Тату на нашей коже - CrazyOptimistka

Оказывается, мы сидим уже в кафе на летней площадке и перед нами стоят бокалы с ледяным шампанским. Как дошли? Не помню. Или настолько погрузилась в мысли, что вполне возможно. Или уже начался старческий склероз, от чего тоже уже не стоит отмахиваться.

– Когда ты звала меня отметить, я рассчитывала на чашку чая и торт, – выразительно киваю на напитки.

– Так мы и отмечаем, – глаза Эммы прямо светятся. – Чем тебе плохо?

– На улице десять утра, – мне немного неловко, потому что мимо проходящие люди как-то странно на нас косятся. На ум приходит известная строчка из моего любимого фильма «Бриллиантовая рука», где по утрам пьют или аристократы, или…

– Ой, да ладно, – сестра в свойственной ей манере отмахивается от моих слов,– хватит, Эля, успокойся уже. Тебе не семнадцать, у тебя уже взрослые дети и никого не надо вести в садик или школу. Мужу плевать, что ты сегодня будешь делать и до какой степени ты нажрешься.

– Он просто сильно занят.

– Не надо рассказывать мне про его занятость. – Как-то резко реагирует Эмма. – Если бы хотел провести время с женой, то хрен бы его какая работа остановила. А так, все банальные отмазки.

– Эмка, – вздыхаю, – тебе не понять.

– Ой, только вот не надо мне заливать про то, что я еще не замужем и нифига не знаю. – Она крутит в руках запотевший бокал. – И про то, что не все так в жизни, как рисуют это в книгах и фильмах.

– Но это так. И то просто красивые истории на которые не стоит полагаться.

– А это мое мнение и к нему ты должна прислушаться. – Эмма кривится. – Ладно, проехали. Давай лучше выпьем за твои вечные восемнадцать, сестренка!

Холодные пузырьки приятно щекочут горло и я зажмуриваюсь. Понимаю, что окосею очень быстро ведь ничего не завтракала с утра, но это того стоит. В конец концов, в словах сестры что-то есть. Я расслабляюсь и чувствую, как напряжение покидает мое тело.

– Не знаю, что там надумали родители, – Эмка заглатывает виноградинку, – они вроде бы метались между очередной напольной вазой и картиной, но я решила поздравить тебя отдельно.

– Это в их стиле. – Улыбаюсь. – Как и в твоем. Хотя в этом году тебя по оригинальности, кажется, решила обойти Стеша. Курьер с утра привез посылку, где я обнаружила чудеснейшую книгу Карла Маркса под названием «Капитал». Не знаю, что ее сподвигло к такому выбору, но я была поражена.

Наблюдаю за тем, как сестра сначала давиться шампанским, а потом начинает хохотать. Едва сдерживаюсь, чтобы не присоединиться к ней.

– Эмма, хватит ржать.

– Прости, – она фактически всхлипывает, – вот зараза, аж тушь потекла.

Жду еще минут пять, пока она окончательно возьмет себя в руки. И уж затем, когда она с сияющим выражением лица протягивает мне конверт, я с каким-то недоверием смотрю внутрь. После всех презентов начинаешь с опаской проверять содержимое.

– Что это? – Отрываю взгляд от плотного картона в своих руках.

– Бумага с буквами. Вот в какое слово они собрались, такой и подарок. – Подмигивает мне сестра. – Я знаю, ты давно о нем мечтаешь.

– Эмма… – выдыхаю и несколько раз моргаю. – Ты серьезно?

– Абсолютно. Сделают все по высшему разряду, это я тебе гарантирую. Ты что, не рада?

– Честно? Я в шоке. – Снова смотрю на красочный сертификат.

– Да ладно, я же вижу, как загорелись твои глаза. Это же будет круто!

– Круто, – эхом отзываюсь вслед за ней, – оно бы было так, если бы мне было двадцать пять, а не на десять лет старше.

– Не смей, – сестра тычет в меня пальцем, – не смей отказываться от мечты. Я помню, как ты рисовала эскизы и прятала их от родителей и от Стеши. Потом ты прятала их от своего Славы. Но сейчас тебе что мешает? Ты взрослая женщина и тебе не нужно ничье разрешение.

Поджимаю губы и замолкаю, потому что Эмма снова бьет в цель. Я всегда хотела татуировку. Даже больше скажу, я мечтала стать работником в данной индустрии. Но в мое юношество эта профессия была не престижной и наколки носили в основном служившие и сидевшие. И даже не смотря на творческое мышление, мои бы родители бы точно не одобрили такой вариант. А потом я встретила Славу, беременность, замужество. Я не поступила в художественный универ, забросила абсолютно все увлечения. А с появлением ребенка и вовсе не стало времени на рисование. Но восхищение татуировками до сих пор осталось. Как по мне, это тоже искусство, что и живопись. Только вместо холста у тебя под руками кожа.

– Не знаю, – тушуюсь, – я все же мама двух детей…

– И что? Не человек что ли? Да ты видишь вообще, какие сейчас все разрисованные ходят? Это же не то, что раньше. Это не клеймо, не позор и не приговор твоей репутации. С татуировками ходят и пожарные, и хирурги, и профессора. – Не унималась Эмма. – Так что будь добра, прекрати забивать на себя и начни о себе думать. Сертификат действителен в течении месяца, так что начинай набрасывать эскиз.

Да, определенно, Эмма внесла свою лепту в мое решение. И если она только зародила во мне искру, то настоящий пожар раздул Слава. Я ведь его дождалась в тот день. Даже ужин приготовила праздничный. Думала, раз сын на даче, а дочка ночует у подруги, то хоть посидим вдвоем. Вспомним, каково это проводить время без детей. Муж пришел в полночь и был крайне удивлен тем, что я еще не сплю. Слово за слово пока разогревала картофель в микроволновке и как бы невзначай рассказываю ему о сертификате.

– Бред, – Слава усаживается на свое место и принимается за еду. – Как будто тебе в твоем возрасте больше делать нечего.

– В смысле? – Отрываю взгляд от закипающего чайника. – А что с моим возрастом?

– Эль, ну какая татуировка? Для чего она тебе?

– Не знаю, – настроение стремительно падает, – наверно затем, зачем и тебе коллекция твоих солдатиков на балконе.

–Это мое хобби, – возражает супруг. – А у тебя всего лишь прихоть. Вот всегда говорил, что твоя младшая сестра не отличается большим умом. Она б тебе еще вибратор подарила. Такой же дурацкий подарок, как и ее мышление.

– А знаешь, это был бы чудесный подарок, – не удерживаюсь от сарказма, – а главное, полезный.

– Не понял, – моментально заводится Слава и отбрасывает вилку, – что ты имеешь в виду?

– А то, что я молодая женщина, но все вокруг почему-то записывают меня в пенсионерки! Мне тридцать пять, слышишь? Не пятьдесят пять, а тридцать пять