Темные времена в академии (СИ) - Романовская Ольга

Поставив чемодан на край выцветшего ковра в гостиной, направилась к буфету. Краем глаза видела, как Ара выбралась из корзины, осматривалась. Ей понравится у тети: тут полно подушек.

Акварель стояла там же, где я ее запомнила. Отворила дверцы буфета и аккуратно вытащила портрет.

Ненавижу драконов, мама, я всегда буду их ненавидеть, потому что помню.

Наклонившись, поцеловала рамку и замерла, заметив в стекле чужое отражение. Это уже слишком, пусть убирается в Преисподнюю!

Ректор благоразумно не переступил порога гостиной. Судя по его виду, он не ожидал меня здесь застать. Однако дракон быстро оправился и, нацепив непроницаемую маску, извинился:

— Я искал Патрицию. Передайте, чтобы зашла ко мне. Не по вашему поводу, — счел нужным добавить он.

Еще бы, ведь у меня с ним ничего общего.

— Передам, — сухо обронила я, досадуя на некстати появившегося Тигрия.

Хлопнула дверь — ректор продемонстрировал, что не желает мне мешать. Бесполезно, интимность момента нарушена. Я убрала акварель на место и занялась вещами. Устроюсь в мансарде, где спала прежде.

Глава 3

Я не забыла вкуса варенья из крыжовника, которым пропитались воспоминания о детстве, и уплетала его за обе щеки. Правда, меня не покидало подозрение, что тетя поставила вазочку на стол не случайно. Целых три дня она даже не заикалась о работе, старательно делала вид, будто мы не ссорились. Никакой обиды, никаких вопросов — словно я вышла на минуточку.

Атмосфера дома лишь усиливала впечатление, будто ничего не изменилось. Та же скатерть с вышитыми уголками лежала на столе и десять, и двадцать лет назад. Не сомневаюсь, войди я в гостиную через пятьдесят, она никуда бы не делась. Фарфоровые чашки с кобальтовой сеткой, запах мимозы, пропитавший вещи тетушки, и она сама, яркая, улыбчивая. Настоящая ведьма!

Не понимаю, как Патриция умудрялась не стареть. Как ни старалась, не могла отыскать новых морщинок или паутины седины в волосах. Тетушка всю жизнь отрицала наличие дара, но я подозревала, таковой таки передавался из поколения в поколение по материнской линии. От отца я унаследовала другое, вовсе не страсть к травам и умение открывать Врата. Да ведь и Патриция как-то оказалась в магической академии. Вряд ли сюда брали людей с улицы даже на должность завхоза. Комендант общежития — и вовсе ответственный пост. Тяжело уследить, приструнить юных магов и волшебниц, когда нечего им противопоставить. Выходит, дар у тетушки имелся, только зачем она его скрывала? Я видела лишь одну причину — некий проступок, которого Патриция стыдилась, из-за которого запретила себе колдовать. Может, когда-нибудь я узнаю правду. Нам обеим найдется, что сказать.

Тетушка пару раз вздохнула, явно привлекая внимание. От меня ждали вопроса, и я его задала:

— Что случилось? Неприятности на работе?

В самом деле, вдруг ректор ее отчитал, выместил гнев на племянницу. Драконы — народ злопамятный.

Мирно тикали часы в углу, старомодные, как положено, с кукушкой. На циферблате — цветочная вязь. Стебли словно прорастали из маятника. Зеленый, красный и синий — главная триада жизни.

— Да если бы неприятности! — снова вздохнула Патриция и налила мне еще чаю. Она собирала его сама, готовила по фамильному рецепту. Вкуснота необыкновенная! — Нехорошо академии без темной ведьмы.

— Так, не начинай! — поднявшись, вскинула руку. — И Крылатому лорду передай: бесполезно, пусть оставит в покое.

— Между прочим, он ни словечка о тебе не сказал, — поджала губы тетя. — Мы закупки на следующий год обсуждали.

Связав два и два, Патриция нахмурилась и пригвоздила к полу тяжелым взглядом.

— Только не говори, — взмолилась она, — что ты и с ним в пух и прах разругалась! Промолчала. Сама же просила не говорить.

— Орланда! — Тетя со стоном закрыла лицо руками.

— Он сам виноват.

Поддавшись соблазну, опустилась обратно на стул и потянулась за хрустящим тостом. Сверху варенье из крыжовника… Ммм!

— Орланда, так нельзя! — оправившись от первоначального шока, перешла в наступление Патриция. — Ты всю жизнь бегать собираешься, в нищете прозябать? И все из-за дурацкого характера. Лорд Дарел вежливый, обходительный, слова дурного не скажет. А ты. Хватит уже, надоело! Капризный ребенок, вот ты кто!

Тетушкина отповедь проняла, я даже тост обратно положила. Захотелось рассказать ей об «обходительном» Тигрии, но выражение лица Патриции подсказывало, она воспримет все как ребячество. И я нанесла ответный удар:

— Смотрю, ты быстро простила драконов, забыла сестру.

Тетя промолчала, нарочито громко мешая ложкой сахар. А я поспешила закрепить успех:

— Да, Крылатые лорды обходительны, вежливы, но ровно до того момента, когда получат свое. Тогда весь лоск слетит, вылезет неприглядная суть.

— Я ведь не замуж за него выходить предлагаю, — возразила Патриция. Мои слова ее задели. — Или ректор к тебе приставал?

Соврать не могла и покачала головой.

— Он просто копался в моем белье. В буквальном смысле. А до того едва не сбил моторной каретой.

— И вел себя по-хамски, — подала голос Ара.

Кошка уже поела и теперь грела пузико у изразцовой печи, растянувшись практически от стенки до стенки.

Патриция метнула на нее короткий взгляд и посетовала:

— В мое время домашние животные в разговоры хозяев не вмешивались.

После она обратилась уже ко мне:

— Уверена, ректор уже сто раз извинился, но я тебя знаю, ты не прощаешь.

— Драконов тетя, только драконов.

Взор сам собой обратился к акварели за стеклом.

— Ты должна согласиться, Орланда. — Голос Патриции изменился, заставил с тревогой обернуться, ловить каждое слово. — Ты знаешь, я не из пугливых, но мне страшно. Очень страшно, особенно по ночам. Останься хотя бы на полгода. Ради меня.

Пододвинула стул ближе к тете и взяла ее за руку. Патриция побледнела, пальцы едва заметно подрагивали. Теперь, то ли из-за света, резко обозначавшего тени возле носа и рта, то ли из-за тетушкиных переживаний, с сожалением убедилась: она постарела.

Словно прочитав мои мысли, Патриция пробормотала:

— Старики больше всего боятся смерти, а она бродит рядом.

— Брось, ты проживешь еще сто лет!

Расчувствовавшись, чмокнула тетю в лоб.

— Я не о том, Орланда, — покачала головой тетя. — Ректор написал, что случилось с прошлой ведьмой?

— Она умерла. Старая была.

— Старая, но умирать не собиралась. Ей помогли.

По гостиной словно пролетел порыв ледяного ветра, поиграл пламенем свеч. Поежившись, отхлебнула чаю. О насильственной смерти моей коллеги ректор даже не заикнулся.

— Ее нашли повешенной в собственной спальне, — продолжила Патриция. — Под ногами, прямо на постели, нарисована пентаграмма. Несчастная успела закоченеть, болталась в ночной рубашке и домашних туфлях. Окно закрыто, дверь тоже.

Инстинктивно обернулась. Вдруг таинственный убийца сейчас наблюдает за нами? Разумеется, ничего, за окном только темнота рано наступившей осенней ночи.

— Теперь ты понимаешь, почему мне страшно. В академии творятся разные вещи… Нехорошие вещи, Орланда. Если дальше так пойдет, ректору придется объявлять чрезвычайное положение и просить помощи властей.

И я сдалась. Уехать сейчас — бросить тетю в смертельной опасности. Лгать бы она не стала, тогда, четыре года назад, тоже могла бы, но приводила совсем другие аргументы. Да и разве я не вижу, как посерело ее лицо, как заострились скулы, когда Патриция рассказывала о смерти темной ведьмы. Наверное, это та самая, которая меня учила. Она действительно не производила впечатление старухи, примеряющей саван. Я поэтому на нее и не подумала, решила, речь о другой ведьме, ее преемнице.

— Хорошо, завтра я схожу к ректору. Разумеется, — усмехнулась, — если он пожелает меня принять.

— Если бы ты оставила адрес, — сварливо попеняла Патриция, — я давно бы написала тебе. Бросила тетку, пусть ее приносят в жертву!