Пакт гильдий - Кори Дж. Херндон

- Мой господин, - сказал Калузакс. – Вы удостаиваете меня чести слышать Ваши слова.

- Этот эксперимент должен продолжаться, отважный Обозреватель, - голос Зомажа Хока гремел, странным образом, с легкостью затмевая какофонию в обзоросфере. Было такое чувство, что он слышит этот голос всем своим нутром, помимо ушей. – Я не стану тебе лгать. Твой аппарат будет уничтожен. Это было, как ты знаешь, ожидаемо в любом случае, но теперь это факт. Твои записи выживут и принесут большую славу всей гильдии Иззет.

- Я никогда не ожидал иного, мой господин, - сказал Калузакс. Он был удивлен, что его сердце не оборвалось от осознания того, что он на самом деле был обречен – более того, он чувствовал себя бодрым, как никогда. Даже самоуверенным. – Я Вас не подведу. «Сила в знании, а знания стоят дорого». Это ваши слова, мой господин, и я надеюсь с честью оправдать их. И почтить Вас.

- Умри, пытаясь, Обозреватель, - ответил его господин. – И прощай. Сердце Калузакса переполнилось гордостью.

Еще один громкий удар послышался в задней части воздушного судна, и на мгновение Калузаксу показалось, что Груулы вернулись. Еще одна тирада сигналов сообщила ему, что нет, это были не Груулы, а два из оставшихся пяти огневых двигателя взорвались почти одновременно. Он провернул несколько переключателей, направляя поток пиро-маны в фюзеляжные сопла, наблюдая, как «Странствующее око Нив-Миззета 9477» равномерно теряет высоту. Дополнительной тяги должно было хватить, чтобы удерживать его в воздухе, это также замедлит повышение пиро-манового давления, но на долго ли?

Сигнал о сближении прорезал общий шум также легко, как голос лорда-мага, одним пронзительным свистком, восходящим в тональности, пока он не исчез за пределами регистров, слишком высоких даже для гоблинского слуха. Калузакс голыми руками выдернул пучок металлических трубок из-под панели управления и отшвырнул их за кресло, чтобы полностью оборвать все аварийные сигналы. Он игнорировал ожоги и порезы, но вытер кровь с ладоней перед тем, как снова взяться за рычаги управления.

По крайней мере, букмекеры не станут его искать, когда все это кончится. Удача Обозревателя Калузакса сегодня приняла другую форму. Она привела его к эксперименту как раз вовремя. Его ‘сфера была охвачена огнем и он уже был уверен, что не переживет этот день, или следующий час, или, возможно, даже следующую пару минут, но он выполнит свое задание.

Борясь с тошнотой, жгучей болью, и рычагами управления, он сумел замедлить метеорное снижение своего круглого летательного аппарата до того, как активировать свидетельские шары. Шесть из них материализовались вокруг воздушного судна и мгновенно заняли заданные ракурсы обозрения. Шары должны были доставить телеметрию, резервную копию данных, и чистые изображения, не замутненные невидимиззиумной рефракцией, и конечно записать все происходящее для истории. Обычно, Обозреватель Калузакс возвращался на базу с основной массой собранных данных. Но, если обзоросфера не выживает в ходе эксперимента, свидетельские шары гарантировали, что лорд-маг не потеряет ничего более важного, кроме гоблина и данных, сохраненных в памяти воздушного судна.

Внутри ‘сферы, все, что не было изготовлено из миззиума, начало жариться. Кожаные ремни, удерживающие Калузакса в кресле, мгновенно вспыхнули, и вскоре превратились в пепел на его огнеупорном летном костюме из саламандровой кожи. Он чувствовал, как покрываются волдырями его уши и затылок. Каждый его нерв орал о том, что он должен был сейчас, ну, в общем, орать.

Калузакс не орал. Вместо этого, он сконцентрировался на единственной поговорке, которая была, весьма кстати: Удача – ветреная госпожа, и не любит, когда ее испытывают. Обеими руками, обозреватель схватил оставшиеся сбрасывающие шнуры, болтавшиеся над головой, и рванул их на себя. Двигатели зашипели и заглохли. Один из циферблатов подсказал ему, что у него есть, возможно, четыре минуты до того, как фюзеляжные сопла откажут, и «Странствующее око Нив-Миззета 9477» рухнет вниз, как миззиумное яйцо. К счастью для Обозревателя Калузакса, чьим единственным желанием сейчас было закончить жизнь так, как он ее прожил, и к еще большему счастью для Хока и его подразделения, эксперимент произойдет всего через две с небольшим минуты.

Гоблин вытер покрытой волдырями рукой пот с глаз, и увидел, что она вся была залита кровью, сочащейся сквозь растрескавшуюся кожу. Он был рад, что кристаллы не записывали происходящее внутри обзоросферы. Его коллегам не нужно было видеть, как он медленно трескается, словно жареная верблюжатина. Калузакс затолкал боль в другую часть мозга – что не помогло так, как могло бы, поскольку вся его голова находилась в состоянии физической агонии, и в ней попросту не было места, где можно было бы запереть такую боль – и повернул обзоросферу в направлении нулевой точки отсчета эксперимента. Он нажал на переключатель отсроченного возврата, который автоматически затянет шары внутрь ‘сферы спустя минуту после того, как эффект эксперимента возымеет действие. Это был автоматический рефлекс, который был бесполезен, как он понимал, поскольку к тому времени, шары уже некуда будет возвращать.

Завершив последнее действие своего задания, Калузакс начал непроизвольно хихикать безо всякой видимой причины, и часть его вскипающего мозга поняла, что другая его часть начала вытекать через правое ухо, не в состоянии выдержать давление. Зажигающиеся в случайном порядке, полу-сожженные синапсы в мозгу гоблина перескочили на оставшуюся минуту от смеха к пению старой металлургической баллады, которую он выучил в детстве.

- Брось дитя на наковальню, - пропел он, как только начался эксперимент его господина, и эти слова стали последними в его жизни.

Эксперимент был мощным, но не ярким. В считанные мгновения, крошечная светящаяся точка в небе втянула в себя и поглотила каждое живое существо в провинции Утвары.

В мгновение ока, точка вновь уменьшилась и уже не обладала ни глубиной, ни шириной, ни высотой, хотя ее масса значительно увеличилась. Свидетельские шары успели записать образ обзоросферы, которая, словно растянулась до бесконечности, а затем исчезла. Растягивание было вполне буквальным для тела Обозревателя Калузакса, и его жизнь оборвалась в большей степени от разрывания на куски, нежели от испепеления, как он того мог ожидать.

Улетающий призрак гоблина зацепился за небосвод над произведенным экспериментом. Совсем скоро фрагменты его личности и памяти вновь соединились, воссоздав разум. Разум с отчетливым ощущением ускользающей личности, зовущейся Калузакс. И разум задался единственным вопросом:

«Почему я все еще в этой обзоросфере?»

* * * * *

Старший Обозреватель Вазозав дернул за болтающуюся золотую цепочку, которую он рассеянно намотал вокруг левого уха. От его правого уха мало что осталось. Его зоркие глаза, такие же молодые, как и