Искатель. 1982. Выпуск №4 - Сергей Абрамов

Густо покрасневший Саблин, однако, тут же нашелся:

— Извините меня, отец Никодим, я никак не думал, что любое уголовное событие в городе тут же становится известным даже лицам вашего звания. Я не счел нужным информировать вас о деле, вас не затрагивающем, и потому только ограничился упоминанием лиц, которых придется, может быть, вскользь коснуться в нашей беседе. Меня действительно интересует не сегодняшний день, а очень давнее время, когда меня и на свете не было.

И опять улыбнулся отец Никодим, иронически даже.

— Я стар, молодой человек, но неглуп и связать невысказанный ваш вопрос даже при очень большой натяжке с изъятием церковных ценностей, хотя прошло с тех пор более шестидесяти лет, тоже сумею. Проследить мысль изобретательного следователя не так уж трудно. Да и удовлетворить ваше любопытство тоже очень легко. Был я тогда молодым священником, помогал отцу Серафиму и полностью, что называется, в курсе дела. Кампания по изъятию ценностей у нас в соборе прошла, как говорится, без сучка и задоринки, все документы сданного можете проверить у нас в архиве, да и ценная церковная утварь, не говоря уже о ризах с икон, так велика, что их запросто и не спрячешь, тем более что изъятие проходило у нас, как и везде, внезапно, без предупреждений. Сдачей руководил отец Серафим, и ни единая ценность утрачена не была. Документы, повторяю, вы можете сегодня же проверить.

Сказано это было сухо и официально. Саблин понимал, что протоиерей отлично сознает, что имеет в виду инспектор уголовного розыска, и что разговор «о времени и его особенностях» не удался. Ответ был достаточно исчерпывающ и точен. И Саблин поспешил, не отказываясь от своих предположений, сразу же переменить тему:

— Вы не поняли меня, отец Никодим. Я отнюдь не собираюсь проверять у вас какие-то давно зарегистрированные ценности. И мысль моя была скорее мыслью не следователя, а историка, интересующегося не тем, что изъяли, а тем, что осталось. Ведь у нас не было Ренессанса, не было Рафаэля и Леонардо да Винчи, а были Рублев и Феофан Грек, историческая ценность которых едва ли ниже.

— То, что осталось, трудно счесть ценностью, — уже значительно мягче сказал соборный протоиерей. — Ни Рублева, ни Грека в соборе не было, купцы, дарившие нам иконы, интересовались дорогими окладами, а не древней живописью. Каюсь, и я по молодости лет больше соблазнялся одетым на них серебром и золотом. Да и сейчас возьмите: иконопись знаю, пожалуй, неплохо, а собирать иконы — не собираю. Художники куда дальше меня пошли: мой иконостас ценностями не блещет. Не увлекаюсь. А коли вы увлекаетесь, то я вам не завидую. По-моему, дело это не ваше. Ну, марки, монеты, значки — это я понимаю, но ведь иконы собирают в большинстве глубоко равнодушные к религии люди. А что такое икона? Прежде всего, религиозный символ, раскрытие верующего ума и сердца. Разве можно предположить, что Феофан Грек не верил в то, что создавал своей кистью? У любого, даже посредственного, иконописца были, конечно, свои модели, но гениальная живопись немыслима без вдохновляющей ее веры…

Саблин выслушал протоиерея, в свою очередь, убежденный в том, что гениальная иконопись вдохновляется не верой в бога, а талантом иконописца, но спорить не стал.

— Боюсь, что вы опять не поняли меня, отец Никодим, — сказал он, — я интересовался временем и обстоятельствами, а не изъятыми у вас соборными ценностями. А икон я тоже не собираю. Так что «будем считать, что мы друг друга не поняли, а потому позвольте откланяться и поблагодарить вас за дружескую беседу.

Саблин привык с утра взвешивать и оценивать все происшедшее накануне. Что узнал? Что сделал? Успех или неудача? Заштатный оперный бас в роли дьякона — мелочь, конечно, но знакомство все же полезное для дальнейших розысков в администрации здешней епархии. Протоиерей Никодим, несомненно, умен, сообразителен и находчив, судя по тому, что и как им сказано во вчерашней беседе. Дело было даже не в глупом промахе Саблина, не в неудачной попытке вывернуться из него, сославшись на «тягу к истории». Запомнилось другое. Настоятель собора заранее знал, зачем пришел к нему инспектор уголовного розыска, что именно интересовало его в этой встрече, и откровенно поспешил его в этом уведомить. Что же могло заинтересовать его? Само по себе убийство в доме Михеевых? Едва ли.

Из кабинета Князева вышел Веретенников, усталый и огорченный.

— Как с обыском? — заинтересовался Саблин.

— Плохо. В доме никаких следов ценностей. В подвале и погребе — аналогичная картина. Поленницу разобрали — не нашли. Весь двор вскопали. Ничего не нашли и на огороде.

— С миноискателем?

— Конечно.

— Что сказал Князев?

— Рекомендовал пошарить по всем камерам хранения. Проверить, не хранила ли что-нибудь убитая Вдовина и не сдавал ли кто-нибудь из членов семьи ящика или чемодана в ближайшие дни после преступления?

— Ну что ж, действуй. Прощупай вокзал, пристань, аэропорт.

К полковнику Саблин не пошел, решил: понадоблюсь — вызовет. А в кабинете его уже поджидал Глебовский.

— Ищем новую версию? — спросил он.

— Зачем? — сказал Саблин. — Еще старая не прослежена.

— А то есть одна. Убила, скажем, Екатерина Михеева, а муж взял вину на себя.

На нескрываемую насмешку Саблин не реагировал. Ответил сдержанно:

— Такую версию слишком легко опровергнуть. Несерьезна, Виктор Петрович.

Тут уже Глебовский взорвался:

— А ваша серьезнее? Обыск же не удался…

— Знаю. Не удался и первый визит в собор. Изъятие церковных ценностей прошло, по-видимому, без отклонений.

— Проверили лично?

— Для чего? Соборные архивы, если они сохранились, ничего не покажут. Регистрация приема и сдачи? Что она скажет? Меня интересовали условия процедуры и настроения причта. Об этом я и беседовал с протоиереем.

— Что-нибудь подтвердилось?

— Ничего. Новый настоятель собора тогда был священником. Сдавал ценности вместе с Серафимом Востоковым. Обман иди мошенничество полностью исключает.

Саблин видел, что его сообщение вполне удовлетворило следователя. Но добавил:

— Но мой экскурс в прошлое отца Серафима еще не завершен.

— Вы все еще не отказались от версии о сокровище?

— Нет. И намерен продолжать розыск.

Глебовский провел пальцем по коротко постриженным усикам, взял дело в картонной папке, пошел к двери. Уже на пороге обернулся, бросил:

— Ох, не верю я в ваше сокровище. Но коли версия возникла, проверить обязаны. Действуйте, Юрий Александрович, как говорится — бог в помощь. Подходящая терминология для «церковного» дела!

— Не очень, Виктор Петрович. Бог — помощник никакой. Проверено веками. А вот слуги божьи…