Манкая - Лариса Шубникова

Юля немного подумала над его словами и ответила:

– Да, вы сказали, что еще лет шестьдесят точно будете живы.

Все заулыбались, и Широкову стало понятно, что знакомство скорее удалось, чем провалилось.

Любопытная Фира подошла ближе к Митьке.

– А чем это вы так сильно заняты, Димитрий? Настолько, что дома только спать планируете.

– Фира Рауфовна, я занят любимым делом.

Дора, тоже любопытная, но не такая быстрая, как сестра, решила вставить свои пять копеек:

– Дебошами и безобразием, да? – ну, старушки Собакевич не были лишены некоторого ехидства и чувства юмора.

– И этим тоже, но реже, – Митьке захотелось посмеяться, но он сдержался.

– Ви, молодой человек, не говорите при сестрах о безобразиях. Замучают вопросами. Кстати, а как ви отличили одну бабушку от другой? Гойцману до сих пор это тяжело дается. Хоть и знаю я их побольше вашего, лет так на сорок пять.

– По серьгам, – за Митю ответила Ирина, которая всегда была наблюдательна.

Скажем так, в свое время это было ее профессией. Она никому об этом не рассказывала, потому и весь дом полагал, что дело ее жизни связано было с магическими буквами «КГБ».

– Серьезно? Все так просто, что я готов посмеяться. Ирина, радость ви моя, могли бы и раньше помочь несчастному еврею. Я уж хотел одну из них зеленкой мазнуть.

Мадам Шульц шутку оценила и заулыбалась юристу Гойцману.

А вот Митя уже не слушал болтовни соседей. Удивляясь самому себе, он снова глазел на Юленьку. У той с головы сполз таки, окаянный капюшон. На фоне стены красивого жемчужного цвета профиль его соседки смотрелся, ни много ни мало старинной камеей, его, Митиной, матери. Тонкая, длинная, какая-то беззащитная шея. Над ней тяжелый узел шикарных пшеничного оттенка волос. Полные губы. Длинные ресницы.

Юленька между тем, совершенно женским жестом, поправила волосы, пробежавшись тонкими пальцами по прическе, проверяя, не выбился ли непокорный локон. На пальце ее Митя приметил обручальное кольцо. Приметил и слегка обиделся? Расстроился? Чепуха. Ему не было никакого дела до соседки, пусть даже и привлекательной.

Замужняя Юленька. А чему тут удивляться? Молодая, милая, небедная. Разумеется, нашелся герой. Пожалуй, Митя порадовался за приятную соседку. Почему? Потому, что глаза у нее сияли, вот почему. А коли так, стало быть барышня счастлива за мужем. Кто бы он ни был.

– Димитрий, наверно Юленька наша права. Пойдите и отдохните уже. Вы засыпаете стоя. Я уже минуту пытаюсь узнать, кем были ваши родители, а вы молчите и смотрите в стену, – Фира обиженно глядела на Широкова.

– Простите, задумался. Моя мама работала корректором в ярославском «Вестнике». Об отце я бы говорить не хотел.

Москвичи промолчали, усваивая информацию.

– Добро пожаловать, Димитрий. Надеюсь, мы неплохо уживемся под одной крышей, – Ирина Леонидовна дала понять, что беседа окончена и все могут расходиться.

Так и поступили. Яков Моисеевич ушел пить свой коньяк, бабушки уползли на третий этаж. Юля и сама гранд дама, разошлись по квартирам.

Митька открыл свою дверь и огляделся. Ну, новичку дизайнеру удалось сделать из жилища то, что хотел увидеть Широков. Все просто, удобно и неброско. Дорого, но оно того стоило.

Решив, что разборка личных вещей подождет, Митя принял душ и упал в свою огромную кровать. Три часа сна и снова на работу. Да, такой и была жизнь ярославского (теперь московского) шеф-повара.

Отдохнул и в путь. Уже на выходе, Митька увидел Юленьку. Снова в куртке ее дурацкой и с тяжеленными сумками, шла она по лестнице. Из под скособоченного капюшона свисали волнистые пряди, мешая ей видеть. Руки-то у нее две, обе заняты сумками, потому и не было возможности смахнуть с глаз пушистую завесу. Широков в два шага оказался рядом с приятной соседкой.

– Давайте, Юля, – сказал так, для проформы, а сам уже цапнул тяжелые вьюки (с продуктами) и понес к ее двери.

– Что вы, Дмитрий Алексеевич, я сама прекрасно справлюсь, – он уже поставил баулы на пол возле квартиры, – Спасибо большое.

И снова ее улыбка, чистая, детская, почти святая. Это изумляло. Чем? Искренностью. Она улыбалась от души, никакой фальши не было в ее губах и глазах. Откуда столько благодарности за обычный поступок? Любой сделал бы так же на его месте. Или нет….? Митька удивился, но виду не показал.

– Не на чем, Юля. Доброго вечера, – и ушел.

«Ярославец» полон был гостей. Вечер предстоял не из легких, поскольку публика собралась взыскательная. Капризная. Стало быть, нужно постараться! И Митька старался. Заказы на блюда от шеф-повара сыпались непрестанно. Разные. С претензиями. Но, ему не привыкать. Большие руки, крепкая спина, надежная команда на кухне и любовь к своей работе.

Ресторан удачно располагался на пересечении бизнес путей. Как это? А так. Рядом с «Ярославцем» много шикарных офисов, три банка, театр и клуб. Место «сладкое», доходное. И не видать бы Мите, как собственных ушей, такого местечка, если бы не один случай. Тот самый, что выпадает раз в жизни.

В день, когда Митя решил отправиться в Москву за лучшей долей, он стоял на вокзале в задумчивости. Дело в том, что на экспресс до Москвы остались билеты только в бизнес салоне. Дорого, но поворачивать поздно. Он и купил дорогущий билет в бизнес класс, хоть и принял волевое решение экономить каждую копейку, пока не наладит свое дело в столице. Нет, Широков не бедствовал, но кто его знает, как все повернется?

На платформе Митька заметил женщину с двумя детьми. Та, бедняжка, тяжело волокла кладь, ручную и колёсную, пытаясь прижимать к себе еще и двух пацанят дошкольного возраста. Широков подхватил чемоданы, парней, и засунул все это в вагон. Выслушал горячую благодарность от женщины, кивнул и ушел в роскошный бизнес класс. Уселся на свое место, краем глаза приметив соседа, мосластого, жилистого мужика с тяжелым свинцовым взглядом.

– Что, кавалергард, помог бабёнке? – голос у мужика скрипучий, неприятный, но не это подкинуло Митьку, будто ошпаренного.

Мать называла так его. Кавалергард. Митя смеялся и просил маму не позорить его такой стародревней кличкой.

– Сыночка, это похвала. Ты на офицера похож. Знаешь, а ведь в нашей семье есть немножко голубой крови, – и мать рассказала старую историю.

Еще во времена революции в Ярославле прятался один белогвардейский офицер. На свое счастье и на счастье пра–пра–прабабки маминой, он полюбил ярославскую мещаночку. Женился на ней и осел учителем в местной школе до поры до времени. Его посадили за подозрение в принадлежности к дворянскому сословию, но скоро выпустили. Вот от него и пошли в их роду симпатичные, крепкие мальчишки. Высокие, русоволосые, не лишенные обаяния «настоящих полковников».

Так вот слова мужика изумили Широкова. Откуда этот простоватый на вид дядька, знал это слово. Более того, употребил его именно по отношению к нему, Мите?

– Что уставился? Твоя что ль? А чего