Десять бойцов - Лев Пучков

– Ну че – есть желающие повозбухать? – победно воскликнул корпусной. – Если есть – я завсегда пожалуйста!

Возбухать никто не пожелал. Методы воспитательной работы уидовского спецназа[6], отделение которого постоянно дежурило где-то на верхних этажах СИ-1, надолго оставляли мрачный след в памяти любого обитателя пенат, будь он хоть трижды дегенератом.

– Ну зачем спецназ? – вкрадчиво пробормотал вредный Григорий после некоторой паузы. – Ты зайди сюды, пощупай его – вдруг он кони кинул? А коли не кинул – так он тебе по черепу жахнет, переоденется и, как в 1954-м…

– Да заткнись ты, чмо! – пресек старого педераста Смирнов. – Человек умирает! Ну давай, давай – сделай че-нибудь, братуха! – обратился он к попкарю. – Доктора позови – не веришь, сам зайди, проверь – ведь помрет же!

– Вот это ты влип, Иваныч, – грустно резюмировал Адвокат. – ДПНСИ доложишь, что подследственный ложку заглотил, – вставят на всю катушку. Куда смотрел? Не доложишь – вдруг помрет? Опять же вставят. В камеру зайдешь – на части порвут. Хи-хи…

– Ага, разогнался! – досадливо пробурчал корпусной. – Щас все брошу и побегу докладать! Пусть себе лежит – ни хера ему не будет!

– Зря ты так, Иваныч! – сурово прикрикнул Григорий. – У меня разок корпусной недоглядел – подследственный отравился дрянью и помер. Так корпусному поджопник – пошел на хрен с работы! – и платить компенсацию семье заставили… Так что – топай. Пущай экстренный вызывают – надоть бы этого в клинику свезти.

Корпусной сурово задумался на полсигареты и, захлопнув кормушку, потопал к выходу из отделения. Спустя пять минут меня аккуратно выдворяли из камеры – при сем знаменательном событии присутствовала практически вся смена попкарей и сам ДПНСИ, который сноровисто обшарил камеру – видимо, на предмет поисков пропавшего черенка, такового не обнаружил и велел тащить меня в дежурку.

Еще минут десять я лежал на носилках в приемнике, дожидаясь конвоя, и изображал нечеловеческие страдания для наблюдавших за мной двух вислоносых прапорщиков. Отыскавшийся где-то в объемном чреве СИЗО престарелый фельдшер Игнатьич не счел нужным даже пощупать меня – написав от фонаря направление, он вручил его прибывшему начальнику экстренного караула и наотрез отказался сопровождать меня в клинику.

– Я вам, блядь, не зэчара, чтобы в автозаке трястись, – презрительно заявил Игнатьич начкару, когда тот настоятельно потребовал, чтобы больного сопровождал врач. – В кабине ведь не повезешь?

– Не повезу, – согласился начкар – мясистый краснолицый дядька предпенсионного возраста. – Больно ты жирный, вдвоем не поместимся. Да и не положено это…

– Ну а в трюме я вам не ездун, – отрезал Игнатьич. – У вас там воняет…

– Тогда вообще не возьму, – меланхолично пожал плечами начкар. – По уставу не положено – сам ведь знаешь! Вдруг он в дороге окочурится?

Пока они препирались, прошло еще что-то около десяти минут – вынужденный притворяться, я настолько вошел в образ, что сам поверил, будто у меня внутри минимум ятаган – даже колики появились.

Придя наконец к консенсусу, конвой и попкари совместными усилиями выдворили меня на улицу и погрузили в камеру автозака. В ходе этого мероприятия я так натурально стонал и скрючивался, что какой-то впечатлительный сизошник – из молодых, по-видимому – досадливо бросил окольцовывавшему меня начкару:

– Да на хера ты ему браслеты цепляешь?! Он, блядь, щас не то что бежать – дышит через раз!

– Целее будет, – буркнул бывалый начкар. – Видали мы таких больных…

В приемном покое клиники им. Турдыниязова, куда меня с грехом пополам доставил конвой спустя двадцать минут, возникла некоторая заминка: во-первых, куда-то исчез Игнатьич, сославшись на срочную необходимость повидать какого-то коллегу, во-вторых, выяснилось, что безболезненно просветить меня не получается: какой-то сильно двинутый пациент, доставленный накануне вечером из областной психбольницы, по недосмотру сопровождавших его пьяных санитаров в припадке дикой ярости основательно разбил суперсовременный сканер, когда его (пациента) пытались освидетельствовать на предмет заглота подшипника.

– Ээээмм… Ну, черенок – это, конечно, не подшипник, – глубокомысленно заметил высушенный козлобородый хирург, пытаясь ощупать мой живот, – я поджал колени к подбородку и отпихивал врачебную руку, оглашая стены покоя предсмертными криками. – Если отломанный конец достаточно острый, тогда, ммм… ну, тогда от любого резкого движения может возникнуть прободение. А это, знаете ли, – это чревато, батенька… – Таким образом хирург успокоил скуксившегося начкара, поглядывавшего на дверь в ожидании невесть куда запропастившегося Игнатьича.

– Угу, чревато, – повторил хирург и, поколебавшись несколько секунд, написал несколько строк на каком-то бланке. Вручив его начкару, козлобородый засунул правую руку за пазуху, а левой произвел отмашку от ширинки в сторону входной двери: – Давайте-ка, ммм… тащите его эээ… в морг. Как выйдете, завернете за угол здания – там вход в подвал. Мммм…

– Как это в морг? – изумился начкар. – Он что – уже все? Безнадега?

– Да нет! – досадливо нахмурился хирург. – Ну что вы, право… Ээээ… У нас там рентгенкабинет временно – ремонт, знаете ли… Угу… Ну, в самом деле – с моргом по соседству. Направление отдадите Аталии Андреевне – она снимок сделает. Потом сюда…

Пыхтя и чертыхаясь, конвой потащил меня, куда было указано. Миновав озаренное мертвым светом галогеновых ламп просторное помещение с двухъярусными стеллажами, на которых покоились завернутые во что-то белое тела, мы очутились в небольшом зале с хаотичным нагромождением непонятного, но весьма объемного оборудования и зашторенными плотными портьерами окнами.

Спустя три минуты крючконосая бабуся – Аталия Андреевна – подпрыгивая от досады и обильно пыхтя чесночным ароматом, пыталась пристроить у меня на животе футляр с пленкой. Получалось это из рук вон – я не желал разгибаться и держался за брюхо окольцованными руками, стеная так, что у самого мурашки по коже бегали.

– Да снимите с него эти чертовы кандалы! – вспылила Аталия после продолжительной и безуспешной борьбы. – Снимите и держите ему руки. Я что, по-вашему – Шварценеггер, что ли, чтобы справиться с ним в одиночку?!

Слегка поколебавшись, начкар недовольно покачал головой и раскольцевал мою левую руку, скомандовав конвоирам:

– Ну давайте – прижмите его, что ли… Только аккуратнее – вдруг прободение!

– Какое, к черту, прободение! Прободение! – презрительно передразнила Аталия. – Эти уроды гвозди глотают, бритвы – и ничего, ни хрена с ними не случается. Распинайте!

Конвоиры ухватили меня за руки и осторожно развели их в стороны – вверх, прижимая к столу. Отчаянно крикнув, я забился в конвульсиях и намертво подогнул колени к животу.

– Ну а ты какого хрена торчишь?! – обрушилась Аталия на начкара. – Давай, тяни его за ноги – ноги-то он, скотина, сам не разогнет!

Досадливо крякнув, начкар подошел к столу с торца и потянулся, чтобы ухватить меня за щиколотки. Ну вот и славненько, дражайшая Аталия Андреевна! Как прекрасно ты их разместила! Дай бог тебе здоровья…

Напружинив ягодицы, я мощно лягнул начкара пятками в лицо и кувыркнулся через голову назад, с ходу долбанув широко расставленными ногами по макушкам державших меня конвойных. Приземляясь за столом, я вынужден был выкрутить руку обратным рычагом тому, что справа – цепкий оказался парниша, не пожелал выпускать. Боднув его башкой в переносицу, я не стал дожидаться, когда его тело шмякнется на пол, а, метнувшись ко второму, начавшему уже лапать кобуру на заднице, с маху угостил его локотком в лоб. 1, 2, 3 – все мои приятели не подавали видимых признаков жизни.

– Они мне не враги, – пояснил я разинувшей рот Аталии. – Я их просто ненадолго отключил – жить будут. Вот только начкару, пожалуй, маленько челюсть попортил, – добавил я, вынимая у начальника караула из кармана ключи от наручников и освобождая свою правую руку.

– Ты, ты… Ты чего это, а? – прорезалась Аталия. – Ты зачем это? Ты…

– Давайте я шарахну вас по башке, и вы отключитесь минимум на час? – предложил я хозяйке кабинета, ласково улыбаясь и пристально глядя на нее. – Или – ежели хотите – дайте мне ключ от кабинета.

– Зачем по башке?! – возмутилась Аталия. – Зачем ключ?

– Ключ дадите, я прикую вас наручниками к стеллажу, запру дверь и уйду, – пояснил я. – Не дадите – тогда по башке. И ключ все равно найду. А вы, пока на полу будете валяться без сознания, пневмонию подхватите – холодно тут у вас. Ну?!

Затряся нижней губой, Аталия скорбно помахала руками, извлекла из кармана халата ключ и протянула его мне, одарив на прощание ненавидящим взглядом. Приковав хозяйку невидимых лучей к стойке стеллажа с аппаратурой, я покинул кабинет, запер дверь и выбрался из мрачного подвала.