Льгота - Иван Лепин

Вера Игнатьевна тяжело вздохнула.

— Поезжай… Ох, заварили мы с тобой кашу…

И больше не обмолвились ни словом. О пустяках разговаривать не хотелось, а о главном… Все равно что на рану сыпать соль.

Молча легли спать.

Илья Трофимович ждал представительную комиссию, а пришла одна девушка (или молодая женщина) — лет двадцати пяти, в синих джинсах, заправленных в черные сапожки, в модной — грубой вязки — кофте. Повесив ее пальто, Илья Трофимович пригласил девушку в большую комнату, где стояли стол, диван, телевизор, книжный шкаф.

Присели за стол. Илья Трофимович подал девушке приготовленные заранее четыре паспорта, Оленькино свидетельство о рождении, расчетную книжку домоуправления.

Девушка рассмотрела документы, сделала необходимые выписки.

— И впятером здесь живете? — удивленно сказала она и заглянула Илье Трофимовичу в глаза.

— Нет… То есть да… С недавнего времени…

Ответил так и почувствовал, как от стыда вспыхнули щеки. «Зачем вру? Живем ведь мы с Верой и матерью в хорошей просторной хате. В горнице — хоть в футбол играй. А я притворяюсь: „С недавнего времени…“ Где ты, совесть? Всю жизнь я был честным человеком, а теперь решил обокрасть. Кого? Тех, кто годами ждет квартиру, кто действительно ютится в тесноте… Их квартиру отдадут мне. Вроде бы на законных основаниях. Но я-то знаю, что не по совести это… Одумайся, ветеран войны Илья Трофимович Чевычелов! Еще не поздно сказать представительнице райсобеса: „Извините, не нужна мне дополнительная жилплощадь, у меня в Варваровке есть чуть ли не хоромы — хата шесть на двенадцать“».

Нет, не сказал он этого девушке. Не пересилил себя. Не в его характере менять решение, быть мягким, бесхребетным. К тому же Игорь признался: ему очень удобно будет, если родители станут жить рядом, а хата в Варваровке пойдет под дачу. Да и начни теперь выписываться, как глядеть в глаза тому же председателю кооператива? Быстро, скажет, вы выздоровели, Илья Трофимович! И ехидненько добавит: «Что, не уладилась афера с расширением?» А какие в селе пойдут разговоры? Злые языки еще и присочинят: отказали, мол, в прописке нашему Илье Трофимовичу, мол, раскусили в городе его, ушлого да расчетливого. И попробуй докажи, что это не так: на каждый роток не накинешь платок.

Ладно, будь что будет.

Девушка встала.

Уже одевшись, сказала на прощание:

— На очередь вас поставят — тут никаких сомнений.

— И долго ждать? — поинтересовался Илья Трофимович.

— Всяко бывает. Но года два придется.

Доложив Вере Игнатьевне о поездке, Илья Трофимович сказал:

— Я там таблеток матери привез, пусть выпьет, глядишь, поможет.

Вера Игнатьевна опустила глаза.

— Сомневаюсь. Она сегодня и не вставала. От еды отказалась.

7

В конце апреля Варваровка занялась пахотой. Больше пахали по старинке — сохой или плугом на лошади. Не доставалось лошади — шли на поклон к трактористам. Те за десятку в обеденный перерыв, рано утром или вечерком мигом делали свое небескорыстное дело. Хозяева радовались такой скорой работе, благодарно расплачивались с трактористами. Только когда приступали к посадке, хватались за голову: «Ух и утрамбовал же трактор землю, хоть снова перекапывай! Лучше б день-два подождать да на лошади вспахать. Следующий раз надо быть умнее».

Погода стояла тихая, солнечная. Над высокими тополями у средней школы не смолкал грачиный грай: птицы подправляли гнезда, а иные строили себе новые жилища.

С огородов, с луга, с полей подымался в небо светло-синий пар.

Грелись на завалинках кошки.

Радуясь теплу, горланили с заборов петухи.

Половодье в этом году было обильным, заливало огороды, в том числе и у Чевычеловых. Но вода сошла быстро, земля подсохла за неделю, так что равнинный конец Варваровки нынче приступил к пахоте вместе с теми, кто жил на взлобке.

Чевычеловы по примеру некоторых хозяев вот уже третий год огород вспахивали осенью: и влаги в почве больше оставалось по весне, и сорняки от мороза погибали. Весной же только скородили огород. Этой работы хватало на два-три часа — не более.

Перед Чевычеловыми встал вопрос: чем засаживать огород? Все оставить по-прежнему? Если мать будет жива, им, конечно, придется в селе зимовать. Тогда не нужно сводить корову, кур, поросенка, а следовательно, не меньше потребуется картошки, бураков, кукурузы, тыкв. А случится с матерью несчастье, жить они… тоже останутся. До получения квартиры. Корову ж, поросенка держать тогда не положено: можно пользоваться только хатой да пятью-шестью сотками огорода.

«Э, черт, — возмущался про себя Илья Трофимович, — попались мы с Верой в западню! Нами же и поставленную».

После долгих обсуждений, после совета с Дарьей пришли к выводу: засаживать огород как и в прежние годы.

8

Шмыгая простуженным носом, пятиклассник Алеша Вялых смирно стоял перед старшей пионервожатой и выслушивал нотацию:

— Следопыты мне называется. Сорокалетие Победы на носу, а они до сих пор не могут к домам ветеранов прибить звездочки. Стыд и позор!.. Вот что, председатель совета отряда: бери список, его я с кем надо согласовала, вон звездочки, — пионервожатая указала на лежавшую у нее на столе стопочку красных жестяных звездочек, — и чтоб сегодня же на вашей улице они были приколочены.

— Один, что ли, я буду? — подал недовольный голос Алеша.

— Ищи себе помощников, я не возражаю. Но чтоб сегодня же!.. — И пионервожатая отсчитала семь звездочек, а следом подала тетрадный листок — список.

Алеша взял бумажку, заглянул в нее. В списке значилось восемь ветеранов, но одна фамилия почему-то была вычеркнута. И чья фамилия! Его соседа Ильи Трофимовича Чевычелова!

— Эт-то почему? — с нотками обиды спросил Алеша.

— Что? — не поняла пионервожатая.

— Дядю Илью почему вычеркнули?

— Тебе какое дело? — холодно ответила пионервожатая. — Список согласован, а Илья Трофимович, к твоему сведению, теперь у нас не живет.

Алеша удивленно усмехнулся:

— Как — не живет? Да я сегодня с ним здоровался. Когда в школу шел.

Пионервожатая шлепнула по столу ладонью:

— Вот что, Вялых: сказано — не живет, значит, не живет. Иди выполняй поручение, а мне с тобой некогда лясы точить.

И она достала из ящика стола ключ от пионерской комнаты, давая Алеше понять, что разговор окончен, а ей надо торопиться по другим неотложным делам.

Пионервожатая дала Алеше Вялых семь звездочек. Шесть он прибил быстро. Помогали ему и сами ветераны, и их родственники. Звездочки были ярко-красного цвета, далеко заметные. Они немножко даже принарядили хаты участников войны.

Седьмую звездочку нужно было прибить к хате дяди Васи Рюмшина. Жил он один, но сейчас хата пустовала: уже два месяца дядя Вася лежал в больнице, и взрослые поговаривали, что дела у него безнадежные.

Вот Алеша и подумал: «А стоит ли прибивать звездочку дяде Васе Рюмшину? Увидеть ее он не увидит, старания мои не оценит. Илье ж Трофимовичу звездочки не достанется. А он тоже участник и может обидеться. Пионервожатая, наверное, за что-то сердится на него, потому и сказала: „Не проживает“. Зачем обманывать? Никуда Илья Трофимович не уехал, вон слышен его всегда спокойный голос за забором: „Вера, погреб не закрывай, я еще пару корзин наберу“. Картошку из погреба, поди, носит — для посадки… А если дядя Вася Рюмшин выздоровеет, я ему сделаю звезду сам».

И Алеша направился к хате Ильи Трофимовича, доброго своего соседа, к которому он иногда ходит смотреть цветной телевизор. Даже если сам Илья Трофимович не смотрит передачу, он охотно включает телевизор для одного Алеши. И вот такого хорошего человека пионервожатая хотела обойти вниманием.

Алеша тихонько открыл калитку. Илья Трофимович как раз возвращался из хаты в сарай с пустыми корзинами в руках. Он заметил высунувшуюся из-за калитки Алешину синюю спортивную кепочку.

— Чего крадешься? Заходи.

Алеша закрыл за собой калитку. В одной руке он держал молоток, в другой — звездочку и гвозди.

— Здравствуйте.

— Здравствуй еще раз. Мы ведь утром виделись. Хоккей пришел смотреть?

— Нет, дядь Илья, звезду вот…

Илья Трофимович отнес в сарай корзины. Вернулся к Алеше.

— Что за звезда?

— Вот. Мы решили на совете дружины прибить звезды к хатам участников войны.

Илья Трофимович кашлянул в кулак, почему-то, в отличие от других ветеранов войны, холодно, как показалось Алеше, воспринял идею совета дружины.

— Так где вам прибить?

Илья Трофимович стоял и не мог придумать, что ответить соседу Алеше Вялых, с благородными чувствами пришедшему выделить среди других хат села и хату его, бывшего воина-пулеметчика. Но ведь он уже здесь, в Варваровке, не числится, все его военные документы переданы в город, в Промышленный райвоенкомат. Алеша, конечно, об этом пока не знает, вот и принес звезду. Молодец Еськова, во избежание лишних кривотолков, не распространяется о его переезде. Но, видимо, шила в мешке не утаишь. Видимо, придется объявлять о задуманном.