Отель «Манифик» - Эмили Дж. Тейлор

бы пошел прямиком домой. Сделал бы вид, что отель вовсе и не появлялся, – тихо произнес он. А потом скользнул мимо меня и потерялся в толпе.

3

Еще часа два швейцар и его осуждающий взгляд никак не шли у меня из головы. Как и его слова. Должно быть, он считал, что мне в отеле «Манифик» не место, вот и пытался меня прогнать.

Я принялась нервно обкусывать кончики пальцев, покрытых зелеными пятнами. Краска их дубильни пахла портовой сыростью, как и многое в Дюрке. Поговаривали, что, если прожить тут долго, ребра облепят морские желуди. Я в это верила. Даже после ванны, которую я принимала не так уж и часто, кожа моя все равно воняла тухлой рыбой. Но я отказывалась сдаваться. Маман всегда говорила, что упрямство меня погубит, но я ничего не могла с собой поделать. Швейцар раззадорил меня, и я еще сильнее захотела попасть в отель на работу.

– Очередь почти не движется! Интересно, а можно еще медленнее?

– Надеюсь, нет. – Зося утерла вспотевший под шляпкой лоб.

Очередь в старую чайную у отеля, где, как мы выяснили, и проводили собеседования, была до безобразия длинной. А мы стояли в самом ее конце, к несчастью для моих икр, которые страшно болели.

Когда мы наконец добрались до входа, Зося указала на позолоченную табличку, на которой были перечислены вакансии: артист, музыкант, судомойка. Светлокожий мужчина, одетый в слишком плотный для такой жары костюм, не удостоил нас даже улыбкой. А просто распахнул дверь и толкнул нас внутрь.

Внутри на мраморных прилавках стояли серебристые весы. Полки были уставлены высокими стеклянными банками, набитыми яркими чайными листьями.

– Следующий! – крикнул женский голос из задней комнаты. Там проходили собеседования.

– Пойдешь первой? – спросила Зося. Ее голос дрожал от волнения, как на первом прослушивании несколько лет назад.

Я поправила ленту на шляпке.

– Конечно.

В комнате меня встретила статная женщина с оливковой кожей. Волосы у нее были коротко остриженные, каштановые – они блестели, как ее бархатный брючный костюм. Одета она была по-мужски, но любого франта заткнула бы за пояс. Мне она сразу понравилась, но это чувство прошло, как только она увидела меня и поморщилась.

– Да тут и глядеть-то не на что, – заметила она и подняла повыше большой бронзовый компас с блестящей нефритовой стрелкой. – Замри-ка.

Стрелка закрутилась как сумасшедшая, ни разу не остановившись. Женщина убрала компас в карман.

– А это зачем?

– Вопросы тут задаю я. – Она взяла меня за подбородок. – Имя?

Я сглотнула.

– Жанин Лафайетт. Но все зовут меня Жани.

– Как скучно. – Женщина поджала губы. – А я Ирса, кстати. – Она выпустила мой подбородок. – Ты в этом городе всю жизнь живешь?

– Нет, я из Алиньи, далекой деревни вверх по побережью, – дрожащим голосом призналась я.

– И что же, нравилось тебе в деревне?

Когда мы были маленькими, маман часто поворачивала наши колыбельки к центру Алиньи, чтобы наши ноги всегда помнили путь домой – эта верданньерская примета осталась в моей памяти на долгие годы.

Мне и теперь отчетливо помнились узкие ряды домиков, окрашенных зимними закатами в ярко-желтый. Я знала, где зацветут маки, откуда мы раздобудем ужин. Там у меня были друзья, друзья, которые тревожились обо мне. Последние четыре года я словно бы никак не могла сделать глубокий вдох, а вот в Алиньи дышала свободно, полной грудью.

Теперь же все мои мысли были о том, как бы скорее вернуться домой, и душа ныла от тоски.

– Да, я люблю мою деревню. А сестру привезла в город после маминой смерти. Я хотела вернуться, когда…

– Так твоя мама умерла? – перебила меня Ирса. – А отец?

Подробностей нам маман никогда не рассказывала.

– Он был фермером.

– Где же ты сейчас живешь?

Я начала ей рассказывать про Дом Безье, но вскоре она отмахнулась от меня и жестом велела замолчать.

– Довольно. Зови следующего.

Увидев меня, Зося подскочила.

– Ты как?

– Прекрасно, – солгала я. – Иди скорее, там тебя ждут.

Сестра поспешила в комнату, а я тайком утерла слезы. Глупо было на что-то надеяться. Я нащупала в кармане монетку, оставшуюся после покупки газеты. Что ж, хватит на коробку пастилок для Зоси, как раз утешиться после отказа.

Минуты шли. Из-за двери доносилось ее приглушенное пение. Наконец Зося вышла в зал. На ее лице застыло непонятное выражение.

– Ну как?

Она показала мне лист бумаги, и во рту у меня пересохло. Уголки у него загибались, как у старинных пергаментов. Внизу была проведена черная линия, и она сразу дала мне понять, что это за документ.

Один контракт. На одно вакантное место.

Тут в зал вышла и Ирса.

– Я предложила твоей сестре работу. Она будет петь для наших гостей за десять верданньерских дублонов в неделю.

Это втрое больше моего заработка. Пришлось прикусить язык, чтобы не вскрикнуть. Само собой, Ирса заприметила таланты Зоси, особенно в сравнении с ее бездарной сестрицей!

Нельзя отпускать ее одну. Будь тут маман, она велела бы мне что-то предпринять. Вот только Зося так сияла, точно в ней вспыхнуло солнце, и я не знала, что сказать, чтобы не разбить ей сердце.

Ирса выложила на стол ручку с бронзовым наконечником и бутылочку фиолетовых чернил. Достала золотую булавку, проколола моей сестре палец. На нем тут же выступила капелька алой крови.

Я вскинула руки.

– Вы что делаете?

– Это одно из условий контракта. Даже наши гости подписывают похожий документ. – Ирса добавила капельку в чернила. Те зашипели, а кровь мгновенно в них растворилась. Ирса окунула в них ручку и вложила ее в пальцы моей сестры.

Я покосилась на документ. Вопреки моим ожиданиям, далеко не весь контракт был составлен на верданньерском – языке, на котором говорили в Верданне и в некоторых других областях континента. Многие пункты были прописаны на языках, которых я прежде и в глаза не видывала. В самом низу был поставлен крестик.

Зося вся разрумянилась от радости.

– Жани, я справилась! Впервые в жизни!

Меня накрыло волной зависти. Я сжала кулаки, чтобы не выхватить контракт из рук сестры и не подписать его самой.

– Моей сестре только-только тринадцать исполнилось, – сказала я Ирсе. – Она не может ехать одна. Поселите нас в одну комнату, дайте мне любую работу. – Возьмите нас обеих.

– Боюсь, это невозможно, – ответила Ирса. – Работу я уже дала ей. А переступить порог могут только гости и персонал.

Переступить порог – то есть пробраться сквозь ту незримую стену. Вместе нам ее не преодолеть.