Гордость Алоизия Пенкберна - Джек Лондон

Таким образом, случилось, что лукавый людоед, хитро посматривая на людей, выкладывал на стол тысячу долларов золотом и уходил, перелезая через борт, совершенно удовлетворенный, с табаком стоимостью в сорок центов.

— Только бы у нас хватило табаку, — с сомнением пробормотал Карлсен, когда был вскрыт второй ящик.

Олбрайт засмеялся.

— У нас внизу пятьдесят ящиков, — сказал он, — а мне думается, что за три ящика мы получим сто тысяч долларов. Закопано было всего миллион долларов, так что на весь клад уйдет тридцать ящиков! Конечно, надо принять во внимание лишние пачки табаку за серебро и пенсы. Эти эквадорцы позапрятали все монеты, какие им только попались на глаза.

Пенсы и шиллинги встречались очень редко, несмотря на то что Пенкберн постоянно спрашивал о них. По-видимому, пенсы интересовали его больше всего, и, когда ему приносили их, он притворялся настолько заинтересованным, что даже глаза его загорались. И дикари в точности поступали так, как этого от них ожидали. Они первым делом решили спустить все золото как наименее ценную вещь. И вероятно, они собирались в своих логовищах в чаще джунглей, и мудрые седобородые старцы раздумывали о том, как поднять стоимость пенсов, когда они окончательно избавятся от ничего не стоящего золота. Кто знает, может быть, этот диковинный белый даст даже и двадцать пачек за драгоценные медяки…

К концу недели торг пошел хуже. Золото попадалось редко. Случайно затесавшийся пенни отдавали неохотно за десять пачек, тогда как серебра приносили на тысячи долларов.

На восьмой день утром вовсе не было никакой мены. Седовласые старики приводили в исполнение свой план: они просили за пенни двадцать пачек табаку.

Одноглазый сообщил новые условия мены. Белые прослушали их с видимой серьезностью; они стояли кучкой и что-то обсуждали вполголоса. Если бы Одноглазый понимал по-английски, ему стал бы ясен весь их план.

— Мы получили немного больше восьмисот тысяч, не считая серебра, — сказал Гриф. — Это приблизительно все, что у них есть. Вероятно, остальные двести тысяч попали к другому племени. Вернемся через три месяца. Эти чернокожие выменяют деньги обратно. К тому времени они, конечно, уже будут без табака.

— Было бы грешно скупать пенни, — зубоскалил Олбрайт. — Я, как купец, не могу этого стерпеть.

— Начинается волнение от берегового ветра, — сказал Гриф, посматривая на Пенкберна. — Что вы скажете?

Пенкберн одобрил.

— Отлично! — сказал он.

Подставив щеку под ветер, Гриф убедился, что ветер слабый и неровный.

— Мистер Карлсен, спустите вельбот для буксирования. На такой ветер нельзя рассчитывать.

Он вытащил из ящика с табаком шестьсот или семьсот пачек табаку, сунул их в руки Одноглазому и помог растерявшемуся дикарю перелезть через борт. Когда был поднят последний парус, вопль ужаса раздался на линии неподвижных челноков. А когда подняли якорь и пришел в движение нос «Киттиуэка», Одноглазый, пренебрегая направленными на него дулами винтовок, начал грести за судном и отчаянной жестикуляцией показывал, что его племя согласно покупать табак по расценке пенни за десять пачек.

— Юнга! Орех для питья, — крикнул Пенкберн.

— Мы с вами направляемся в Сидней. А дальше что? — сказал Гриф.

— Я вернусь вместе с вами за этими двумя сотнями тысяч. Кроме того, я займусь постройкой шхуны для плавания между островами. Затем я привлеку к суду моих опекунов. Почему они не передают мне наследства моего отца? По какой причине? Я докажу, что оно должно быть мне передано!

Пенкберн с гордостью напряг свои мускулы под тонкими рукавами рубашки, подхватил обоих чернокожих поваров и поднял их над своей головой, как две гимнастические гири.

— Вперед! На передние снасти! — скомандовал с кормы Карлсен, когда грот был поднят.

Пенкберн поставил на палубу поваров и ринулся вперед, опередив в два прыжка чернокожего матроса.

1911

Примечания

1

Фолли (англ.) — безумие, сумасбродство.