Карнивора (СИ) - Лейпек Дин

— Ну хорошо. Тогда беги, пока солнце не село.

Марика кивнула и выскочила на улицу.

— Не несись, сломя голову! — крикнула Кейза вслед, но Марика, как обычно, была уже слишком далеко, чтобы услышать.

Она бежала через Лес, который дышал ей в лицо теплым вечерним воздухом, запахом разогретой на солнце сосны и душистого вереска. Марика не останавливалась ни на мгновение, и только один раз, выскочив на дорогу, ведущую к последним холмам, она помедлила и посмотрела вдаль, туда, где из-за бархатных склонов холмов вырастало желтое предзакатное небо.

«Когда-нибудь я обязательно попаду туда», — подумала она, развернулась спиной к солнцу и понеслась по дороге вверх, навстречу темным елям, чья тяжелая хвоя в лучах солнца становилась будто бы еще гуще.

Марика не стала заходить в дом, а обогнула его и подошла к задам новой пристройки. Здесь все еще чувствовался запах свежеструганного дерева, землю покрывали щепки и мелкие стружки, порыжевшие и разбухшие после недавнего дождя. Как Марика и ожидала, Кристофер был тут — он сидел на опрокинутом чурбаке, прислонившись спиной к стене и уставившись на темный Лес, который начинался почти у самого дома. С самого первого дня мальчик чуть ли не все время проводил здесь. Сказать по правде, отчасти поэтому Кристофер так раздражал Марику. Это было ее любимое место. Марика попыталась в первый вечер посидеть вместе с ним, но ничего не получилось. Это было место добровольного одиночества, раздумий и мечтаний. Оно совершенно не подразумевало компании. С тех пор, когда бы Марика не собиралась посидеть на чурбаке, она неизменно обнаруживала, что тот уже занят. Разумеется, она не могла простить Кристофера.

Мальчик никак не отреагировал на появление Марики — но он вообще редко обращал на нее внимание, если только она не наступала ему на ногу и не обливала кипятком. Марика подошла поближе и немного постояла молча. Кристофер продолжать смотреть на Лес.

— Привет, — неуверенно сказала она. Он не ответил.

Марика вздохнула. Как только она перестала бежать, мышцы налились усталостью, и тело сковало сомнение. Бабушка Кейза, конечно, была очень умной и всегда говорила правильные вещи. Но ведь ей не приходится каждый день разговаривать с ним.

Но Марика все равно уже принесла с собой брассику. Было бы глупо теперь ее не использовать.

Марика медленно опустилась на колени и развернула узелок с бесценным листочком. Краем глаза она заметила, что Кристофер повернулся к ней. Марика осторожно расправила косынку на земле, посмотрела на Лес и тихонько прошептала:

— Тавсан…

Ничего не произошло. Марика напряженно смотрела на Лес, а Кристофер недоверчиво смотрел на нее.

— Что ты делаешь? — спросил он, как обычно, резко.

— Чш-ш-ш! — шикнула Марика, вглядываясь в кусты, растущие по краю опушки. Кристофер быстро повернулся туда. Что-то зашуршало, и в невысокой траве показались длинные ушки и любопытный, непрестанно шевелящийся нос.

— Это же… — вздохнул мальчик, но Марика снова шикнула и нетерпеливо махнула на него рукой. Кролик испуганно замер, дернул ушами, потом снова повел носом и осторожно поскакал в их сторону. Кристофер застыл на чурбаке.

— Тавсан, — снова тихо позвала Марика, и кролик поскакал быстрее, смешно вскидывая толстую попу. Приблизившись вплотную к Марике и ее платку, он с лету уткнулся носом в сморщенный потемневший листик и так и застыл. Кристофер задержал дыхание.

Марика потянулась и взяла кролика на руки. Когда она поднимала его с земли, нос зверька продолжил тянуться вниз, как будто прилип к брассике, лежавшей на платке. Марика подобрала ее и протянула кролику, затем осторожно поднялась и подошла к Кристоферу. Кролик мгновенно зажевал листок и обмяк, прикрыв глаза.

— Хочешь его подержать? — предложила Марика мальчику. Тот с шумом выдохнул и спросил, не отрывая глаз от одурманенного кролика:

— Что ты с ним сделала?

— Скормила ему брассику. Это заговоренный лист капусты.

Кристофер вскинул на нее глаза, и в них снова мелькнуло недоверие:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Капусты?

Марика серьезно кивнула.

— А что тебе не нравится?

— Ну, — неуверенно протянул мальчик, снова переводя взгляд на кролика, в полном блаженстве разлегшегося у Марики на руках. — Я думал, что заговаривают разные… особенные растения. Белладонну, например, или что-то в этом роде.

Марика слегка фыркнула.

— Кролики не едят белую донну. Они едят капусту. Так ты хочешь его подержать, Кристофер?

Мальчик медленно кивнул. Марика протянула кролика, и Кристофер очень осторожно принял его, вздрогнув, когда кролик слегка забил задними лапками. Марика снова фыркнула.

— Не бойся, он тебя не тронет.

Кристофер ничего не ответил, медленно поглаживая шелковистую шкурку.

— Зови меня Кит, — неожиданно сказал он.

— Кит?

— Да. Меня так зовут.

— Но тебя зовут Кристофер, — неуверенно возразила Марика.

— Да. Но папа всегда называл меня Кит.

Марика немного помолчала.

— Хорошо. Я буду называть тебя Кит.

Мальчик снова кивнул.

— А долго еще он будет таким… ручным? — спросил Кит. Марика пожала плечами.

— Не знаю. Но когда он откроет глаза, надо будет его сразу отпустить. А то он может и укусить.

Кит погладил мягкие уши.

— Скажи, Кит… — начала Марика и осеклась, закусив губу. Кит посмотрел на нее, и Марика в который раз удивилась, какими же темными, почти черными были у него глаза.

— Да?

— Тебе очень плохо у нас?

Кит опустил голову и снова принялся теребить кроличьи уши.

— Уже не очень, — неожиданно улыбнулся он, и Марика в изумлении уставилась на него.

Она никогда раньше не видела, чтобы Кит улыбался.

* * *

Когда Марика бежала от бабушки Кейзы с завернутым в платок капустным листом, в голове у нее возникла картина будущей дружбы с Кристофером. Она должна была начаться с кролика и впоследствии вырасти в нечто прекрасное и необъятное, как закатное небо. Но реальность сильно разошлась с ее ожиданиями.

Конечно, эпизод с кроликом произвел на Кита большое впечатление. Но если Марике и удалось в определенной степени завоевать его доверие, она все равно ничего не могла поделать с тем, как Кит себя вел. Теперь он стал обращать на нее внимание и даже разговаривать с ней — но иногда Марика задумывалась, не лучше ли было бы, если бы он так и продолжал молчать.

Она помнила слова бабушки Кейзы и искренне пыталась заставить себя жалеть Кита — однако ее сочувствие и внимание не могли изменить его резкий голос или привычку заноситься. Кит обожал хвастаться своим знанием городской жизни и мира вообще, а Марика — не без разумного основания — отказывалась принимать на веру все, что он ей рассказывал. Когда была такая возможность, она прибегала к помощи мамы или бабушки Лагит, которые не хуже Кита знали, как устроен мир, и потому могли в случае чего вывести его на чистую воду. Но и мама, и бабушка были рядом далеко не всегда — возвращаясь из деревни, они часто заставали обоих детей в слезах, с раскрасневшимися от злости лицами. Лагит старалась мягко их увещевать, Дора строго велела немедленно прекратить ссору — и на время в доме наступал покой. Но длился он обычно не долго.

Как-то раз Дора, устав от их непрекращающихся пререканий, выставила детей на улицу. Стояла осень, солнце уже село, и черные ели медленно качались на фоне бесцветного серого неба. Кит и Марика сначала встали далеко друг от друга, с двух сторон от крыльца, и молча слушали, как скрипят толстые стволы и шумит налетающий ветер. Потом Марика развернулась и пошла на зады, к чурбаку. Но Кит опередил ее — когда она повернула за угол, он уже сидел там, демонстративно вытянув длинные ноги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пусти! — обиженно крикнула Марика, но тут же осеклась. Мама могла услышать ее из дома и еще больше рассердиться. — Это нечестно! — яростно прошептала она.

Кристофер сложил руки на груди и откинулся на стену.