Кривое зеркало любви (Софья Перовская) - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же миг оглушительный грохот раздался в нескольких саженях от нее. На нее дохнуло горячим воздухом, она упала на землю, но тотчас вскочила и, не помня себя, бросилась к месту взрыва.
Багажный вагон и восемь громадных синих вагонов сошли с рельсов и громоздились друг на друга. Оттуда слышались стоны и крики о помощи. Там бегали и суетились люди с фонарями.
Перовская вприпрыжку, словно счастливая девочка, побежала прочь. Сердце так и бухало в груди: взрыв удался!…
Только наутро узнала она, что рано радовалась. По неведомой причине Александр II в Курске приказал поменять составы и первым пустить свой собственный поезд. Поэтому царский состав Перовская человеколюбиво пропустила мимо себя, а «свитский» злорадно взорвала.
Точно такой же неудачей завершились старания тех, кто подкладывал мину в Александровске. Руководил ими сам Желябов, ему приданы были в помощь проверенные товарищи – Тихонов и Окладский. Место было выбрано очень удачное: насыпь сажен одиннадцать вышины – как ахнет взрыв, так все и полетит вниз, весь поезд разобьется вдребезги. И вот наступило 18 ноября. Царь отбыл из Симферополя.
Боевая группа приехала к оврагу, где были спрятаны провода, Окладский, специалист-минер, вынул провода из-под земли, из-под камня, сделал соединение, включил батарею. Вот услышали – грохочет поезд. Желябов сам привел в действие спираль Румкорфа… И ничего не произошло! Поезд промчался над тем самым местом, где была заложена мина, поднял за собой песочную пыль и исчез вдали. Взрыва не последовало.
Террористы ушли в полубессознательном состоянии от разочарования. Думали, может, динамит плохой? Запалы, доставленные из минного класса Артиллерийского ведомства, подвели? Но этот же самый динамит и запалы сработали спустя два дня под Москвой! И тут Желябов начал припоминать: все время, пока минировали рельсы, Иван Окладский скулил: «Ах, нехорошее мы дело затеяли. Сколько народу без всякой вины погибнет. При чем тут машинист, кочегары, поездная прислуга – все же это свой брат, рабочие. Надо царя одного убить, а других-то зачем же?…» Однако в момент взрыва он был спокоен, деловит, даже весел… Только потом, окольными путями, удалось выяснить, что он перерезал провода, ведущие к мине, а потом сбежал из партии и пошел на службу в Охранную полицию. Причем добраться до предателя и покарать его не было никакой возможности! Его куда-то перевели из Петербурга, заставили изменить имя и внешность.
Перовская старалась не вспоминать те неудачи. Однако Котик заставил…
– Тогда почему-то вы ни от кого не потребовали пустить себе пулю в лоб. Да и сами этого не сделали, – ехидно продолжал Гриневицкий. – Помню, все причитали: динамит-де плохой, да и мало его было, мол, даже если подорвали бы царский поезд под Москвой, неизвестно, именно ли тот вагон взорвался бы, который нужен… Для себя вы оправдания нашли, что ж не хотите найти их для Халтурина? Ну, не удалось это покушение – надо работать дальше, готовить новые!
– Не выйдет у нас ничего, – вдруг угрюмо сказал Халтурин, которому это неожиданное заступничество придало смелости. – Слышали, ему гадалка напророчила, что все покушения переживет? Еще когда Березовский промахнулся. Сначала Каракозов промазал, потом – Березовский… Он якобы тогда к гадалке пошел, аж в самом городе Париже, а та ему и сказала: ничего-де не бойся, всякая беда тебя убежит…
При этих словах Перовская снова взвилась, словно змея, которой наступили на хвост:
– Ты суеверный мещанин, Халтурин! Глупец! Ничего толком не знаешь, а туда же, каркаешь, словно ворона: не выйдет, не выйдет… Мы все здесь прогрессивные люди, мы не должны забивать себе голову всякими идеалистическими бреднями! Гадалка… Пусть царь и ходит к гадалке, а мы делали свое дело и будем делать! – она перевела дух и закончила уже тише: – И если на то пошло, она ему предсказала пережить только шесть покушений, понятно? А седьмое станет роковым!
– Женская логика! – промурлыкал Котик, щуря свои янтарные глаза, и только сейчас до Перовской дошло, что она сама себе противоречит. Упрекает Халтурина за то, что он верит в предсказания гадалки, а сама-то… Правда что – женская логика!
Кому-то другому она должным образом ответила бы, но Котику только виновато улыбнулась, искательно заглянув в его янтарные глаза, которые он тут же отвел, словно отдернул от ее взгляда.
– А между прочим, товарищи, – торопливо сказал Желябов, с неудовольствием наблюдавший эти дурацкие переглядки, – если посчитать… если посчитать, сегодня ведь было пятое покушение! Вот смотрите!
И он принялся перечислять, загибая пальцы, а остальные и впрямь смотрели на его сильные, толстые, крестьянские пальцы (он ведь происходил из крепостных крестьян) и непроизвольно загибали свои, про себя отсчитывая: раз, два, три, четыре, пять…
Раз!
4 апреля 1866 года, когда император Александр II после прогулки с племянником и племянницей садился в коляску, в него почти в упор выстрелил дворянин Дмитрий Каракозов. Оказавшийся рядом мужик Осип Комиссаров вовремя ударил террориста по руке, и пуля пролетела мимо.
– Ваше величество, вы обидели крестьян, – провозгласил Каракозов, когда его подвели к императору. Фраза, хоть и громкая, прозвучала совершенно нелепо, поскольку за пять лет до этого Александр II отменил крепостное право.
Два!
Год спустя после Каракозова, в 67-м, в Париже в императора стрелял польский эмигрант Березовский. Мотивом была месть за кровавое умиротворение Польши. После этого там же, в Париже, Александр II зашел к знаменитой гадалке мадам Ленорманн, и она предсказала, что опасаться русскому царю следует лишь седьмого покушения, которое может стать для него роковым.
Три!
2 апреля 1879 года прогуливающегося по Дворцовой площади императора пытался убить уже известный нам растяпа Соловьев.
(Разумеется, все годы с 1867-го до 1879-го предшественники «Народной воли» устраивали почти непрерывные теракты против тех или иных «столпов режима»: прокуроров, губернаторов, генералов…)
Четыре!
Несостоявшийся взрыв под Александровском и напрасное крушение «свитского поезда» под Москвой в ноябре 1879 года.
Пять!
Сегодняшний напрасный взрыв в Зимнем дворце…
– Вот видите! – торжествующе сказал Желябов. – Цель близка! Главное – руки не опускать. Шестое, потом седьмое – мы достанем его! Достанем!
– Мы должны убить царя! Убить во что бы то ни стало! – яростно выдохнула Перовская. – У меня есть запасной вариант. Во втором часу дня царь ежедневно выезжает в Летний сад и гуляет…
– Шпики и охрана, – скучным голосом сказал Гриневицкий.
– Согласна, что там неудобно. Расстояние короткое, и трудно в месте, где сравнительно мало народа, подойти незамеченным. Но вот по воскресеньям император ездит на развод в Михайловский манеж… Я все сама проследила. Обычно он возвращается или по Малой Садовой, или по Инженерной улице, выезжает на Екатерининский канал. И тут и там удобно устроить засаду. На повороте от Михайловского театра на канал царский кучер всегда задерживает лошадей: там скользко на раскате. Вот тут очень удобно метать бомбы. На малой Садовой стоит дом графа Менгдена. В нем свободное помещение в подвальном этаже, которое сдается внаем. Там очень просто устроить подкоп под улицу.
