Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью - Татьяна Умнова

Таким образом, договор был заключен. Неизвестно, был ли он как-то скреплен документально, но так или иначе – Губерт Лосте отправился в СССР.

В Москве Губерт поселился в квартире Марии Остен и поступил в немецкую школу имени Карла Либкнехта. Его жизнь в Советском Союзе действительно была очень насыщенной, Михаил и Мария составили для него чрезвычайно интересную программу. Он встречался с самыми знаменитыми командирами Красной Армии – Буденным и Тухачевским. Он посетил Мавзолей Ленина и парад военной техники на Красной площади. Он летал на самолете-гиганте «Максим Горький». Летом он отдыхал в Артеке. Он постоянно был в центре внимания. Его приглашали пионерские отряды, его задаривали подарками и цветами, на него смотрели как на значительное лицо и обращались соответственно. Мальчик из Германии быстро стал очень популярен.

Мария тем временем писала книгу, которая была напечатана в 1935 году и, как и предполагалось, тоже стала значительным событием. Предисловие к ней написал сам глава Коминтерна Георгий Димитров. И именно в этой книге по личной просьбе Марии впервые была опубликована знаменитая «домашняя» фотография Сталина с дочерью Светланой на руках, до этого тиражировались только официальные портреты вождя.

7

В 1936 году началась гражданская война в Испании. Поддерживаемый фашистской Италией и Германией генерал Франко вознамерился сокрушить Испанскую республику. Разумеется, Кольцов не мог оставить такое событие без внимания и тотчас отправился в Испанию в качестве корреспондента «Правды» и политического советника от Коминтерна. С ним вместе поехала и Мария Остен, в связи с чем Губерта Лосте весной 1937 года временно определили в детский дом.

Кольцов не был бы самим собой, если бы не развил в Испании бурную деятельность. Он был везде и участвовал во всем. Он писал репортажи для «Правды». Он организовывал международный конгресс писателей в защиту культуры от фашизма, который благополучно прошел в Мадриде в самый разгар войны. Он лично участвовал в боях за Толедо и под Мадридом, шел в бой вместе с солдатами.

Там он написал самое знаменитое свое произведение «Испанский дневник», где рассказал о своей официальной деятельности от первого лица и о неофициальной от лица некоего мексиканского коммуниста Мигеля Мартинеса. Разумеется, в книгу вошли далеко не все аспекты деятельности Кольцова в Испании, было бы наивно полагать, что поручения советского правительства ограничились только организацией конгресса и репортажами с фронта. Но в чем именно заключалась по-настоящему тайная деятельность Кольцова, доподлинно неизвестно. Сергей Данилов в книге «Гражданская война в Испании» описывает такой факт: «За парадным фасадом Мадридской битвы – „битвы за всех угнетенных, за человеческие права” скрывалась расправа почти с 8000 политзаключенных из столичных тюрем. 7 ноября их вывезли из Мадрида и без суда тайно расстреляли в уединенной местности юго-восточнее города. Правительство опасалось, что заключенные поднимут восстание и захватят город. Очень немногим из них удалось бежать. Руководили операцией 20-летние лидеры „социалистической молодежи” Сантьяго Каррильо и Хосе Касорла. Среди ее вдохновителей были также советские граждане – Кольцов, Берзин и уполномоченный НКВД в Испании Орлов-Фельдбин. Расправу позже списали на „бесконтрольных” анархистов. Характерной чертой явилось нежелание самих испанцев без суда перебить 8000 безоружных и не приговоренных к смерти сограждан – понадобилась инициатива иностранцев».

Есть предположение, что арест и последовавший за тем расстрел Кольцова произошел именно по этой причине: тот слишком много знал о неправедных делах советского правительства в Испании. Данилов пишет: «Показательна и дальнейшая судьба вдохновителей и руководителей расправы. Кольцов и Берзин вскоре были казнены на родине. Орлов-Фельдбин через два года бежал в США, где под чужим именем прожил почти тридцать лет, опасаясь за свою жизнь. Касорлу в 1939 году расстреляли соотечественники. Карьеру сделал только Каррильо, ему суждено было через четверть века возглавить испанскую компартию». Предположительно Кольцов участвовал так же в аресте и переправке в Москву одного из руководителей антисталинской коммунистической партии ПОУМ, где тот впоследствии был расстрелян.

О деятельности Кольцова упоминает и Эрнест Хемингуэй в романе «По ком звонит колокол», советский журналист фигурирует в нем под фамилией Карков:

«…Карков, приехавший сюда от „Правды” и непосредственно сносившийся со Сталиным, был в то время одной из самых значительных фигур в Испании».

Участвовала в войне в Испании и Елизавета Ратманова. О ее работе известно совсем мало, только то, что она была командиром танковой бригады. И она тоже появилась на страницах романа Хемингуэя в очень интересной зарисовке: «Из четырех женщин три были в обыкновенных простых платьях, а на четвертой, черной и невероятно худой, было что-то вроде милицейской формы строгого покроя, только с юбкой, и сапоги. Войдя в комнату, Карков подошел к женщине в форме, поклонился ей и пожал руку. Это была его жена, и он сказал ей что-то по-русски так, что никто не слышал, и на один миг дерзкое выражение, с которым он вошел в комнату, исчезло из его глаз. Но оно сейчас же опять вернулось, как только он заметил красновато-рыжие волосы и томно-чувственное лицо хорошо сложенной девушки, направился к ней быстрым четким шагом и поклонился. Жена не смотрела ему вслед. Она повернулась к высокому красивому офицеру-испанцу и заговорила с ним по-русски…»

Этот короткий абзац проливает свет на взаимоотношения супругов, передавая всю неловкость в ситуации их встреч: смущение Кольцова в присутствии Лизы, в то время как он путешествует вместе с любовницей, и нарочитое равнодушие самой Лизы, которая старается не смотреть ему вслед.

Такая ситуация, кстати, повторялась не однажды.

В книге Бориса Медового подробно описан эпизод встречи всех участников любовного треугольника во время одной из командировок Кольцова – в ресторанчике парижской гостиницы. Это было еще до поездки в Испанию.

«…– Что с тобой, Маша? – испуганно спросил он.

Она не ответила. К столу подошла высокая прямая женщина с прозрачно-голубыми глазами. Ее удлиненное лицо было бесстрастным. Кольцов со вздохом спросил:

– Лиза?

– Она самая, – сказала жена.

– Добрый день, Елизавета Николаевна, – с усилием произнесла Мария. – С приездом!

– Спасибо, милочка, – кивнула та.

– Присаживайся, Лиза, – бросил Кольцов. – Поешь что-нибудь? Выпьешь кофе?

Она опустилась на стул.

– Ты выбрал на этот раз какой-то захудалый отель, – сказала она Кольцову. – Он суматошный, обслуга – шизоидная.

– Отель как отель, – пожал плечами Михаил Ефимович. – Недорогой, уютный, обслуживание на высоком уровне… Что еще надо? А ты надолго ли в Париж?

– Надолго ли? Откуда я знаю? Сколько ты пробудешь, столько и я.

Елизавета Николаевна помолчала, потом, нагнувшись к мужу, тихо спросила:

– Не знаешь, Михаил, имеется ли тут у них пиво?

– Сейчас узнаю, – устало произнес он.

– Будь любезен.

Мария не выдержала напряжения и поднялась:

– Прошу извинить, у меня заказан телефон.

Она вернулась в номер, легла на постель вниз лицом и дала волю слезам.

Ничто так не угнетало и не обескураживало ее в московской жизни, как эти непонятные отношения Михаила со своей странной женой. Мария никогда не спрашивала его об этом, полагая, что он сам когда-нибудь раскроет секреты необычного брака.

Елизавета Николаевна конечно же была хорошо осведомлена о характере отношений мужа и Марии. Тем не менее она никогда ни при каких обстоятельствах не пыталась высказаться на этот счет. При неизбежных встречах она смотрела сквозь Марию своими прозрачными глазами. И на лице ее нельзя было прочесть ничего. На нем не проявлялось даже гримасы неудовольствия. Странная женщина.

Появление ее в Париже тоже носило необъяснимый, странный характер».

Борис Медовой с большой симпатией относится к Марии Остен и явно недолюбливает Елизавету Ратманову, хотя, по совести, симпатия и сочувствие должны бы принадлежать брошенной – и даже не до конца брошенной! – жене, а не любовнице. Возможно, писатель намекает на то, что отношения Кольцова с женой действительно скрывали что-то такое, что не могло стать предметом гласности… Впрочем, это только предположение. Многие мужчины предпочитают не разводиться с женами и жить на две семьи. А уж в те времена, в среде творческой интеллигенции, такое было и вовсе не редкость. И не только в Советском Союзе. А Лиза просто не желала сидеть дома одна, и ей доставляло удовольствие действовать на нервы неверному супругу.

Лиза развелась с Кольцовым в 1938 году, после его ареста, чтобы не иметь ничего общего с «врагом народа». Жены репрессированных почти всегда отправлялись за ними следом, в лучшем случае – в лагерь, в худшем – к стенке. Рисковать жизнью ради неверного супруга у Лизы не было абсолютно никаких причин.