Разорванный круг - Владимир Попов

Было уже около часа ночи, когда Брянцев поднялся на третий этаж и сунул руку в карман, где у него лежали ключи от своего дома, от сейфа и от квартиры Елены. Но не успел достать их, как дверь открылась. Елена была в пальто.

- Фу-у, я уже изнемогла, хотела выйти тебе навстречу. Что, убили?

- Били...

Когда Брянцев входил в небольшую, просто и мило обставленную квартиру Елены, у него возникало ощущение, будто после долгих странствий он наконец вернулся домой. Безмятежное спокойствие охватывало его. Ему решительно ничего не хотелось изменить здесь, исправить, сделать по-своему, - желание, которое не оставляло его в Сибирске. Не было здесь ни громоздкого, с гранеными зеленоватыми стеклами буфета - гордости Таисии Устиновны, ни этажерки с дешевыми безделушками, ни оранжевого абажура с длинной бахромой, надежного пристанища для мух. Свое основное жилище он никогда не называл домом. Он не говорил: "возвращаюсь домой", "еду домой", как правило "еду на завод", "возвращаюсь на завод". И не только у Лены, из такта, чтобы не обидеть ее.

С наслаждением сбросил с себя пальто, пиджак, снял галстук, расстегнул ворот. Пошарил под диваном, вытащил комнатные туфли, прошелся, расправляя плечи. Потом поднял руки, расслабленно опустил их, как бы освобождаясь от накопившейся в них тяжести, и весело взглянул на Елену.

- Ну, здравствуй, Ленок!

- Приземлился?

- Ага. Даже заметил, какая ты красивая сейчас.

- Подлизываешься?

Брянцев не лгал. Елене на самом деле очень шло скромное темно-голубое платье. Оно было как будто свободным, но хорошо обрисовывало фигуру и гармонировало с пепельными волосами. Сейчас она удивительно походила на ту Леночку, которую он впервые поцеловал на школьном вечере.

- Валерик? - стараясь оттянуть предстоящий разговор, Брянцев покосился на соседнюю, комнату.

- Спит.

- С учебой как?

- Н-ничего. Но способности тратит не на то, чтобы хорошо учиться, а чтобы готовить уроки побыстрее. И хандрит. Просто не знаю, что с ним делать. Пока держу в руках. Ну, об этом ладно. Может быть, расскажешь все-таки, что произошло?

- А поесть?

- Пойдем на кухню.

Он ел и рассказывал. Рассказывал подробно, слово в слово, будто читал стенографическую запись. Даже более подробно, потому что ни одна стенограмма не передает того, что думает человек во время разговора и как ведут себя остальные участники.

Елена слушала, не прерывала, но когда он закончил свое пространное повествование, сказала жестко:

- Зря уступил. Поворачивать колесо обратно будет очень трудно. И чем больше времени пройдет, тем труднее, имей в виду. Ты же знал, на что идешь, надо было подготовить себя к схватке. Хлебников - это опытный боец и человек большой пробойной силы.

Брянцев не удивился. Елена не отличалась всепрощением, свойственным многим любящим женщинам. Умела осудить его поступки, если находила в них что-либо противоречащее ее взглядам, ее правилам. Брянцев ценил в ней эту редкую черту, ценил и побаивался. Принимая то или иное решение, часто думал, что сказала бы в этом случае Лена и как поступила бы сама.

Он внимательно посмотрел на нее. Чуть пухлые, чуть вздернутые губы, мягкая линия подбородка, светлые с грустинкой глаза, в которые легко смотрится. И столько ума во взгляде, столько проницательности...

- Сердишься? - встревоженно спросила Елена.

- Что ты! Восхищаюсь и преклоняюсь, - ответил он растроганно.

Она встала, подошла к нему, поцеловала.

- А ты до сих пор этого не сделал... Ну, жду. Я и тогда ждала... на школьном вечере. Целых два года потеряли из-за твоей нерешительности. Могли еще в девятом классе начать целоваться.

Он коснулся рукой ее волос, заглянул в глаза и поцеловал в нос.

- Холодный, как у котят. Мы не два года потеряли, Ленок. Начали бы в девятом, привыкли бы друг к другу, поженились бы... А так разнесло в разные стороны, и смирились: не судьба, мол...

- Не судьба... - глухо повторила Елена.

- Да, есть все-таки что-то такое, выше чего не прыгнешь. Какое-то прокрустово ложе, на которое укладывает тебя жизнь...

- Особенно, если ты сам хочешь улечься на него...

Алексей Алексеевич пытливо взглянул на Елену, стараясь понять смысл, скрытый в этих словах. В их отношениях, очень простых, и в их положении, очень сложном, каждое, даже на первый взгляд случайно оброненное слово приобретало глубокое значение и могло быть истолковано по-разному. Чтобы не было недомолвок, они всегда старались докопаться до этого значения.

- Нет, нет, Леша, - испуганно замахала она руками. - Ты не так меня понял. Я не о нашей с тобой ситуации, я вообще. - Но, увидев, что не рассеяла его подозрений, добавила: - Я ж тебе говорила: "Я знала любовь в супружестве, а сейчас познаю, что такое любовь без супружества".

- Говорила, - угрюмо отозвался Алексей Алексеевич. - Но человеку все надоедает.

- Человек - существо сложное. Ему все надоедает, но он может и ко всему привыкнуть. Я привыкла. - И вдруг стукнула кулачком по столу: - Во всяком случае, пусть тебя в такие дни эта тема не тревожит...

Брянцев опустил голову. "Такие дни" были всегда, когда он приезжал в Москву. Просто - так он сюда не ездил. Вызывали либо на очередной разнос, либо на согласование планов, что всегда сопровождалось нервотрепкой. И каждый раз, когда он заговаривал с Еленой о том, как им быть, как им жить дальше, она отмахивалась: "Потом, не в такие дни".

Порой он даже думал, что Елену вполне устраивает ее положение, что к другому она не стремится. В бессонные ночи там, в Сибирске, когда терялся контроль над сознанием, когда стиралась грань между реальностью и воображением, ему иногда казалось, что у нее есть еще кто-то, кто скрашивает жизнь, - не может же она выносить одиночество месяцами, ждать от встречи до встречи. Ну были бы еще его поездки регламентированы. А то ведь что получается? То два раза в Москву в течение месяца, то за полгода ни одного, то прилетит на один день, именно на день, даже не на сутки, то задерживается на две недели. Когда Брянцев задумывался над этим, ему невольно вспоминался рассказ одного политкаторжанина о Петропавловской крепости. Его не били, не истязали, только в разное время и на разные сроки закрывали наглухо ставни. На пятнадцать минут, на три часа, на целый день, а то и на два дня. И эти неожиданные переходы от тьмы к свету, от света к тьме расшатывали нервы, доводили до сумасшествия.

Как выдерживает Лена такие переходы, всегда долгожданные и всегда неожиданные? Он - мужчина, и то ему трудно. Да и по роду своей работы он почти не остается один, занят с людьми с утра до ночи, занят мыслями о заводе. А Лена - она все же работает от звонка до звонка, вечера у нее свободные. Разве что сын скрашивает жизнь. Но может ли сын заменить любимого человека?

Елена погладила Брянцева по голове.

- Ложись спать, Алеша. Поздно...

ГЛАВА ПЯТАЯ

Распоряжение директора, переданное в самой категорической форме, потрясло Бушуева. Главный инженер даже растерялся. Что и как скажет он людям? С начальником цеха разговор будет короткий: прикажет - и тот сделает, тем более что Гапочка поисками антистарителя не занимался и вначале даже критически отнесся к этой затее. Несколько раз пришлось его урезонивать, пока стал помогать рабочим-исследователям, а вернее, перестал мешать им. Но как объяснить происшедшее рабочим, когда он себе не мог объяснить мотивы, побудившие Брянцева сдать позиции? Рабочие-исследователи завтра же валом повалят, от них не отобьешься - они имели право входить к директору без доклада, независимо оттого, кто у него находится, - такой порядок завел Брянцев. В экстренных случаях приходили даже во время совещания. Этой возможностью они не злоупотребляли, но все же пользовались ею. И случалось, что сотрудники исполкома, работники райкома партии вынуждены были прерывать беседу с директором, пока тот не выслушает всех жалоб, требований, соображений и не примет мер.

Однажды управляющий отделения промбанка просидел почти час, ожидая, пока директор разберется с резиносмесильщиками, у которых застопорилось исследование.

Когда рабочие ушли, он раздраженно сказал Брянцеву:

- Я бы тебе посоветовал эту... - он покрутил в воздухе пальцами, но так и не подобрал приличного ядовитого слова, - эту систему поломать. Неудобно как-то получается. Я человек свой, перетерплю, но ведь руководители повыше к тебе приезжают.

- Ничего, и они терпели, - осадил его Брянцев. - И, представь себе, даже возмущения не выказывали, с интересом слушали: ведь они с рабочими только мимоходом сталкиваются. Прошел по цеху - здравствуй-прощай - и все. Ну еще на собрании иногда послушают. А вот так, за одним столом посидеть, за ходом их размышлений проследить, горячности их поучиться, деловитость позаимствовать... И почему так повелось, что рабочий должен ожидать, пока ты со мной разговор закончишь? Ты зарплату за это время получаешь, каждую минуту тебе копейка капает - и когда папиросу закуриваешь, и когда про похождения на последней рыбалке рассказываешь, а он безвозмездно исследования ведет. Понимаешь: без-воз-мездно. За спасибо, и то если не забудут сказать, время свое и силы тратит. Так уж изволь подожди его. И поучись кстати.