Раздражающие успехи еретиков - Дэвид Вебер

борту корабля, а затем ступил через входной люк на палубу корабля их величеств «Дистройер». Боцманские дудки, которые болезненно и, по-видимому, бесконечно щебетали, пока он поднимался, благословенно замолчали, и молодой лейтенант с серьезным лицом, ожидавший его, чтобы встретить, коснулся правым кулаком левого плеча в формальном приветствии.

— Адмирал выражает свое почтение и просит вас присоединиться к нему в его дневной каюте, милорд, — сказал лейтенант.

Боже, как вежливо, — подумал Лэйкир, — остро ощущая пустоту там, где на боку должен был висеть его меч. Конечно, он не видел этот меч последние два дня. С тех пор, как он передал его старшему офицеру морской пехоты адмирала Рок-Пойнта.

— Спасибо, лейтенант, — сказал он вслух, и лейтенант наклонил свою светлую голову, затем повернулся, чтобы спуститься вниз.

Лэйкир старался не таращить глаза, когда они спускались с верхней палубы чарисийского корабля — «спардека», как они ее называли, — на орудийную палубу. КЕВ «Дистройер» был огромен, несомненно, самый большой корабль, на борту которого он когда-либо был, хотя по крайней мере один или два его спутника, стоявшие на якоре у того, что когда-то было набережной города Фирейд, выглядели еще больше, чем он. Что было еще более впечатляющим, чем его размеры, так это количество — и масса — его орудий. Короткие, кургузые «карронады» на спардеке были достаточно плохими; монстры, притаившиеся на орудийной палубе, были еще хуже. Их должно было быть не менее тридцати, и он уже видел разрушения, которые их тридцативосьмифунтовые ядра нанесли обороне порта.

Такой, какой она была, и что от нее осталось, — подумал Лэйкир.

Солнечный свет струился через открытые орудийные порты, освещая то, что обычно почти наверняка было мрачной пещерой. Или, возможно, не везде такой мрачной, — размышлял он, — когда лейтенант проходил через ярко освещенный прямоугольный круг света, струящегося через длинную узкую решетку главного люка спардека. Вокруг него витал слабый запах сгоревшего пороха, несмотря на тщательно вычищенную палубу, выскобленные переборки и парусиновые тенты, установленные для вентиляции корабля. Запах был едва заметен, витая в глубине его ноздрей, как будто он больше подозревал, чем испытывал на самом деле.

Или, возможно, это был запах более обычного дыма, — размышлял он. — В конце концов, над городом, который ему было поручено защищать, висело достаточно большое черное и плотное облако. Несмотря на то, что бриз дул в сторону берега, а не в сторону от него, запах горящего дерева сопровождал его на борту «Дистройера». Без сомнения, он цеплялся за складки его собственной форменной одежды.

Они подошли к закрытой двери в легкой переборке, которая, очевидно, предназначалась для демонтажа, когда корабль будет готов к бою. Морской пехотинец в форме стоял снаружи на страже с мушкетом со штыком, и лейтенант протянул руку мимо него, резко постучав в дверь костяшками пальцев.

— Да? — ответил низкий голос.

— Сэр Вик Лэйкир здесь, милорд, — сказал лейтенант.

— Тогда, пожалуйста, попроси его войти, Стивин, — ответил низкий голос.

— Конечно, милорд, — ответил лейтенант, затем открыл дверь и вежливо отступил в сторону.

— Милорд, — пробормотал он и грациозно махнул рукой в сторону двери.

— Спасибо, лейтенант, — ответил Лэйкир и прошел мимо него.

Лэйкир ожидал найти своего «хозяина» прямо по ту сторону этой двери, но его ожидания были обмануты. Лейтенант последовал за ним в дверь, каким-то образом ухитрившись — Лэйкир никак не мог понять, как молодому человеку это удалось, — направить посетителя, все еще следуя за ним на почтительном полушаге позади.

Управляемый таким образом, Лэйкир обнаружил, что его ведут через каюту ко второй двери. Его глаза были заняты, впитывая обстановку вокруг него: женский портрет, улыбающийся любому посетителю, когда он входил; кресла, короткий диван, вощеный и блестящий обеденный стол с полудюжиной стульев; красивые тикающие часы с циферблатом из слоновой кости; полированный винный шкаф, сделанный из какого-то темного дерева., экзотическое тропическое деревце; застекленный шкаф, заполненный хрустальными графинами и бокалами в форме тюльпана. Они создали удобное, гостеприимное пространство, которое только усилило контраст с вторжением массивного, тщательно закрепленного тридцативосьмифунтового орудия, низко присевшего, соприкасавшегося дулом с закрытым орудийным портом.

Лейтенант последовал за ним во вторую дверь, и Лэйкир остановился прямо за ней, увидев большие кормовые иллюминаторы корабля. Он видел их с лодки, плывя через гавань, так что уже знал — по крайней мере, умом, — что они простирались на всю ширину кормы корабля. Однако он обнаружил, что это не совсем то же самое, что видеть их изнутри. Стеклянные двери в центре этого огромного пространства иллюминаторов открывали доступ к кормовому переходу, который, как и сами иллюминаторы, тянулся по всей ширине кормы военного корабля. Действительно, хотя он и не мог видеть этого с того места, где стоял, кормовая палуба также огибала вельботы над четвертями «Дистройера». Каюта, в которую он только что вошел, была залита светом, отражавшимся от волнуемой ветром поверхности гавани, и ожидавший его человек казался черным силуэтом на фоне этого сияния.

— Сэр Вик Лэйкир, милорд, — пробормотал лейтенант.

— Спасибо, Стивин, — сказал темный силуэт и шагнул вперед. В его походке было что-то неуклюжее. Лэйкир не мог точно определить, что это было, пока другой человек не отошел подальше от яркого света окон, и он не увидел деревянный колышек, который заменил нижнюю часть правой ноги адмирала Рок-Пойнта.

— Сэр Вик, — сказал Рок-Пойнт.

— Милорд. — Лэйкир слегка поклонился, и что-то похожее на тень улыбки промелькнуло на губах Рок-Пойнта. Честно говоря, Лэйкир сомневался, что это было именно так. Не учитывая энергию, с которой Рок-Пойнт выполнял приказы, данные ему императором Кэйлебом, когда дело касалось защищаемого Лэйкиром города.

— Я пригласил вас на борт для краткой беседы, прежде чем мы возвратимся в Чарис, — сказал ему Рок-Пойнт.

— Вернетесь, милорд? — вежливо спросил Лэйкир.

— Ну же, сэр Вик. — Рок-Пойнт покачал головой, и на этот раз его улыбка была более заметной. — Вы же знаете, у нас никогда не было никакого намерения оставаться. И, — его улыбка исчезла, — есть ли здесь что-нибудь, ради чего стоит остаться, не так ли?

— Уже нет, милорд. —