Я тебя у него украду - Лиза Бетт

не назовешь. А то, что соски выделяются, так это только потому, что я их задела, когда одевалась. Сейчас все в норму придет.

Стянула с дверной ручки резинку для волос и тряхнула головой, забирая каштановые пряди наверх. Пашка хозяйничал в кухне, нарезая мясо, и я бесшумно вошла и встала рядом, наблюдая за игрой мышц под тканью вязаной водолазки.

– Помочь тебе? – услышав мой вопрос он вздрогнул, а потом выматерился, и я невольно улыбнулась.

– А я все думаю, за какие заслуги тебя в органы взяли, а ты как ниндзя ходишь, бесшумно и тихо.

– У меня вообще-то глаза красивые, – обиженно надуваю губки и достаю из шкафа две стопки. – И вообще я трезветь начала, наливай еще.

– Про глаза согласен, а про трезветь не уверен, вон тебя как шатает, – выставил руку, ловя меня, а я и правда, не подрассчитав, привстала на цыпочки и тут же ощутила, как меня заносит. Пашка поймал меня и прижал к себе, помогая устаканиться и встать ровнее. На долю секунды наши взгляды скрестились, и меня будто током прошибло, поэтому торопливо отступила, и он словно ощутив то же самое, опустил руку и отвернулся к столу. – Иди фильмец загрузи какой-нибудь. Только не бабский.

Суворов вновь занялся нарезкой, а я вышла из кухни и протопала к телевизору, размышляя какой фильм включить.

Через десять минут на полу в гостиной расстелилась поляна: закуски, водка со стопками – все это поверх пледа. Свет вырубили и включили боевик с крепким орешком.

Ну улице стало чуть светлее, видимо утро ворует у ночи минутки темноты. Интересно, который час.

– Ну и фильм ты выбрала…

– Нет, а что? Брюс Уиллис вон какой душка, а ты посмотри на его бицуху… – послала воздушный поцелуй экранному идолу, и Пашка тут же обиженно насупился.

– Ты просто мою не видела, – стянул с плеч свитер, оставаясь в одних джинсах, и поиграл мускулами на руках, отчего в моем горле мгновенно пересохло. Он, конечно, прикалывался, но черт, эти его мощные руки и грудь…Сука…

– Паш, трахни меня…?

– На каком моменте тебя так коротнуло? Когда Уиллис из автомата стрелял?

Пашка попытался отшутиться, но я уже закусила удила и теперь не собиралась отступать.

– Пожалуйста, я серьезно, – хватаю его за предплечье и заглядываю в янтарные глаза, а Суворов только напрягается и весь шутливый тон мгновенно испаряется.

– Ир, давай не надо.

– Ну ты же купил презервативы? – забираю из его рук стопку и ставлю в сторону на наш импровизированный стол, а потом медленно седлаю мощные бедра, напряженно глядя в затуманенные алкоголем глаза.

– Я не для тебя их купил. Мало ли кто под руку подвернется. Но точно не для тебя…

– Ну Паш, – закусываю губу, не пытаясь пока распускать руки. И пускай Пашка по пояс голый, он все равно держится неприступно. И это немного напрягает. – Ты разве не хочешь?

Эта мысль тут же неприятно вспарывает мозг, и я вся сжимаюсь и пытаюсь встать с его колен, но Пашка ловит мои бедра, не позволяя этого. Давит на них, и я вскидываю взгляд и утопаю в янтарном омуте.

– Ты хотя бы сама понимаешь, о чем просишь?

Нет, и хорошо. Потому что одумайся я, мне уже было бы стыдно за свои слова. Но в этот момент под алкоголем и чувством дикой обиды одна лишь мысль звучит на повторе.

Неужели и он меня не хочет? Я настолько ужасна?

– Какая разница, Паш. Мне просто нужно, – замолкаю, потому что горло перехватывает, и я сжимаюсь, будто от удара. Мысли неприятно жгут внутри, и хочется сжаться, и я вздыхаю и устало опускаю взгляд. – Нужно убедиться, что я нормальная и что ты…

Хочешь меня…

Фразу не договариваю, молчу, но этого и не требуется. Суворов пристально смотрит в мои глаза, и я ерзаю на его коленях. Что он ищет в них? Сомнения? Страх? Растерянность?

– Ты просишь меня переспать с тобой, я правильно понял? – его руки опускаются на мои запястья и сжимают так что я не могу пошевелить ими. – Трахнуться хочешь?

– Я, по-моему, по-русски разговариваю… – огрызаюсь и вздрагиваю, когда Суворов дергает меня на себя и вжимает в свой голый торс грудью.

– А если я выполню твою просьбу, что получу взамен?

– Взамен? – переспрашиваю удивленно. Обычно тело и есть то, что все хотят взамен. А как быть в этой ситуации?

– Да, малышка. Мне мало одного раза с тобой. Я хочу большего…

– Ты еще не пробовал, – уничижительно качаю головой, – вдруг после соберешься и уедешь как…

Марк…

Ненавижу свой мозг!

– Ира, – ловит мой взгляд, и в неярком свете телевизора его глаза выглядят слишком серьезными. Будто он математику прорешивает в уме. – Ответь на последний вопрос…

Хватка на запястьях растворяется, и я опускаю руки на теплую грудь и ловлю ускоренный пульс ладошками. Мой так же в раздрае.

– Что ты хочешь знать? – привстаю, чтобы удобнее устроиться на его бедрах, чувствуя, как бугор между его ног начинает наливаться свинцовой твердостью. Колючая щетина проступает на щеках Суворова, и я касаюсь ее руками и поглаживаю четкую линию подбородка, глядя в янтарные глаза, наполненные тягучей истомой.

– Ты любишь нежно или грубо?

– Насколько грубым ты можешь быть? – вопрос невольно срывается с губ и в глазах напротив зажигается огонек азарта.

– Тормозни меня, если заиграюсь… – цепляет край моей футболки и запускает под него руки, но вместо ожидаемого стягивания ее с меня, он касается резинки моих трусиков и замирает, глядя мне в глаза.

Атмосфера вокруг тяжелеет, моя грудь наливается свинцом, и я беспомощно облизываю губы не в силах разгадать что задумал Пашка.

– Любишь кружево? – его пальцы касаются кожи под резинкой, проходятся по узору бразильских трусиков и в следующую секунду треск взрывает тишину, и я охаю, но тут же закусываю губу, чтобы не выдать как на меня подействовала его эта выходка. Он решил броситься в омут с головой и взял для этого разбег. Тварь сексуальная. – Я тоже…

– Три косаря Паш… – привстала, чтобы он мог выдернуть из под меня лохмотья от инканто, а эта наглая сволочь довольно оскалилась.

– Я куплю тебе другие.

– Комплект, – крепче вцепилась в широкие плечи, когда Суворов приподнялся со мной на руках и зашагал в спальню. Я напряглась, он это заметил, но упорно продолжил идти и как только оказался у кровати швырнул меня на нее будто в берлогу свою принес. – Может не здесь…?

– Рот закрой, – он возвышался надо мной греческим идолом. В темноте рассветного утра его кожа казалась нереальной. Он весь был нереальным. Мощные плечи, твердая грудь, могучие руки, рельефный торс с поясом Адониса, который хотелось сожрать на завтрак. А потом спуститься ниже… – Погладь себя, чтобы я видел.

Чёрт…этот резкий переход от Пашки друга к Пашке «я отымею тебя и даже не запыхаюсь» вносил такой хаос