Чёрный караван - Клыч Кулиев

— Нет… Господин министр решил установить надо мной опеку. Я выхожу за него замуж.

— О-о! Очень хороню. Поздравляю! Сердечно поздравляю! По такому приятному поводу нельзя не выпить шампанского. Мисс Элен! Скажите, пусть принесут!

Тут появился официант, генерал приказал ему подать бутылку шампанского.

Я осторожно поднял голову и взглянул на Екатерину. Она тоже окинула меня долгим взглядом из-под ресниц. Глаза ее были печальны, казалось, они с упреком говорили: «Ну что, добился своего?» Честно признаюсь, я в эту минуту был похож на азартного игрока, который не знает, проиграл он или нет, но стремится продолжать игру. Выиграл я или проиграл? Сейчас я, пожалуй, выиграл. Ведь я хотел, чтобы Кэт вышла замуж за Дохова. Хоть мой совет, видимо, ей не по душе, она все же его приняла. Разве это не победа?

Дохов, должно быть, не ожидал, что его секрет раскроется так быстро: он густо покраснел, на лбу выступил обильный пот. Так растерялся, что не мог слова произнести. Наконец, покашливая, то и дело глотая слюну, он объяснил, что его семейная жизнь не удалась и что он очень несчастен.

Я начал притворно утешать его:

— Семейные неурядицы бывают не только у вас, господин министр. Я лично считаю, что человек должен постоянно искать счастья, искать до тех пор, пока не найдет его. Если нужно, можно жениться хотя бы десять раз. Что с того, если иные скажут: он нарушает нормы морали. Пусть говорят. Кто их не нарушает? И потом, никто еще не нашел границы между добродетелью и пороком, между порядочностью и бесстыдством!

Екатерина посмотрела на меня пристально и осуждающе, губы ее даже зашевелились, словно она мысленно что-то произнесла.

Дохову мои слова, должно быть, понравились. Он горячо заговорил:

— Вы правы, господин полковник. В океане жизни каждый плавает по-своему. И каждый по-своему относится к таким понятиям, как мораль, нравственность. Честно говоря, я до сих пор мирился со своей участью только из боязни, что окружающие меня осудят. Другой на моем месте давно порвал бы свои узы.

Подали шампанское. Генерал поднял запенившийся бокал и обратился к Екатерине и Дохову:

— За ваше здоровье! Сердечно поздравляю обоих… Но уговор: свадьбу без нас не справлять!

Дохов таял, как масло.

— Нет, нет! Свадьбу справим в день вашего прибытия. Сразу два праздника!

Ужин окончился. Екатерина с мисс Элен перешли в гостиную. Мужчины остались за столом. Генерал заговорил о положении в Закаспии. Он уже не раз беседовал на эту тему с Доховым, но, видимо, решил еще раз уточнить некоторые пункты. Ввиду предстоящего отъезда Дохова следовало кое-что напомнить ему.

Главным был, конечно, вопрос о борьбе с большевизмом. Генерал остановился в первую очередь на этом. Он говорил категорически, как мастер, дающий указания ученику:

— Прежде всего, господин министр, не забывайте одного: нельзя достигнуть цели, заискивая перед большевиками, играя с ними в прятки. Примирение, сотрудничество… Из этой гнилой политики только большевики извлекут пользу. У вас нет ничего общего с ними. Правда, на нашем языке существует термин «аутбридинг»[10], но он относится только к животному миру. В людских отношениях, и тем более в политике, это неприменимо. Большевики сегодня будут сотрудничать с вами, а завтра повесят всех вас на одном суку!

— Безусловно! — Дохов побагровел, точно ему уже накинули веревку на шею. — Теперь мы убедились в этом. Не может быть и речи о дальнейшем сотрудничестве хотя бы на один день. Или мы, или они!

— Очень хорошо… В таком случае не забывайте еще об одном: перейдя на другую сторону баррикады, жалеть врага — непростительная глупость. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Понимаю, ваше превосходительство!

— Если даже вы проявите гуманность по отношению к большевикам, они вас не пощадят. Если завтра обстоятельства вдруг изменятся, они отомстят вам за все. Поэтому нечего было колебаться в вопросе о комиссарах, надо было действовать решительно.

Речь шла о большевистских комиссарах Житникове, Теллия, Батминове и их товарищах. Закаспийское правительство запросило миссию о возможности отправки их через Персию в Индию, чтобы упрятать комиссаров подальше. Просьба эта была отклонена, и комиссары были расстреляны еще в прошлом месяце. Но генерал решил еще раз затронуть этот вопрос. Он боялся, что наши друзья проявят нерешительность в будущем. Этого нельзя было допускать. Уничтожение комиссаров, с одной стороны, оставляло закаспийских большевиков без руководителей, с другой — навсегда снимало опасность соглашения меньшевиков и эсеров с большевиками.

Я решительно поддержал генерала:

— Верблюда за кустом саксаула не спрячешь, господин министр. Большевики непременно узнали бы о том, что комиссаров вывезли сюда. Подняли бы шум. Вы и нас поставили бы в неудобное положение, и врагу дали бы лишний козырь. И затем, разве нет места в Каракумах для ненадежных элементов? Упрячьте их туда… Упрячьте без траурной процессии, среди сыпучих песков, чтобы и следа не осталось!

Генерал одобрительно кивнул и продолжил тоном советчика:

— Самый страшный враг на войне — беззаботность. Недаром на Востоке говорят: «Беззаботный человек — хуже мертвеца». Надо, господин министр, быстрее закрепить занятые позиции. Ваше правительство объявило всеобщую мобилизацию. Это, конечно, дело нужное. Всех способных носить оружие необходимо призвать в армию. Но возникает еще один не менее важный вопрос. Ведь армией нужно руководить. Вы назначили главнокомандующим полковника Ораз-сердара. Это хорошо. Это необходимо, чтобы привлечь туркмен. Но не доверяйте ему всерьез!

— Нет, нет, ваше превосходительство! — горячо откликнулся Дохов. — Будьте покойны. Это только для отвода глаз. Конечно, доверять армию ему нельзя. Есть полковник Мальчуковский, есть другие… Основную работу будут вести они.

Генерал продолжал:

— Последний вопрос — о хлопке, нефти, продовольствии. Предупреждаю заранее: мы не можем полностью взять на себя заботу о вас. Дадим оружие. Дадим и обещанные деньги. Но мы не можем полностью содержать вас. Поэтому нужно позаботиться о том, чтобы рационально использовать внутренние ресурсы. Взять под строгий контроль все средства, какими вы располагаете. В ожидании будущих благ не упустите того, что уже в зубах у вас!

Дохов молчал. Тон генерала ему явно не понравился. Но генералу не было никакого дела до его обиженного вида. Продолжительно затянувшись, он швырнул сигарету в пепельницу и поднялся со словами:

— Ну, желаю благополучия… Счастливого пути!

Уже на самом пороге Дохов взглянул на генерала, потом на меня и с заискивающей улыбкой спросил:

— Какой еще доброй вестью обрадовать асхабадцев?

Генерал знал, какой «доброй вести» ожидает Дохов. Он ответил не колеблясь:

— Передайте членам вашего правительства: в самые ближайшие дни, не позднее двенадцатого августа, наши войска перейдут границу у станции Артык!

— Спа… спасибо, ваше превосходительство. — Дохов от радости почти лишился речи. — От имени Закаспийского правительства официально выражаю вам признательность… Спа… спасибо!

Министра провожал я сам. Улучив удобную минуту, предупредил Кэт, что часов в одиннадцать зайду попрощаться.

Проводив гостей, мы с генералом вернулись в кабинет и продолжили разговор вдвоем. Я спросил его, чем вызвано неожиданное решение о посылке войск в Закаспий. Генерал объяснил, что из Лондона получен по телеграфу приказ — не позже чем через три-четыре дня перейти границу и овладеть положением. Настроение у генерала было неважное, по лицу видно было, что он недоволен приказом. Ворчал сердито:

— Торопимся… Явно торопимся! Ну, перейдем границу. Сами полезем в огонь. Нам придется взять на свои плечи всю ответственность. Вы, полковник, скажете: Закаспийское правительство? А где оно, это правительство? Вы видели одного из их министров. Думаете, остальные лучше?

— Нет, не лучше… Вот потому, что они не лучше, и нужно скорее перейти границу, взять власть в свои руки.

— Нет, полковник… С огнем шутить нельзя. А что, если завтра большевики получат помощь из Ташкента и перейдут в ответное наступление? Если нам придется опрометью бежать? Знаете, чем тогда все это кончится? Бухарцы и хивинцы уберутся в свои норы. Афганцы прикусят языки. А большевизм разгорится еще сильнее!..

Генерал был не на шутку рассержен, даже пухлые пальцы его вздрагивали. Тем же строгим тоном он продолжал:

— Вы, полковник, говорите: «Нужно скорее взять власть в свои руки». Пусть мне дадут хотя бы три-четыре дивизии — завтра же я перейду границу и стану хозяином положения. Символической посылкой нескольких рот положения не изменить. Все наши резервы — внутренние силы Закаспия. А как я уже говорил, нужно время, чтобы привести их в действие. Куда торопиться? Зачем торопиться?