Сбежавшая невеста для Грозного - Елизавета Найт

от ужаса глазами, я наблюдаю как в темноту, прихрамывая, уносится один из нападавших, а два других корчаться от боли под деревом.

Мужчина неторопливо достает сигареты из кармана и закуривает. Красный огонек, мелькает в сгущающихся сумраках и гипнотизирует меня.

Делаю шаг назад. Каблук попадает в шов между старыми плитками. Едва могу удержать равновесие и замираю.

Он поворачивает голову в мою сторону. Холодная капелька пота скользит по моему виску.

Неожиданно сгустившуюся темноту вокруг разрезает искусственный свет. В окнах на первом этаже загорается свет. Один рядом со мной, другой рядом с ним.

Высокая фигура в темной куртке. Обманчиво расслабленная поза. Тренированные мышцы под слоем одежды. В том, что он профессионал или спортсмен я не сомневаюсь. Слишком плавно и методично он двигался. Слишком легко расправился голыми руками с тремя вооруженными противниками.

Наши взгляды встречаются. Серые холодные глаза убийцы.

Он не торопится нападать. Затягивается. И неторопливо выпускает сизый дым. Его глаза сужаются, вызываю очередной приступ паники.

Осторожно, словно в замедленной съемке, разворачиваюсь. Делаю шаг, другой.

Прислушиваюсь, но не слышу чужих шагов. Ничего не слышу, кроме грохота собственно сердца.

Делаю еще пару осторожных шагов и срываюсь на бег.

Цокот каблуков громко отдается в пустом дворе. Ноги легко пружинят, унося меня все дальше. Мне бы только добраться до подъезда.

Неожиданно слышу треск, нога словно проваливается куда-то, и я лечу на землю. А сломанный каблук остается воткнутым в шов между плитками.

Оглядываюсь. Под деревом ворочаются две фигуры, мужчины нет.

Скидываю туфли и несусь дальше, не отдавая себе отчета.

Грудь высоко вздымается. Перед глазами плывут разноцветные круги.

Мысли мечутся в голове.

Кто он? Почему помог? Куда исчез?

Думать буду потом. Сейчас главное, добежать.

С тихим шелестом прямо передо мной останавливается темная иномарка.

Вижу свое испуганное отражение в тонированном стекле. С тихим жужжанием стекло опускается. И я встречаюсь с теми самыми холодными серыми глазами. Они смотрят на меня, изучающе, пронзая насквозь.

Напряженный мужской взгляд скользит по моему лицу, спускается вниз, почти не задерживаясь на груди, торопливо оглаживает бедра, спускается по моим переминающимся ногам. На несколько секунд дольше, чем надо, он задерживается на моих босых ступнях. Темные колготы разодраны, стрелки белыми каплями текут вверх.

— Садись, — шелестит его голос. Это не просьба, это приказ. И, похоже, у меня нет выбора…

Глава 5. Алексей

Крепко сжимаю руль двумя руками. До хруста кожаной оплётки.

Согласился. Я все-таки согласился стать нянькой для зажравшейся мажорки.

Внутри поднимается волна лютого гнева на самого себя, на чертовых Серебровых и на эту Аглаю.

Девчонка сбежала из-под венца, а я должен ее искать.

Со злости бью по рулю. Клаксон протяжно отзывается на мой удар.

Вспоминаю разговор с ее родителями.

Роскошный особняк в престижном поселке, личной охраны больше, чем бойцов в нашем подразделении.

Заплаканная дамочка в годах. Ее состояние не помешало ей выглядеть дорого. Идеальная укладка, полный комплект украшений и парадно-выходное платье.

И невысокой лысоватый мужик в дорогом костюме.

Для таких все упирается в деньги. Обещали любую сумму.

С каким удовольствием я бы послал их на хер.

Только уважение к Бате меня удержало от душевного порыва.

В груди неровно бьется сердце. Батя для меня как отец. Отставной командир специального подразделения. Я служил под его командованием почти пять лет, пока нас не накрыло…

Зажмуриваюсь от вспыхнувшей фантомной боли.

А он почти не изменился. Высокий, поджарый, держит форму. Только седина на висках пробилась и пару лишних морщинок-лучиков появилось в уголках глаз. Хороший мужик, отличный командир. Если бы не он, меня бы уже не было.

— При всем моем уважении, Бать, я не понимаю, зачем это тебе? Пускай я в увольнительном, но я на службе. И ты не можешь этого не знать. Вся эта история фонит. Зачем ты пытаешься подсунуть мне такую халтурку? Ради денег? Не поверю. Из большой и чистой любви к бывшему министру? Ты же прекрасно понимаешь все риски!

Батя тяжело вздыхает и бросает красноречивый взгляд в сторону.

И только сейчас я замечаю в стороне на огромной кресле хрупкую фигурку Милы, Батиной дочки.

— Привет, Грозн, — только она может так глупо и ласково сократить армейские позывные.

— Привет, Малая, — улыбаюсь ей. В груди разливается тепло. Мила мне как сестра. Они как раз с Тосей были бы одного возраста. Если бы сестра меньше смотрела видосики вот таких мажорок, как Агла Сереброва и не погибла бы так глупо.

Малая пытается улыбнуться в ответ, но выходит плохо. Красные, опухшие глаза, обветренные, искусанные губы.

— Я впрягся в это дерьмо по поиску Глашки, — почти рычит Батя, — потому что какая-то…

Он шумно выдыхает и сжимает губы в тонкую линию.

— … потому что эта… Мила переоделась в платье невесты, нацепила на себя ебанную фату и уже собиралась идти к алтарю с Амировым!

Пока Батя говорит, в черноте его глаз разгорается яростное пламя. Его ноздри раздуваются и трепещут. Под смуглой гладковыбритой кожей ходят желваки.

Огромные кулаки попеременно сжимаются и разжимаются. Сказать, что Батя зол, это ни хера не сказать!

— Глаша меня попросила… — всхлипывает Мила. — Я не могла ей отказать…

— Молчать! — ревет Батя. — Встала и вышла на хер отсюда!

Девушка всхлипывает, вскакивает с кресла и моментально исчезает за дверью.

— Теперь ты понимаешь, почему я впрягся? — Батя устало опускается на кресло.

Массивная винтажная мебель жалобно скрипит.

Коротко киваю.

— Гроза!

Сердце екает в груди от того как он произносит мой позывной.

— Леха, — повторяет он тише. — Я никогда тебя ни о чем не просил. Приказывал — да. Но не просил. А теперь прошу. По товарищески…

— Бать, не надо, — сердце сжимается.

Отворачиваюсь. У меня увольнительная заканчивается через пару дней. Мне бы телку себе найти. А не за дурами богатыми по городу бегать.

— Я договорюсь, — продолжает мужчина. — Увольнительную продлят. Серебровы оплатят все расходи и любую сумму, что ты назовешь.

Качаю головой. Мне не нужны их деньги. Я и так могу заработать себе на жизнь. Родители тоже, вроде не нуждаются…

— Тосе памятник поставишь. Мраморный. Как хотел, — давит на больное Батя. Он прекрасно знает про сестру и мою боль.

Закусываю губу и встряхиваю головой. Через два дня назад в отряд. А там новое задание. Парням я нужен больше, чем богатеньким толстосумам.

— Пусть наймут частное охранное предприятие. С их баблом…

— Глашку прибьют, неужели ты не понимаешь. Если… — Батя осекается, — когда Амиров узнает, что его обманули, Аглае не жить. Она опозорила его перед всей столицей. Такие как