У стен недвижного Китая - Владимир Полуботко

Деньги я принял, но пересчитав их дома, выяснил, что мой благодетель и хозяин ошибся и при том — в свою пользу: тысяч было не сто восемьдесят, а сто семьдесят девять. Разумеется, я ему ничего об этом так потом и не сказал. Человек ошибся — искренне, от чистого сердца. С кем не бывает! И на том спасибо, что вообще хоть что-то дал — Федя-то Белов, так тот и вовсе предрекал мне, что я от моего подозрительного грузина совсем ничего не получу. Дескать, уж ежели просвещённые канадцы оказались такими гадами, что так обдурили его, то чего же тогда ждать от дикого грузина! Но деньги я всё-таки получил, и они пришлись очень даже кстати, потому что в моей школе мне странным образом забыли начислить зарплату за месяц работы, и мне даже и этих жалких грошей и то не дали. А кроме того, на своей работе не получила зарплаты и моя супруга; но там уже забыли начислить деньги не ей одной, а ещё нескольким тысячам её сослуживцев по той фирме, где они все имели несчастье работать. Там такое практиковали постоянно — на два, на три месяца придерживали зарплату; где-то прокручивали эти денежки, получали от них доход, и уже изъеденными инфляцией, безо всяких там процентов отдавали в руки своим бесправным и безропотным работягам.

Что бы я сейчас делал, если бы не мой воистину чудодейственный, волшебный, божественный грузин — кормилец мой и поилец! И как бы я ни смеялся над ним, как бы я его ни осуждал в душе и за то, и за это, а всё-таки он стал событием моей жизни, частью моей биографии: когда мне стало так тяжело, он вдруг взял да и появился откуда-то!

Итак, основным источником моего существования стала работа у грузина Сократа. Но был ведь ещё и вспомогательный источник — обыкновенная школа, где я тоже работал и на которую тратил, кстати сказать, большую часть своих сил — физических и моральных. Когда я после этой работёнки приходил домой, то падал на диван и по нескольку часов лежал на нём и приходил в себя от того, что сегодня увидел и пережил…

Дети в этой школе фактически были беспощадно поделены по сортам: умные учились отдельно, средние — отдельно, буйные и недоразвитые — отдельно. Дети прекрасно понимали, по каким признакам формируются классы; многих это угнетало… Но всё же, думаю, такая жестокая система — справедлива. Только таким образом нормальные дети и получают возможность чему-то научиться.

Воспоминания же о прерванных ныне контактах с учениками элитарного колледжа также не очень-то тешили.

Будущие властители и судьи России! Весь дальнейший жизненный путь для них уже сейчас освещён ярчайшим и праздничным светом!

Идите и побеждайте, одни!

Трепещите, догнивайте и не ждите пощады, другие!

Конечно, в гостях у грузина и его совершенно психически нормальных детей было и лучше, и легче.

Моё знакомство с азербайджанцем Колей оказалось недолгим. Однажды к нему из Грузии приехала погостить жена. Она уже давно собиралась покинуть эту страну и перебраться в Россию, но почему-то никак не могла — дети, хозяйство, дом, который невозможно было продать — всё это очень сильно сдерживало.

И вот она приехала.

На свою беду она притащила за собою какую-то старую женщину — то ли свою мать, то ли мать мужа — я так толком и не понял.

А Сократ увидел это и сказал:

— Что это здесь — гостиница, что ли? У меня здесь не гостиница и не постоялый двор! Я не потерплю у себя такого — чтобы прямо будто бы как гостиница!

Взял да и выгнал всех из своего собственного, что ни говори, дома. И Коля с обеими женщинами ушёл куда-то, в какое-то небытие.

Это означало для него одновременно и увольнение с работы. И прекращение кормёжки — бесплатной, даровой, из милости… Он был почти что изгнан из самой Жизни.

— Слушай, — сказал мне Сократ вскоре после этого эпизода. — Приведи мне нового учителя по математике. Нельзя, чтобы мой сын оставался БЕЗ математики! Математика очень нужный предмет. Куда в наше время денешься БЕЗ математики? БЕЗ математики — пропадёшь!

И я привёл.

Это была молодая и — увы! — очень красивая женщина. Высокая длинноногая блондинка в очках. По имени Лида. Русская. Она была намного выше ростом Сократа и к тому же была ещё и замужем, поэтому-то насчёт всяческих там посягательств на её честь со стороны моего грузина я был совершенно спокоен. Кроме того, она и впечатление производила женщины «не из таких». Да и разве бы я стал приводить к лицу кавказской национальности русскую женщину на растерзание? Да никогда бы!

Но получилось, что именно это я и сделал.

Дворец Сократа наполнялся имуществом с поразительною быстротой. То один мебельный гарнитур, то другой, то пианино, на котором никто не умел играть, то ковёр, то цветной телевизор, то дорогая ваза, то парочка холодильников… Главным и непременным свойством столовой была её заваленность ананасами, бананами, грудами тортов, шоколада, батареями дорогостоящих напитков. Лично мне было просто больно смотреть на это съестное изобилие. Многих из этих вещей я никогда даже не и нюхал, а если когда и брал на язык, то — очень редко.

И мои дети — тоже.

Молодая и красивая Лида видела всё то же самое, что и я. И чувствовала всё то же самое.

А Сократ наш в скором времени купил себе машину, и вот уже вскоре я увидел красавицу Лиду в этой самой машине вместе с самодовольным любовником, не подходящим ей по росту, но зато с большими деньгами.

Я её спросил как-то раз:

— Ну как же ты так? При живом-то муже!

А она мне тихо и сдавленно:

— А мужа тоже кормить надо! И, между прочим, и ребёнка — тоже! Но только вы, пожалуйста, никому и ничего не говорите!

И я пообещал молчать.

Никакого плана или чёткого расписания занятий у меня не было. Поскольку дети никогда и никуда не выходили гулять дальше своего двора, то на занятия я мог являться с точностью плюс-минус четыре часа. Занятия русским языком и английским чередовались безо всякой системы, и единственным основанием для того, чем же именно заниматься в данный момент, было моё настроение, с которым мой ученик Баграт считался безоговорочно. У меня с ним ни разу не было случая, чтобы он хоть в чём-то не согласился со мною. Поразительно, но любое моё мнение по любому поводу воспринималось им как единственно верное, любая моя просьба воспринималась им как приказ, обязательный к исполнению. То же самое можно сказать и о его меньшом братике Джемшере. Я приходил из мрака нищеты во дворец к этим мальчикам, но ни единого разу не читал я в глубинах их глаз или в оттенках интонации хоть что-нибудь отдалённо близкое к высокомерию, ослушанию или каким-то барским замашечкам.

Это были дети. Обыкновенные, психически нормальные дети. Пока ещё.

Русский язык, английский… Артикли, произношение, падежи, склонения и спряжения…

Нужно ли было моему ученику столько знать? Где и когда сумеет он применить полученные от меня знания?..

А между тем, спортзал во дворце Сократа был наконец-таки полностью укомплектован по последнему слову техники, и вот однажды я по приглашению хозяина удостоился чести видеть, как его детей обучают изуверским, бесчеловечным приёмам какой-то японской борьбы. Тренером у них был один из телохранителей Сократа — почти не знакомый мне кавказец. И вот я с ужасом смотрел: с какою прытью мальчишки крутились, вертелись, какие страшные и необыкновенные по форме удары наносили по каким-то грушам и кожаным подушкам, под которыми подразумевались будущие их противники…

— Кем же ты хочешь сделать своих детей? — спросил я Сократа.

— Гармонично развитыми личностями! — ответил тот с многозначительным людоедским смешком.

Ответ меня совершенно не удовлетворил. С ещё большим ужасом я стал думать: господи! прости мою душу грешную! что я делаю? кого учу? для чего?

И на кого это всё — обученное, сильное, могущественное и богатое — обрушится?

Я попробовал стать на место самого Сократа и проследить всю цепочку его основных рассуждений:

— Дети — это наше продолжение…

— О возврате на Кавказ речи теперь уже быть НЕ может…

— Эти сплошные президенты: Ардзинба, Гамсахурдия, Шеварднадзе! Не поймёшь — кому служить, кому НЕ служить; кто из них хороший, кто плохой…

— Просто нам хочется красивой, хорошей жизни…

— Вся наша дальнейшая судьба будет отныне связана только с Россией…

Стало быть, человеку наплевать на тамошние кавказские расклады: на партии, национальности, президентов и на прочий вздор. Главное — красиво пожить: ПОЖИТЬ МНЕ И МОЕМУ ПРОДОЛЖЕНИЮ — ДЕТЯМ. Пожить в России. И, стало быть, мальчиков готовят не к боям на кавказских фронтах, чтобы где-то когда-то свести тамошние кавказские счёты, а к боям на фронтах российских! А к боям таким, где линия фронта будет пролегать между ними и окружающими людьми, то есть местными жителями — русскими!