Это мы не проходили - Михаил Львовский

Другой рукой и другим фломастером приписка: «К мотоциклу не прикасаться. Отец».

— Ну вот, а у тебя хлеба нет. Пообедал бы, — показала на записку Лена.

— Это позавчерашняя. Я котлеты уже давно съел. Отец с матерью на мотоцикле в аул на какое-то обследование уехали, а мне только деньги оставили.

По широким улицам нового района небольшого приморского города мчался мотоцикл. Водитель в ярко-оранжевом шлеме и пылезащитных очках — моложавый тридцатипятилетний мужчина — вел машину уверенно, а иногда даже с некоторой опасной лихостью на поворотах.

— Митька машину трогал! — сказал водитель женщине в голубом шлеме, ехавшей на заднем сиденье.

— Ты думаешь?

— Уверен. Это всегда потом чувствуется.

— Но у него же есть права.

— Митька лихач, — сказал мужчина, «закладывая» очередной опасный вираж, отчего взвизгнули тормоза шедшей рядом машины.

…Резко затормозив у подъезда Митиного дома, мужчина помог молодой женщине сойти.

— Боюсь, что у Мити, как и у тебя, будет гастрит. Придется всю жизнь с содой возиться, — сказала женщина, поднимаясь по лестнице.

— Ничего, я придумал такой замок, что он черта с два его откроет! — ответил мужчина.

Так мы познакомились с Митиными родителями.

Они шумно вошли в переднюю своей квартиры. Открылась дверь общей комнаты, и Лена сразу же отметила, что, раздеваясь, Митины папа и мама испытывали те же затруднения, что и их сын: отец бросил свою куртку на Митину, лежавшую на пылесосе, на маму в уже знакомой нам последовательности обрушились из шкафа длинная ручка полотера и коробка с дамскими туфлями.

— Это Елена Федоровна, наша новая классная руководительница, — угрюмо представил родителям гостью Митя.

— А старую куда дели? — удивился Митин папа.

— Здравствуйте, — поспешила проявить любезность Митина мама. — Мы с дороги. Сейчас приведем себя в порядок и… Митя что-нибудь натворил?

— Нет, ничего. Я просто пришла познакомиться, — сказала Лена.

— У нас такая сумасшедшая жизнь. Я инженер-строитель, а мой муж, Александр Павлович, — архитектор района. Так что сами понимаете… Меня зовут Нина.

— Аул все-таки будем сносить, иначе ничего не получится, — объявил районный архитектор. И вдруг спросил у сына: — Горячая вода идет?

— Идет, — ответил Митя.

— Недоволен я чадом! — заявил Александр Павлович из ванной. — Школа с ним не справилась. Приходится признать. Воткну его в ПТУ, потом в армию. Там из него человека сделают.

— Вы с нами перекусите? — донесся из кухни голос Митиной мамы, которая все еще пыталась быть гостеприимной.

— Спасибо, я сыта, — категорически отказалась Лена.

…В передней Лена и Митя сейчас были одни, и Митя, изобразив удивление, заговорщическими знаками предложил Лене: «Не отказывайтесь. Давайте подзаправимся, я же знаю, что вы голодны, как и я». Лена отрицательно покачала головой.

— А вам не кажется, Александр Павлович, — сказала Лена очень вежливо, но так, чтобы слышно было в ванной, — что в армию надо идти уже человеком?

Александр Павлович остановился в дверях ванной комнаты с несколько озадаченным выражением лица. Оказывается, привычный ход его мыслей мог наткнуться на не такие уж необоснованные возражения.

— А если он все еще не вылупился? — попытался взять препятствие с ходу Митин папа.

Он первым вошел в общую комнату. Лена и Митя последовали за ним.

— Если школа, которая обязана была…

Очевидно, Мите стало неловко за отца, и он осторожно перебил его:

— Папа…

— Митя, я понимаю Александра Павловича, — выручила Лена Митиного отца. — Ты помнишь, где мы собирались хлеб купить? А он за все это отвечает. И все же, — продолжала она, обращаясь к районному архитектору, — Митя ваш сын. Вы могли бы его воспитать, как вам хочется. По своему образу и подобию. Это же так заманчиво, не правда ли?

Александр Павлович захохотал. В это время из кухни в общую комнату вошла Митина мама. В ее руках шипела сковородка с жареной колбасой.

— Слышишь, Нина, — предложил жене присоединиться к своему веселью районный архитектор, — какие у девушки патриархальные взгляды? Оказывается, в век высоких скоростей, когда «нынче здесь, завтра там», так что не успеваешь «здравствуйте — до свидания» людям сказать, мы могли воспитать Митьку по своему, видите ли, образу и подобию…

Александр Павлович схватил охапку корреспонденции, которую Лена и Митя только что выгребли из почтового ящика.

— Это видите? — гремел Митин папа, вскрывая конверты с официальными грифами. — Всюду, заметьте: «явка обязательна», «ваше присутствие необходимо». Вот, кстати, опять в подшефное ПТУ зовут. Номер четыре. У них там, видите ли, вечер выпускников.

— И туда вы пойдете? — подчеркнула Лена слово «туда».

— А как же! Подшефники — попробуй не явись.

— Когда это?

— Двадцать шестого в девятнадцать ноль-ноль. — И Александр Павлович снова повторил язвительно: — «По своему образу и подобию»!..

Митина мама жалко улыбнулась. И вдруг Лена спросила районного архитектора, указывая на единственный портрет, висевший на стене:

— Скажите, пожалуйста, кто это?

Митин папа нахмурил брови.

— Вы не знаете? — изумился он. — Тогда мне с вами вообще…

— Папа! — почти крикнул Митя.

Но Митин папа продолжал:

— Удивляюсь, Нина, кого теперь педагогические вузы выпускают! Это же Корбюзье, величайший архитектор нашего века!

— Извините, он вам кто? Родственник? — спокойно допытывалась Лена.

— Да вы что, смеетесь? Он француз. Я его в глаза никогда не видел, но преклоняюсь перед ним…

Лена помолчала.

— А у Мити есть дедушка? — спросила она тихо.

— Нет, он погиб в войну. А что?

— Просто я подумала, Александр-Павлович, что знаменитый зодчий Корбюзье, разработавший оригинальные принципы проектирования крупных архитектурных ансамблей и современного градостроительства, вероятно, не очень бы на вас обиделся, если б в этой комнате сперва оказался портрет Митиного дедушки, а потом уже его, Ле Корбюзье.

Встретившись с тоскливым Митиным взглядом, Лена резко изменила тон.

— Очень рада была с вами познакомиться, — приветливо сказала она районному архитектору. — Галина Петровна так хорошо о вас говорила, и я убедилась, что она была права. До свидания. До свидания, Митя.

Мальчик бросился в переднюю, чтобы открыть учительнице квартирную дверь, оставив в комнате совсем растерявшихся родителей. Предварительно он наградил их таким взглядом, что районному архитектору немедленно понадобилась поддержка жены. Но жена смотрела в окно.

В кардиологическом кабинете городской больницы молодой, но уже успевший поседеть врач осматривал Милу Ходзицкую. Судя по всему, осмотр был не первый. Девочка терпеливо выполняла все, о чем ее просил доктор, но лицо ее выражало безнадежную усталость и равнодушие.

— Лекарства принимаешь регулярно, как я велел? — спросил врач.

— Нет, — ответила девочка. — Совсем не принимаю.

— Почему? — не слишком удивился доктор.

— Принимай не принимай — одинаково, — ответила Мила. — Вы же сами знаете.

Доктор помолчал. Вид у него при этом был виноватый, как он ни пытался это скрыть.

— Мама рассказывала, — продолжала Мила, — что, когда я родилась, врачи предупредили: до пяти лет не доживу. А я видите какая выросла.

— Вижу, — ответил доктор. — Дураки врачи, да и мама не слишком умно поступила.

Осматривал он Милу за ширмой, а возле белого стола сидели еще два доктора. Один читал кардиограмму, просматривал рентгеновские снимки, а другой, высокий и худощавый, вытянул ноги и разглядывал потолок. Так ведут себя люди, раньше других принявшие, как им кажется, правильное решение и глубоко уверенные, что рано или поздно к такому же решению придут остальные.

— Можешь одеваться, — сказал седеющий доктор Миле. — Я тебя просил прийти с родителями…

— Мама в коридоре. И там еще…

— Неужели отец?

— Нет, больше никого.

— Вот мы здесь сейчас посовещаемся, как с тобой быть, позовем твою маму и все ей объясним, — бодро сказал доктор.

— Да я заранее знаю, что вы скажете, — спокойно ответила Мила. — Нам с мамой это уже столько раз говорили. Нужна операция, а то я каждую минуту умереть могу. А я все-таки живая.

— Ты до ста лет проживешь. Иди. Мы сейчас маму вызовем.

Мила вышла в больничный коридор. У двери ее ждала мама, женщина с простоватым лицом, выглядевшая гораздо старше своих лет. Глаза у нее были такие, что казалось, будто в них всегда стоят слезы. Рядом с Милиной мамой сидел Митя Красиков.

— Что, доченька?

— Ничего, мама. Как всегда. Сейчас тебя позовут. — Мила села рядом с Митей.