Кодекс боя - Александер Дарвин

Мальчик инстинктивно зажмурился, вскинул руки, закрывая лицо, и вскрикнул от боли.

Нагой, в корках засохшей крови, он не удостоился даже мимолетного внимания на улицах Подземья. Никто из прохожих не остановился, не предложил помощь, пока он лежал, свернувшись калачиком, в тени какого-то высоченного здания, куда забрался в отчаянной попытке спастись от света. Вероятно, его принимали за одного из детей-гриваров, выброшенных на улицу хозяином какого-нибудь круга. В конце концов мехи, роботы-уборщики, смели бы его, как сметали мусор. Но, видимо, кто-то должен был проверить, не осталась ли в нем крупица жизни, хоть что-то ценное, что еще можно выжать из тщедушного тела. А может быть, местных убедил крик, который он поднял, когда его стали вытаскивать из тени.

Он очнулся в этой камере. Светящийся жгутик появился в первый же день и повис в углу среди паутины. Сегодня мальчик неотрывно смотрел на него на протяжении ровно ста вдохов и лишь потом отвел глаза.

Глядеть на свет он приучал себя каждый день. Слепящий эффект ослабевал медленно и мучительно. Вспышки белого становились все меньше, всплески яркости – мягче.

Для мальчика это было огромное достижение, ведь он неделями не открывал глаз, избегая света. Даже когда похитители вытащили его и заставили драться, он не пошел на уступку – к их разочарованию и досаде.

Впрочем, в поединке слепота не мешала. Парни, против которых его выпускали, были медлительны и неуклюжи. Мальчик слышал их шаги, шумное дыхание, выдававшее местонахождение и движения. От слепого трудно ожидать точного, эффективного удара, но для захватов зрение не требуется. Главное – добраться до противника.

За дверью камеры послышались шаги, и светящийся комочек в углу исчез, оставив Сего в привычной темноте.

– Держи жратву, серый доходяга!

Здесь его называли по-всякому и на разных языках, которые он не понимал. Все клички звучали оскорбительно: серый, падальщик, мусор, слепое отродье. Но мальчик помнил свое настоящее имя. Потеряв многое другое, он сохранил имя. Сего.

В нижней части двери открылось окошко, в него скользнула металлическая тарелка с зеленой жижей. Похитители называли эту еду бойцовской зеленью.

Щель закрылась не сразу. Сего чувствовал: охранник наблюдает за ним, ждет, что он схватит тарелку и примется за еду. Нет уж, пусть продолжают считать его слепым. Не открывая глаз, Сего пошарил по каменному полу – притворился, что ищет подачку.

«Кажущаяся слабость есть сила, а выставляемая напоказ сила есть слабость». Баритон старого мастера отозвался эхом в голове Сего.

– Слепой выродок, хочешь – жри, не хочешь – не жри, мне плевать.

Окошко с грохотом захлопнулась, и Сего услышал, как охранник сплюнул на пол перед камерой.

– Думаешь, хорошо устроился, пацан?

Сего не ответил. Эти люди слышали, как он кричал, когда его забирали с улицы, но больше не услышали от него ничего.

– Видел таких, как ты. Босс, поди, рассчитывает изрядно на тебе навариться, – продолжал за дверью надзиратель. – Помнится, был у нас одноногий драчун. Народу нравилось. Резвый такой, прыгал по кругу, выигрывал бои одним ударом. А потом босс подобрал ему хорошего кикера с заточенными голенями. Тот сломал попрыгунчику здоровую ногу прямо в колене. Был одноногий – стал безногий, так мы его потом и называли. – Охранник хохотнул и удалился по коридору.

Сего подождал, вслушиваясь, и, лишь убедившись, что охранник ушел, открыл глаза и посмотрел на стоящую перед ним ржавую металлическую тарелку. Потом наклонился, зачерпнул водянистой зеленоватой кашицы, отправил в рот и, механически пережевав, проглотил. В первые дни здесь он не ел, за что и поплатился, едва не потеряв сознание в первом же бою. Теперь Сего заставлял себя есть, стараясь не обращать внимания на отвратительный вкус и запах месива.

Он отбросил в сторону металлическую тарелку и поплотнее завернулся в прохудившееся одеяло. Сего хорошо знал, что такое боль, но холод отличался от боли, и привыкнуть к нему не получалось. Холод не отступал, пробирал до костей, отчего постоянно текло из носа. Больше всего на свете хотелось постоять под теплым солнцем, чувствуя песок между пальцами ног. Здесь, в Подземье, Сего понял, что может запросто зачахнуть. Несколько дней он слонялся, беспомощный, по улицам и, скорее всего, умер бы от голода, если бы его не подобрали похитители.

Сбросив с плеч одеяло, Сего соскочил на пол и приступил к упражнениям: отжимания, приседания, планка. Встав на цыпочки, ухватился за притолоку и начал подтягиваться, не обращая внимания на впившиеся в пальцы занозы. Выполняя тейкдаун – глубокий присед, длинный шаг, бедра резко вперед, – он разбил в кровь колени о холодный каменный пол. В тесной камере Сего метался, как акула в большом аквариуме.

Потом он до изнеможения, до дрожи в руках боксировал с тенью, отрабатывал круговые удары ногами, сдирая кожу ступней о шершавые каменные стены. Трещины в полу собирали пот и кровь.

Он не зачахнет!

Многое в Подземье было чужим, незнакомым – свет, холод, еда, люди и их языки, – но только не бой.

Знакомый запах боя ощущался везде, он струился по темным каменным коридорам и висел в шумных притонах. О бое вещали с развешенных на стенах экранов, и его эхо отдавалось в каждом зале. Тема боя звучала в речах каждого охранника, завсегдатая бара, подвыпившего гуляки и заработавшего пару битов разносчика. Боевой блеск мерцал в глазах гриваров, мужчин и женщин, мальчишек вроде Сего, широкогрудых, покрытых боевыми шрамами типов, прячущихся под плащами и держащихся в тени. Бой жил здесь, в Подземье, и Сего был рожден для него.

Смотреть на светящийся комочек долго мальчик не мог – начинали болеть глаза, – но к самому огоньку проникся теплыми чувствами. Тот появлялся регулярно, зависал в углу и пульсировал, словно пытаясь наладить контакт.

– Ты ведь не один такой, да? Вас здесь много?

У Сего вошло в привычку разговаривать с огоньком, и, хотя «собеседник» не отвечал, слышать собственный голос после долгого молчания было приятно. Каждый раз, прежде чем начать этот односторонний разговор, Сего проверял, нет ли поблизости надзирателя.

– Я видел их, таких же, как ты. Они парили над какими-то огромными машинами. Но смотреть на них было больно, – признался Сего.

Воспоминание о слепящем свете, бьющем сверху по улицам Подземья, засело в памяти, словно выжженное пламенем.

– Почему ты не летаешь там, вместе с остальными?

Он только теперь начал вспоминать, что увидел, когда оказался в Подземье. Высоченные потолки, похожие на серые шероховатые небеса. Громоздящиеся здания и с жужжанием проносящиеся мехи. Тысячи людей проходили мимо, не обращая внимания на окровавленное тело, скорчившееся на тротуаре.

Возможно, этот светящийся комочек – его единственный друг здесь, внизу.

Ругательства, которыми осыпал мальчика подходивший к двери надзиратель, хотя и свидетельствовали о его интересе к пленнику, вряд ли могли расцениваться как признак дружелюбия.

– На твоем месте я бы