Рождение огня - Сьюзен Коллинз

— Питер. — И впервые за всё время я не могу выдержать его змеиный взгляд. Я берусь было за свою чашку с чаем и тут же ставлю её обратно, услышав, как она задребезжала о блюдце. Делаю вид, что передумала пить, и хватаю печенье.

— Ах, Питер! Как поживает любовь всей вашей жизни?

— Хорошо.

— Интересно, когда точно он осознал всю глубину вашего равнодушия к нему? — спрашивает он, обмакивая печенье в чай.

— Я вовсе не равнодушна к нему.

— Но и не настолько увлечены, как хотели бы уверить в этом всю страну.

— Кто говорит, что я не увлечена?

— Я говорю, — отрезает президент. — И я бы не потащился в такую даль, если бы был единственным, кто не верит в эту чушь. А как поживает твой красавчик-кузен?

— Не знаю... я не... — Эта беседа с президентом Сноу, это обсуждение моих чувств к двум самым дорогим мне людям настолько отвратительны, что я задыхаюсь.

— Продолжай. Уж с ним-то я запросто расправлюсь, если мы не придём к приемлемому решению, — говорит президент. — Ты оказываешь ему медвежью услугу, таскаясь к нему в лес каждое воскресенье.

Если он знает это, что ещё ему известно? И откуда? Конечно, многие могли бы рассказать ему, что по воскресеньям мы с Гейлом охотимся. Ведь мы каждый раз появляемся к концу дня, нагруженные добычей. И так уже много-много лет! Вопрос в том, каковы подозрения президента насчёт того, что происходит в лесах за пределами Дистрикта 12. Не могли же они выследить нас там! Или могли? Пустили за нами «хвоста»? Неужели это возможно? Во всяком случае, человеку за нами не уследить. Камеры? Вот это никогда мне раньше в голову не приходило. В лесу мы чувствовали себя в безопасности, вне досягаемости Капитолия. Там мы могли свободно выражать свои мысли и чувства, быть самими собой. По крайней мере, до Игр. И если за нами непрерывно наблюдали, то что они видели? Ну двое — охотятся, ведут мятежные разговоры о власти Капитолия, и что? Не влюблённая парочка, как, похоже, воображает себе президент Сноу. Тут с нами всё чисто. Ну разве что... ох...

Это случилось только один раз. Неожиданно и в спешке, но случилось.

После того, как мы с Питом вернулись домой с Игр, прошло несколько недель, прежде чем нам с Гейлом удалось остаться наедине. Сначала — обязательные в таких случаях торжества. Банкет для победителей, на который были приглашены только высокопоставленные персоны. Праздничный день для всего округа с бесплатной едой и развлекаловкой из самого Капитолия. День Посылки, первый из двенадцати, когда пакеты с продовольствием были вручены каждому жителю округа. Это понравилось мне больше всего: изголодавшиеся детишки Шлака носятся вокруг, размахивая банками яблочного сока, жестянками тушёнки и даже петушками на палочке... А в домах — мешки с зерном, такие тяжёлые, что и с места не сдвинуть, огромные бутыли с маслом... Здóрово знать, что раз в месяц в течение целого года все жители будут получать такие посылки. Пожалуй, это один из немногих поводов радоваться тому, что мы победили на Играх.

Так что из-за всех этих церемоний, мероприятий и репортёров, строчащих целые статьи о каждом моём чихе и вздохе, всех этих выступлений, благодарностей и показных расцеловываний с Питом, у меня совсем не было нормальной жизни. Наконец, через несколько недель вся свистопляска улеглась, камеры и репортёры отправились восвояси. У нас с Питом установились с тех пор отчуждённо-прохладные отношения. Наша семья переселилась в новый дом в Посёлке Победителей. Привычная, будничная жизнь Дистрикта 12 вошла в свою колею: шахтёры — в забой, дети — в школу. Я ждала до тех пор, пока, как мне показалось, горизонт совсем не очистился, и вот, в одно прекрасное воскресенье я поднялась до рассвета и отправилась в лес.

Было всё ещё тепло, так что я не стала надевать куртку. Насовала в сумку всякой вкуснятины: холодого цыплёнка, сыру, свежевыпеченного хлеба и апельсинов. В старом доме переобулась в любимые охотничьи ботинки. Как обычно, ограда не была под током, так что я беспрепятственно проскользнула в лес, достала свой лук и стрелы и направилась к нашему с Гейлом месту. Здесь мы вместе завтракали в День Жатвы, после которой я прямиком угодила на Голодные игры.

Я ждала добрых два часа. Даже начала думать, что за прошедшие недели он меня забыл. Или ему вообще не стало до меня дела. Может, он даже возненавидел меня, кто знает. Мысль о том, что я, возможно, навсегда потеряла своего лучшего друга, единственного человека, которому доверила бы самую страшную тайну, причиняла невыносимую боль. Это была последняя капля. На глаза навернулись слёзы, а горло перехватило так, что стало трудно дышать.

Тут я подняла взгляд — и он стоял там, в трёх метрах от меня, стоял и смотрел, больше ничего. Не раздумывая, я вскочила и бросилась ему на шею, издавая какие-то невразумительные звуки — смесь икотки, смеха и всхлипываний. Он обнял меня так крепко, что я даже в лицо ему не могла заглянуть, и держал так долго-долго. Но в конце концов ему пришлось разжать объятия, потому что икота меня совсем замучила — надо было выпить воды.

В тот день мы делали то же, что и всегда: завтракали, охотились, рыбачили и собирали съедобные растения. Разговаривали о знакомых в городе. Обо всякой всячине, но только не о себе самих: его новой жизни в шахте, моих подвигах на арене. Нет, не об этом, только о других вещах.

К тому времени, как мы пришли к той дыре в заборе, которая была ближе всего к Котлу, я уже начала потихоньку верить, что всё ещё может вернуться в прежнее русло, что мы будем вместе, как когда-то. Всю свою добычу я отдала Гейлу — у нас и без того было вдосталь еды. Я сказала ему, что не пойду с ним в Котёл, хотя мне и не терпелось там побывать. Просто мои родные не знали, что я пошла на охоту, и испереживались бы. И вдруг, когда я предложила взять на себя ежедневную проверку капканов и силков, он обхватил моё лицо руками и поцеловал.

Он застал меня врасплох. После всего проведённого с Гейлом времени, сроднившись с его манерой говорить, смеяться или хмуриться, я думала, что изучила его губы досконально. И даже вообразить не могла, с каким жаром они могут прижаться к моим губам. Или как его руки, умеющие так ловко расставлять сложнейшие ловушки, могут оказаться надёжным силком, в который с лёгкостью попалась я сама. Кажется, я издала глухой гортанный стон, а ещё, помнится, сжатыми в кулаки руками уперлась ему в грудь. И тут он отпустил меня и сказал:

— Я просто должен был это сделать. Хотя бы один раз. — И ушёл.

Несмотря на то, что солнце уже садилось, а моя семья, должно быть, места себе не находила от беспокойства, я не пошла домой, а присела под деревом поблизости от ограды. Пыталась разобраться, какие чувства пробудил во мне поцелуй Гейла, было ли мне приятно или не слишком... Но всё, что могла припомнить — это с какой силой его губы прижимались к моим, да ещё запах апельсина, исходивший от его кожи. Не было ни малейшего смысла сравнивать этот поцелуй с многочисленными поцелуями Пита — я так и не разобралась, был ли хоть один из них настоящим. В конце концов, ни к чему не придя, я отправилась домой.

Всю ту неделю я ставила и проверяла ловушки, а мясо приносила Хазелл. Но Гейла увидела не раньше воскресенья. Я приготовила целую речь насчёт того, что ни с одним парнем вступать в отношения не хочу, замуж вообще не собираюсь и прочее в том же духе, но произнести её мне не пришлось. Гейл вёл себя так, будто никакого поцелуя никогда не было.

Может, он ждал, что я ему что-нибудь скажу. Или сама поцелую его. А я тоже вела себя так, будто ничего особенного не произошло. Но ведь произошло же! Гейл перешёл невидимый барьер между нами и тем самым разрушил все мои наивные надежды на возрождение былой чистой дружбы. Но как бы я ни пыталась вести себя как ни в чём не бывало, любой взгляд на его губы напоминал о случившемся.

Всё это моментально проносится в моей голове, пока президент Сноу сверлит меня своими глазами рептилии. Как глупо было с моей стороны надеяться, что Капитолий оставит меня в покое, стоит мне только вернуться домой! Пусть я не догадывалась о возможных беспорядках, но что власти затаили на меня зло — это-то я знала! Вместо того, чтобы действовать с умом, как положено в такой ситуации, я сдуру наломала дров. С точки зрения президента, я плевать хотела на Пита и выставляла напоказ перед всем дистриктом, что предпочитаю компанию Гейла. И тем самым опять дразнила власти, показывая, что не ставлю их ни во что. Доигралась — теперь и Гейл, и вся его семья в опасности, а заодно и мои мама с сестрой, и родные Пита.

— Пожалуйста, не трогайте Гейла, — шепчу я. — Он мне всего лишь друг. Мы уже много лет дружим. Больше между нами ничего нет. К тому же, все думают, что мы родственники.

— Меня заботит только то, как это отразится на твоих отношениях с Питом, а следовательно, какой отклик это вызовет в дистриктах, — отвечает он.