

— Жалею, конечно.

— Собственно, Борис Николаевич предлагал конституционную реформу, и эта идея витала в воздухе: Конституцию действительно надо было менять. Не противились бы — смогли бы переизбраться, а возможно, и стать лидером крупнейшей фракции.

— Да кто был против конституционной реформы? Ельцин сам был председателем Конституционной комиссии. Он на Съезде народных депутатов предложил проект Конституции, и съезд его одобрил.

Я ему неоднократно говорил: дайте же наконец проект своей Конституции! Но он уходил от этого вопроса. А после того как был уничтожен СССР, вообще отказался от этой идеи: захотел установить для себя диктаторские полномочия. Отказавшись от Конституции, которую сам же предлагал съезду, захотел установить другой порядок, который ранее сам осуждал. То есть сосредоточить всю власть в стране в руках президента, включая назначение судей, губернаторов, членов правительства и т. д. Хотя прямо об этом не говорил: кто бы позволил ему стать диктатором в те времена? Верховный Совет, съезд, сделавший Ельцина президентом и сто раз его выручавший? Ему даже демократы прямо говорили: вы что, хотите над всеми царствовать? Когда я увидел, к чему все идет, то прямо сказал: «Борис Николаевич, мы, наверное, в новой Конституции сделаем должность президента представительной». Но этого не произошло. В результате в сегодняшней России имеются две исполнительные власти с предельно высокими полномочиями: президент и правительство, а рядом с ними где-то существуют Госдума и Совет Федерации. Это ненормально: исполнительная власть должна быть одна, и ею должно быть федеральное правительство.

Кстати, я и Ельцину описывал свое мнение. Он спрашивал: «А как быть со съездом?» Я отвечал, что в стране, конечно, не должно быть «двугорбого» парламента, но главная проблема с исполнительной властью. Говорил: «Перед кем ответственно правительство, непонятно — то ли перед вами, то ли перед парламентом. Но составить нормальную Конституцию можно лишь при условии, что вы не будете претендовать на абсолютную власть. Давайте вспомним, что мы с вами обсуждали до того, как вы стали президентом, каким нам представлялось будущее страны, ее Конституция, принципы правления». Он отвечал: «Да, да, все помню, так и будем делать».

…Конечно, я поломал и карьеру, и все, что угодно. Может, и надо было как-то приспособиться. Но как приспособиться, если всю жизнь руководствовался другими принципами? Не стыдиться за свои действия перед людьми — это для меня было, откровенно говоря, более высоким ориентиром и критерием, чем понравиться Ельцину.

— После октября 1993-го с Борисом Николаевичем виделись?

— Нет. Он как-то прислал ко мне одного ответственного товарища, тоже моего бывшего сослуживца. Пришел ко мне домой с женой, такой обрадованный, и говорит: все, я договорился. Ельцин сказал, что на любую должность вас может назначить, кроме премьерской. Но он просит дать ему небольшую бумагу, в которой вы частично признаете свою вину. Я ему: слушай, а без этой маленькой бумаги он не может меня назначить на любую должность, кроме премьера? Он: вы опять со своим юмором…

— Часто вспоминаете события тех дней?

— Часто, к сожалению. Эти события настолько тяжело отложились на моей судьбе, моей семье, близких, друзьях, что не отпускают. Ведь я же готовился к политике четверть века, и в один день Ельцин мне испортил всю жизнь. И мне, и стране. Я считаю, что трагедия 1993 года принесла в Россию войну со всеми ее сегодняшними последствиями. Они — порождение политики Ельцина.

— О чем мечтаете?

— Достойно прожить то время, которое мне отпущено Всевышним. Слава богу, в целом я сохранил к себе уважение людей — и наших, и за границей. Накануне вот недавно был в Израиле по приглашению одного из местных университетов. В Тель-Авиве только прибыл в аэропорт и прошел КПП, как ко мне вдруг подходит такой рослый еврей моего возраста и говорит: «Извините, вы Хасбулатов?» Говорю: «Да». Он: «Руслан Имранович, позвольте пожать вам руку». И везде, где бы я ни был, кто-то подходил и говорил: «Руслан Имранович, вам помочь?» Это происходит часто — и в Москве, и в других городах России. Я благодарен людям, сожалею, что не сумел обеспечить их более благополучную жизнь двадцать лет тому назад.