Таинственный рыцарь и грустная курица - Усольцев Андрей Николаевич

Снимался у нас как-то в Питере фильм «Шерлок в России» (в главной роли Максим Матвеев). Там был такой эпизод… находят в развалинах дома разложившийся труп, ну и Шерлок Холмс его обследует. Роль трупа, конечно, исполнял кто-то из наших — актёров второго плана. Его (актёра) долго, часа четыре гримировали… в рот ему положили большого мадагаскарского таракана… живого, конечно. И вот, мотор. Камера. Начали.

К трупу подходит Шерлок Холмс, наклоняется и через лупу рассматривает обезображенное лицо мертвеца, указательным пальцем касается подбородка… у покойника открывается рот и оттуда выскакивает таракан, быстро бежит по руке Холмса. Шерлок Холмс небрежно щелчком сбрасывает таракана со своей руки. Потом обмакивает свой палец в слизь, подносит к носу, нюхает и говорит:

— Судя по запаху гнойных масс покойный за три часа до смерти имел половую связь с блондинкой, не менее трёх раз.

— Как вы узнали об этом, Холмс?

— Элементарно, доктор Ватсон (актёр Владимир Мишуков), по запаху…

Было шесть дублей, после каждого дубля трупу в рот нового таракана закладывали. Ему (нашему трупу) заплатили три с половиной тысячи за этот эпизод. Наверное, противно играть разложившийся труп с живым тараканом во рту, но за три тысячи, думаю, любой бы согласился.

А, вот ещё был случай. В октябре две тысячи восемнадцатого года снимался я в проекте под рабочим названием «Мечтатели» («Марафон желаний»). Фильм уже вышел. Главные роли исполняли Кирилл Нагиев и Аглая Тарасова. Съёмки проходили в аэропорту Пулково, в одном из многочисленных залов ожидания.

Главная героиня у билетной кассы знакомится со своим будущим мужем или просто будущим хахалем, но пока она об этом ничего не знает, а он тем более ни о чём не догадывается. И она, видимо, от избытка чувств при виде его падает в обморок и ударяется головой о бетонный пол. У ней начинаются глюки. Пробегают мимо неё болельщики Зенита, медленно проходит динозавр… актёр Панкратов-Черный. Нет… Панкратов-Чёрный — это был не глюк. Артист действительно улетал в Москву и проходил мимо съёмочной площадки. Со мной стояли актрисы второго плана. Нас только что бригадиры распределили в кадре. Ждали команду «массовка, живём», «начали». Оборачиваюсь, нет никого. Моих партнёрш словно ветром сдуло, они все побежали фотографироваться с Панкратовым-Чёрным. Раздался громкий голос бригадира, это был Лёня Толмач:

— Назад… На исходную-ю…

Жаль, на монтаже сцену с динозавром и болельщиками Зенита вырезали. Я там был крупным планом с Людмилой Зариповой, одной из моих постоянных партнёрш по съёмкам.

Смена была ночная, аэропорт был почти пустой, но всё равно палатку с буфетом поставили на улице, метров за двести от здания аэропорта, поэтому многим не пришлось бесплатно чаю попить. Далеко… не набегаешься.

Нет, некоторые ходили к буфету, набирали в карманы сушек, потом потихоньку хомячили втихушку прямо на съёмочной площадке. Обедали мы, актёры массовых сцен, у палатки, под открытым небом. Шёл дождь, многие отказались от обеда, греча (так говорят питерцы) и две сосиски остались невостребованными, их домой себе на ужин забрали холостые мужчины.

Среди актёров второго плана, как ни странно, много одиноких мужиков, за пятьдесят, неухоженных, пьющих. Актрисы массовых сцен (одинокие женщины элегантного возраста) посматривают на них с интересом. А вдруг мужичок сгодится на что-нибудь. Чем чёрт не шутит, когда бог спит. Может, он (мужичок) ещё и способен совершить «подвиг», показать женщине, что есть у него порох в пороховницах, а в штанах «рабочий инструмент».

— Писатель, вы меня не поняли. Когда я говорил, что меня интересуют необычные люди, я имел в виду не подвиги в постели ваших актёров, неспившихся гениев и зрелых разведёнок, а настоящих придурков, по которым психушка плачет.

— Полковник, вы дослушайте меня до конца… Съёмки у нас затянулись. Съёмочная группа стала перестраиваться, готовить оборудование для снятия второй сцены. Актёрам массовки объявили перерыв. Я сижу в зале на полу (народу много, сидеть негде). Рядом со мной приземлился мужичок, амээсник из новеньких.

— Лавр, — так он мне представился, — это меня в честь дедушки назвали.

Лаврентий стал рассказывать мне о своей нелёгкой холостой жизни, о себе, о маме. Кстати, он пришёл сниматься с мамой. Ему сорок пять лет, ей чуть за шестьдесят. До конца перерыва остаётся минут двадцать, наш разговор с Лавром плавно переходит на какие-то возвышенные темы о мироздании, о космосе, о пришельцах. Мне было с ним интересно. Я ещё подумал, какая у него правильная речь и такое приятное лицо, он наверняка нравится женщинам. Вдруг Лавр замолчал, его взгляд стал отсутствующий и направленный сквозь меня.

Я с интересом смотрел на него. Что дальше? Лавр поковырялся в носу, вытащил оттуда что-то большое и зелёное, внимательно оглядел это и вытер палец о кофточку девушки, которая сидела к нам спиной и спала. С таким же отсутствующим взглядом он поковырял в другой ноздре, так же внимательно осмотрел, что он достал, потом положил это в рот и съел. Сейчас он походил на идиота: рот его приоткрылся, губа отвисла, изо рта закапала слюна… Но вот прошло ещё какое-то мгновение. Он вновь изменился: все мышцы лица у него напряглись, на скулах нервно забегали желваки. Взгляд стал острым и неприятным. Мне стало не по себе.

— Ты какую защиту используешь от прослушивания? — спросил он меня. — Вот я употребляю фольгу от шоколада. Он снял фуражку, она изнутри была выложена тройным слоем серебристой бумаги.

— Так меня никто и не прослушивает, — заблеял я испугано.

— Почему? Может, ты тоже из этих. Он не стал уточнять из каких. Взгляд его стал ещё злее, на скулах забегали желваки.

— Что ты! Я простой деревенский парень, от меня даже навозом пахнет. Я сунул ему под нос свою руку. — На, сам понюхай, убедись. И мысли у меня обыкновенные… Где бы выпить найти… кого бы трахнуть… Так чё меня прослушивать-то, следить за мной. А если будут мои мысли читать, то я тогда тоже, как ты, голову фольгой обмотаю.

Он успокоился и вновь заговорил о неведомых мирах, о красивых людях, пришельцах из созвездия Гончих Псов, но я его уже не слушал. За короткий промежуток времени я увидел в нём разных существ. В его теле одновременно жили три человека. На моё счастье раздался зычный голос бригадира:

— Перерыв окончен. Все на съёмочную площадку. Встаём на исходные, как стояли в первой сцене…

Писатель замолчал, потом горестно вздохнул, наконец он мотнул головой, словно отгоняя от себя горестные мысли и сказал:

— Вот я рассказал вам всё это, полковник, а сам думаю: услышали бы меня мои друзья-актёры, обрушили бы они гнев на мою голову… справедливый гнев. «Ты позоришь всех актёров второго плана. Что, по-твоему, все актёры придурки?..». А, вы знаете, полковник, есть среди них очень умная девушка. А какая она красивая…

— Хорошо, — перебил контрразведчик писателя, — эту красивую историю про свою любовницу вы мне попозже расскажете. А сейчас ответьте мне на один вопрос… половые извращенцы среди вашей братии актёров есть?

— Про гомосексуалистов рассказывать?

— Про гомиков мне пришлёте письменный отчёт в виде рассказа. Опубликуйте его (рассказ) в ВК на своей страничке.

Писатель задумался, вспоминая разные случаи, происходившие на съёмочных площадках. Он перебирал в памяти друзей, актёров второго плана, и думал: ну кто из них мог быть сексуальным извращенцем, и в чём должно выражаться это извращение?

Стояла удивительная белая петербургская ночь. Пронин и писатель шли не торопясь, вдыхая в себя этот удивительный воздух Петербурга, наполненный историей, непревзойденными пейзажами, архитектурой и запахами белой ночи. Такие ночи встречаются не только в городе на Неве, но и во многих других уголках нашей планеты, но только Санкт-Петербург удостоен почетного звания — Город белых ночей. Летние июньские ночи Санкт-Петербурга — это таинственные сумерки, которые распространяются на всё темное время суток, и для большинства людей они ассоциируются с чем-то мистическим, загадочным и прекрасным.