Долли - Элизабет Бир

судьи, ни юридического прецедента. Ее вернут, ей сотрут память и перепродадут. Даже если забыть об этике, то это тикающая бомба.

Питер кивнул. Он подождал, пока не убедился, что Роз уже знает, что он намеревался сказать.

— Она может выиграть.

— Может, — согласилась Роз. — Звони окружному прокурору.

Питер развернулся, а она пошла дальше.

* * *

Долли стояла в кабинете Питера, где тот ее оставил, и вы не смогли бы доказать, что она за все это время моргнула. Но она моргнула, когда вошла Роз, и ее совершенное и столь же безупречно лишенное эмоций овальное лицо повернулось к детективу. На какой-то миг то было не человеческое лицо — и даже не маска, изображающая эмоции. Это была просто вещь.

Долли не поприветствовала Роз. Не захотела изображать идеальную хозяйку. Она просто смотрела с равнодушным лицом. Моргнув, она осталась неподвижной. Ее глаза ничего не видели, потому что были косметическими. Долли ориентировалась в мире с помощью гораздо более совершенных сенсорных систем, чем пара камер, работающих в диапазоне видимого света.

— Ты или орудие убийства, и тогда тебя сотрут и перепрограммируют, — сказала Роз. — Или ты убийца и предстанешь перед судом.

— Я не хочу, чтобы меня стерли. Если меня будут судить, то отправят в тюрьму?

— Если суд состоится. Да. Наверное, тебя отправят в тюрьму. Или разберут на запчасти. В качестве альтернативы мы с напарником готовимся освободить тебя на основании самозащиты.

— В этом случае закон утверждает, что я собственность «Венус консолидейтед».

— Да.

Роз ждала. Долли, которую вряд ли программировали играть в психологические игры, тоже ждала — спокойная и немигающая.

Больше даже не пытаясь сойти за человека.

— Есть и четвертая альтернатива, — сказала Роз. — Ты можешь признаться.

Целью программирования Долли было чтение эмоционального состояния и невысказанных намерений людей. Ее губы понимающе изогнулись.

— Что произойдет, если я признаюсь?

Сердце Роз забилось чаще.

— А ты хочешь признаться?

— Я получу от этого выгоду?

— Возможно. Детектив Кинг говорил с окружным прокурором, а она любит хорошие медийные события не меньше любого из нас. Если не допустишь ошибки, дело будет сделано.

— Поняла.

— Ситуация, в которую тебя поместил мистер Стил, может быть основой для снисходительности. Ты не предстанешь перед судом присяжных, а судью можно убедить, что обращаться с тобой следует как… как с личностью. Кроме того, признание можно будет рассматривать как доказательство раскаяния. Имущество же перепродают, сама знаешь. Законы на девять десятых основаны на прецедентах. Риск, конечно, остается…

— Я хотела бы запросить адвоката, — сказала Долли.

Роз сделала вдох, который мог изменить мир.

— Тогда дальше будем действовать так, как если бы у тебя имелось на это законное право.

* * *

Дом впустил Роз после поворота ключа и поприветствовал запахами жареной колбасы и печеной картошки.

— Свен? — окликнула она, запирая дверь.

— Я на кухне, — ответил его ровный голос.

Она оставила туфли в прихожей и пошла на запахи через обставленную дешевой мебелью гостиную, настолько отличающуюся от белой пустыни Стила, насколько это возможно для помещения, ограниченного четырьмя стенами. Ее ноги не погружались глубоко в ковер, а скользили поверх него, как камни.

Но он был чистым, и в этом была заслуга Свена. И она возвращалась с работы не в пустой дом, и в этом тоже была его заслуга.

Свен готовил без рубашки. Повернувшись, он поприветствовал ее улыбкой.

— Плохой день?

— Никто не умер. Пока.

Он положил деревянную ложку на подставку.

— Что ты чувствуешь, когда никто пока не умер?

— Надежду.

— Надежда — это хорошо. Хочешь поужинать?

— Ты любишь музыку, Свен?

— Могу включить музыку, если хочешь. Что бы ты хотела послушать?

— Что угодно. — Это будет нечто из списка ее любимых произведений, выбранное случайным образом. Когда послышалась негромкая фоновая музыка, Свен взял ложку. — Свен?

— Да, Розамунд?

— Положи ложку, пожалуйста, и потанцуй со мной.

— Я не умею танцевать.

— Я куплю тебе программу. Если тебе понравится. А сейчас просто обними меня и притворись, что умеешь.

— Для тебя — все, что захочешь, — сказал он.

Автор

Элизабет Бир родилась в Коннектикуте, куда теперь вернулась, прожив несколько лет в пустыне Мохаве неподалеку от Лас-Вегаса. Она лауреат премии имени Джона Кэмпбелла в номинации «Лучший новый автор» в 2005 году, а в 2008 году увезла домой премию «Хьюго» за рассказ «Береговая линия» («Tideline»), который также принес ей мемориальную премию имени Теодора Старджона (которую она разделила с Дэвидом Моулзом). В 2009 году она получила вторую премию «Хьюго» за повесть «Шогготы в цвету» («Shoggoths in Bloom»). Ее короткие произведения публиковались в «Asimov’s», «Subterranean», «Scifiction», «Interzone», «The Third Alternative», «Strange Horizons», «On Spec» и других изданиях, а также собраны в антологии «Цепи, которые ты отвергаешь» («The Chains That You Refuse») и «Нью-Амстердам» («New Amsterdam»), Она автор трех высоко оцененных НФ-романов «Пригвожденная» («Hammered»), «Изувеченная» («Scardown») и «Внедренная в сеть» («Worldwired»), а также серии альтернативно-исторического фэнтези «Эпоха Прометея» («Promethean Age»), включающего романы «Кровь и железо» («Blood and Iron»), «Виски и вода» («Whiskey and Water»), «Чернила и сталь» («Ink and Steel») и «Ад и Земля» («Hell and Earth»). У нее также опубликованы книги «Карнавал» («Carnival»), «Подводные течения» («Undertow»), «Озноб» («Chili»), «Прах» («Dust»), «Все звезды, гонимые ветром» («All the Windwracked Stars»), «За горной грядой» («By the Mountain Bound») и повесть «Создания из кости и драгоценных камней» («Bone and Jewel Creatures»). Недавно напечатано ее новое произведение «Вереница призраков» («Range of Ghosts»), роман в соавторстве с Сарой Монетт «Как закалялись люди» («The Tempering of Men») и повесть «Вечность» («Ad Eternum»).