Импровиз. Сердце менестреля - Владислав Русанов

А может быть, это выход? Неважно, каким образом – умереть от удара шпаги, направляемой рукой Ак-Карра из Дома Жемчужного Нарвала, на плахе в здешнем замке, в пыточном подземелье короля Браккары. Он уйдет… Ланс альт Грегор больше не будет бродить по землям двенадцати держав, поскольку скитаться, осознавая, что где-то далеко, в Аркайле живет девушка с глазами цвета прохладной морской волны, живет, даже не вспоминая о нем, он не сумеет. Пусть она найдет свое счастье. Молодой супруг из богатого и именитого Дома, куча детишек, тихая и размеренная жизнь… И если когда и вспомнит этот бал в осеннюю непогоду, седоватого менестреля, глупый скандал, то лишь с улыбкой. Пусть улыбается, ей идет улыбаться. Пусть забудет его.

В дверь даже не постучали, а, похоже, поскреблись.

Наверное, принесли обещанный Регнаром поздний ужин и вино.

– Да.

Тишина.

Странно, но прислуга в замке свое место знала. Хороший гофмейстер сейчас у прана Лазаля. Как его, кстати, зовут, из какого Дома?

– Открыто, – не оборачиваясь, бросил Ланс. – Заноси.

Дверь скрипнула. И снова тишина.

Да что же это такое? Слугам требуется особое приглашение?

Начиная закипать, альт Грегор оглянулся через плечо.

У дверного косяка стояла она. Испуганная, бледная, тонкая, как молодая ива, и невыразимо прекрасная.

– Рена… – прошептал менестрель.

Она не ответила, только моргнула. Пушистые ресницы упали и взлетели, подобно крыльям ночного мотылька.

Ланс и сам не заметил, как оказался у ее ног, на коленях, прижимая нежные пальцы к губам, а потом к щеке. Время замерло. Он не думал ни о чем, ощущая лишь стук крови в висках, запах аркайлского ландыша и неземное блаженство.

Вечность прошла или кануло несколько мгновений, менестрель не понял. Вдруг что-то горячее капнуло ему на висок. Ланс поднял глаза. Реналла из Дома Желтой Луны стояла вытянувшись в струнку, не шевелясь и, как казалось со стороны, не дышала. Только дорожки слез блестели на щеках. Ему безумно захотелось высушить их губами, потом прижаться к ее алому рту, высказать все обуревавшие его чувства, предложить бежать куда-нибудь прямо сейчас. Куда глаза глядят, на край света, за Карросские горы, на остров Айа-Багаан… А вот и нельзя. Княгиня Зохра обещала украсить его головой самую высокую башню своего замка. И ледяные пустоши за горами вовсе не то место, куда следует тащить за собой этот едва распустившийся цветок. Тем более бежать, наплевав на дворянскую честь. Ни один мужчина из Дома Багряной Розы не бегал от опасности. Может, потому-то и остался он один, последний?

– Не нужно плакать, Реналла, – прошептал он. – Вы разрываете мне сердце на куски.

Она кивнула, но слезы продолжали сбегать ручейками, сверкающими бриллиантами задерживаясь на удивительно длинных ресницах.

– Не бойтесь, – продолжал Ланс. – И ни о чем не сожалейте. Мужчинам иногда приходится позвенеть сталью, пустить друг другу кровь. Без этого они перестают чувствовать себя мужчинами. Даже такие старые развалюхи, как я.

Полные губы чуть шевельнулись.

– Вы совсем не старый, пран Ланс, – скорее догадался, чем услышал он.

– Нет, дитя мое. Я стар. Стар и изношен, как смычок деревенского фигляра. Но я благодарю судьбу за нашу случайную встречу, за тот миг счастья, которое я ощущаю, когда вижу вас. Благодарю Вседержителя, даровавшего мне эту удачу в конце жизненного пути. Вы – чудо, вы – звезда, которая будет направлять меня весь отведенный мне остаток дней, как ведет морехода сияющая Северная Королева.

– Не надо…

– Что не надо, звезда моя? Впрочем, вы правы, не стоит. Жалких слов недостаточно, чтобы описать безумство чувств, завладевших моей душой. Возможно, магии музыки удалось бы преуспеть там, где бессильна человеческая речь, но время за полночь и замок спит… – Альт Грегор виновато развел руками. Вернее, одной рукой, поскольку не мог позволить себе выпустить хотя бы на миг ее пальцы.

– Все говорят, что вас убьют, – промолвила девушка, взмахнув ресницами.

– Пустая болтовня, досужие сплетни, – усмехнулся как можно убедительнее менестрель. – Я же говорил вам, мужчинам иногда свойственно совершать глупости. Но самая большая из них не стоит и самой малой вашей слезинки, прана Реналла.

– Они говорят, что убьют вас все равно, победите вы или нет.

– И что с того? Если мне суждено умереть, то я умру счастливым. Я видел неземные глаза, я стоял рядом с небесной красотой… Я счастливее всех мужчин двенадцати держав, вместе взятых.

– Я не хочу, чтобы вы умирали, пран Ланс.

Он задохнулся от одной только призрачной надежды на взаимность, но зарычал внутренним голосом на самого себя: «Помни, кто она, а кто ты, старая рухлядь».

– Я не умру. Я выходил сухим из воды и не из таких приключений. Прошу вас, не плачьте. Ваши губы созданы для улыбки. Улыбнитесь, прошу вас. Давайте весело встречать насмешки судьбы. Не велика ли для нее честь повергнуть в грусть прекраснейшую девушку двенадцати держав? – Альт Грегор склонил голову и прижался губами к тонким, подрагивающим пальчикам, мечтая только о том, чтобы время вновь замедлило бег, а то и вовсе остановилось, как течение северных рек, скованных зимней стужей.

– Прошу вас, пран Ланс, не умирайте, – прошептала она. – Останьтесь жить. Ваша музыка… Нельзя лишать мир такого волшебства.

– Только музыка? – горько вздохнул он.

– Не только… – Девушка отвела взгляд. – Вы… Пообещайте мне, что вы не умрете.

– Но… – Он хотел сказать: «Как же честь?» – но оборвал себя на полуслове. Какая, к болотным демонам, честь? Разве может она идти в сравнение с возможностью хотя бы еще раз в жизни увидеть эти глаза – смарагд, отразивший сияние небес, прибой, накатывающийся на прибрежные скалы, сверкающий блеск на сколе благородного берилла? – Реналла, звезда моя, все, что вы пожелаете. Прикажете умереть – я умру, прикажете жить – я буду жить. Прикажете…

– Живите. Я не приказываю, я прошу вас, умоляю… – Девушка сделала попытку упасть на колени, но Ланс, вскочив, удержал ее, обхватив тонкую талию. Не сдержавшись, легонько тронул губами черную бровь и вновь замер, всерьез опасаясь сойти с ума от счастья.

– Реналла… Я буду жить. Клянусь тремя десятками поколений моего Дома, клянусь бессмертной душой и вечным посмертием. Не слышать мне больше музыки, если я нарушу свою клятву.

– Не надо… Я… Живите, пран Ланс. – Девушка вывернулась из его объятий, ослепив напоследок улыбкой и ямочками в уголках рта.

– Увидимся ли мы еще, Реналла?

Она молчала, пятясь к двери.

– В любом случае я благодарю судьбу, что свела меня с вами, – негромко проговорил Ланс, вспоминая все свои сомнения, все доводы рассудка, но клокочущее чувство заглушило их все без остатка.

Менестрель опустился на левое колено, прижав кулак к сердцу, и стоял, пока не скрипнула дверь и легкий шорох шагов не стих в темном коридоре дворца герцога Лазаля.

Он упал на постель Регнара, не снимая сапог, и лежал так, наполовину бодрствуя, наполовину погрузившись в несбыточные мечты, пока не пришел Коэл.

– Упаси нас Вседержитель иметь в друзьях безумцев, – пробормотал командир стражи. И добавил чуть громче: – Браккарцы согласны на бой до первой крови.

– Пускай, – ответил Ланс. – Плевать… – отвернулся к стене и заснул как убитый.

Пробуждение было стремительным и мгновенным. Для бойца, пережившего больше полусотни дуэлей, впрочем, неудивительно.

Осунувшийся Регнар с мешками под глазами налил в кубок и протянул Лансу сосуд.

Менестрель пригубил.

– Вино?

– Красное, сухое. Чтобы руки не тряслись, старый ты дурак.

– Может, и дурак, но совсем не старый, – ответил Ланс, вскакивая и делая несколько взмахов руками для разминки. – Только шпага? Или шпага и дага?

– Шпага. Давай шевелись.

Роща за герцогским замком плакала с каждого листочка. Прошедший ночью ливень пропитал землю, пропитал гравий дорожек, смочил кору деревьев и рыдал, опадая последними каплями с каждого листка.

Капитан Дар-Тан тер Везил из Дома Серебряного Дельфина отделился от смутно различимой кучки людей на дальнем конце утоптанной площадки.

– Итак, мы желаем подтвердить условия поединка. Бой до первой крови. Дуэлянты используют только шпаги.

– Истинно так, – ответил Коэл.

– Об извинениях, как я понял, не может быть и речи.

– Не сегодня.

– Тогда я приглашаю соперников.

– Мы готовы.

Широкие ладони Регнара сжали плечи Ланса.

– Давай, дружище. Мы молимся за тебя.

Менестрель отстегнул перевязь, отдал шпагу Коэлу, сбросил дублет. Тонкое полотно рубашки тут же пропиталось сыростью и прилипло к телу. Ланс натянул черные перчатки, тщательно расправил складки, сжал и разжал кулак. Бой – это не музыка. Глупо погибать, если рукоять вывернется из вспотевшей или смоченной кровью ладони.

Его противник тоже скинул короткий плащ-епанчу, оставшись в долгополой рубахе навыпуск, скрывавшей очертания фигуры.