Чистилище - Андрей Ливадный

– Может добавить парочку своих призраков? - Усмехнулся Генрих, к которому вдруг вернулось хорошее настроение. Там, где существует торговля, он не пропадет. Тем более, когда в его руках снова окажется оружие - действенный, надежный способ решения многих проблем.

– Нет, призраков я не возьму. Дурные воспоминания оставь себе. Только помни, о чем я тебя предупредил.

– Ну, хорошо. Сейчас попробую. Не хочешь показать мне "Гюрзу"?

– Нет. - Покачал головой Ричард. - Я уже выполнил половину обещанного, - проход в межмирье существует. Теперь твоя очередь. Как только я получу первое воспоминание, создам оружие. Без боекомплекта. После второго воспоминания - обоймы и элементы питания.

– Ладно. Договорились.

4.

Генрих был зол, измучен и подавлен.

Он не мог определить, сколько прошло времени после визита кибрайкера.

Здесь не существовало даже смены дня и ночи, чтобы хоть как-то вести отсчет данности. Он не мог спать, не испытывал голода, лишь память постоянно подбрасывала неприятные сюрпризы, материализуя такие воспоминания, о которых он (как казалось в реальной жизни), позабыл давно и прочно.

Постепенно менялось его сознание. Приобретение импульсного пистолета на поверку оказалось не лучшей идеей. Генрих не мог в одночасье избавиться от укоренившихся привычек, но сцены из прожитой жизни становились все более невыносимыми, и он стал часто, бездумно пускать оружие в ход, уничтожая являвшиеся ему фантомы.

Память стала прерывистой, в ней теперь зияли пустоты, которые он не мог заполнить.

Вся скверна его жизни возвращалась к Генриху, но теперь он не мог использовать привычные приемы: ему не откупиться, не сбежать, нет возможности общаться даже с теми, кто окружал его в последние годы. В логре все потеряло смысл. Его железная воля оказалась не у дел, все, что он умел, являлось бесполезным, но рассудок еще не погиб, и, очнувшись от очередного приступа невыносимой боли (таким неприятным эффектом сопровождалось уничтожение участков памяти), он вновь думал о прожитой жизни, пытаясь отыскать в ней что-то, способное принести в пространство логра хотя бы иллюзию нормального существования.

А что для меня нормально?

Генрих понимал - он зашел в моральный тупик и бьется в нем, как рыба, выброшенная на берег.

Нормальным для него было бы организовать в виртуальном пространстве собственного логра преступное сообщество, наладив криминальный бизнес.

Нонсенс… Здесь ничего не стоят деньги, никому не нужна "дурь" с Окраины, да и что он может реально создать? Принять тех фантомов, что являются к нему из глубин открывшейся памяти? Их что ли организовывать? Ну да, весело будет. Одних убил собственноручно, еще по молодости, иных устранили по его приказу, когда Генрих стал "боссом". Веселая подберется компания. А главное - очень "приятная".

От мрачных мыслей пространство вокруг постоянно менялось, видимо элементарные знания, полученные еще в школе, находили выход, формируя такие природные явления, как облака, ветер, мелкий дождь…

Проклятье, даже укрыться негде.

Не в силах изменить собственного настроения Генрих стал думать, как ему укрыться от нудного, моросящего, непрекращающегося дождя, который к тому же сопровождался периодически налетающими порывами холодного ветра.

Хренова адаптивная реальность…

Дом.

Мне нужен дом.

Зольц понятия не имел как строятся дома, создать сложную конструкцию он, конечно, не мог, но решил хотя бы попытаться.

Спустя неопределенный промежуток времени, он сидел на том же самом месте, в очередной раз приходя в себя после вспышки неистовой злобы: явившийся из глубин памяти призрак, издеваясь над ним легко, одним толчком развалил стену из тяжеленных каменных блоков, которую Генрих возводил, прикладывая неимоверные усилия.

Естественно он не выдержал и застрелил призрака.

Еще один фрагмент воспоминаний безвозвратно был стерт из памяти.

Нет, прав был кибрайкер. Так я уничтожу сам себя…

Но где выход?

Он не может построить себе дом, не в состоянии вырастить дерево, может только убивать…

Беда Генриха заключалась в том, что привычные способы устранения проблем не подходили для окружающего пространства.

Уничтожая призраков, он убивал самого себя.

Генриха не хватило надолго. Его стало слишком мало - именно в такой формулировке.

Сознание уже не являлось целостным, он едва мог осознавать самого себя.

Зольц вплотную подошел в своих действиях к той черте, за которой начнется распад личности.

Все, чем он жил, потеряло смысл, обернулось против него. Генрих уже не контролировал собственных действий, утратив подавляющую часть жизненного опыта, он превратился в кого-то другого, упрямого, озлобленного помнящего лишь свое имя…

В таком состоянии, едва отдавая отчет в собственных действиях, он, наконец, оставил груду прямоугольных каменных блоков и медленно побрел в том направлении, куда ушел кибрайкер.

Последней надеждой, стремлением, стало желание покинуть свой логр.

Он не понимал, зачем и куда идет. Просто верил, что пепельно-серая равнина не бесконечна, а Ричард действительно оставил открытым проход в межмирье.

…

Длинная, нескончаемая череда впечатляющих образов…

Взгляду Генриха постепенно открывался хаос, который мы называем повседневной жизнью, с той лишь разницей, что в мире физическом определенные действия характеризовались термином "рутина", а тут принимали значение основополагающих поступков, определяющих статус той или иной личности в сложившемся конгломерате смежных миров.

Только незначительная часть увиденных реальностей сохраняла статичность, вторая, более многочисленная и неприятно поразившая воображение категория фантомных миров, попросту пустовала, - хозяева либо покинули их, либо матрицы личностей самоуничтожились в процессе трудной, а порой и попросту невозможной адаптации к абсолютной памяти и ограниченным возможностям общения.

Третий тип виртуальных реальностей, наиболее многочисленный, отражал полнейшее пренебрежение к выведенным логрианами законам виртуального существования: Генрих видел различные вариации проходов, начиная от рваных, безобразных дыр, сквозь которые сочилась серая хмарь межмирья, до оформленных архитектурными изысками тоннелей соединяющих между собой пограничные логры.

Там, где по определению должен существовать статиз, на самом деле кипела "жизнь".

По понятным причинам люди, попав в виртуальное заключение, испытывали два неодолимых стремления: во-первых, освободиться от неугодной части собственной памяти, и, во-вторых, воплотить в виртуальном пространстве те потаенные мечты, нереализованные амбиции, что не удалось осуществить в мире реальном.

Однако, помимо личных желаний людей, в пространстве логров продолжали функционировать законы, на основе которых формировалось любое виртуальное пространство. Не смотря на уникальную адаптивность логров, их безропотную "отзывчивость" человек, попавший в логр, мог испытывать лишь те эмоции, которые он уже вкусил при жизни. Что касается предметов или устройств, то тут дело обстояло еще более плачевно: как уже не раз убеждался Генрих, логр безропотно формировал облик, но для того, чтобы наполнить форму истинным, функциональным содержанием, системе требовались четкие инструкции, описывающие не только внешний вид, но и устройство желаемой модели.

В отличие от логриан, которые довольствовались малым и могли веками размышлять над правильным воплощением какой-либо модели, представители рода человеческого хотели получить многое и обладать предметом вожделения немедленно.

Среди многочисленных заключенных виртуальной тюрьмы лишь немногие обладали достаточной полнотой знаний, чтобы по-настоящему творить, у подавляющей же части личностей оставался небогатый выбор: либо сжаться, загнать свои амбиции, свою память в узкие рамки волевых запретов, либо биться в тенетах собственных мыслей, позывов, желаний, не имея возможности нормально реализовать их.

Благодаря усилиям кибрайкеров большинство обитателей фантомных вселенных, как и Зольц, получили свободу перемещения.

Так возникли реальности, напоминающие отстойники памяти, - люди приходили в логры, лишившиеся своих хозяев, и оставляли в них часть собственного "я" - ту самую неугодную, потаенную память, которую держали под запретом при жизни.

Негативные воспоминания десятков, если не сотен или тысяч заключенных, собранные в одном месте, формировали жуткие пространства, которые из-за адаптивности логров постепенно оживали, образуя нечто кошмарное…

Генрих ощущал себя как зверь, загнанный в ловушку.

Кругом его окружал сплошной нескончаемый и нужно сказать - опасный кошмар, сотканный из различных, причудливо смешавшихся образов.