Абсорбент. Маньяк, который меня любил - Оксана Заугольная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аня устыдилась своих мыслей. Сколько лет было соседке? Пятьдесят или пятьдесят пять? Когда-то Ане и тридцатилетние казались почти пожилыми, но сейчас, дожив до тридцати двух, она считала себя еще молодой. Как знать, может, в пятьдесят она будет себя чувствовать так же?
Она невольно окинула взглядом соседку, которая мялась у скамейки. Казалось, она не решается сесть, чтобы не выглядеть как классическая бабка у подъезда. Но при этом любопытство заставляло ее здесь торчать. А может, и Федор Иванович заставлял, и Аня бросила короткий взгляд на окно первого этажа, где жил этот персонаж — объект неуемной страсти Киры Михайловны, о чем был осведомлен весь двор.
Ваха, правда, утверждал, что сам он, пожилой одинокий мужчина, соседке без надобности. Ее больше интересует его двухкомнатная квартира, ведь сама Кира Михайловна жила в однокомнатной. А может, Ваха тоже ничего не понимал в тех, кому за пятьдесят?
— Одна сегодня, а где твой этот… кавказец? — Нелюбовь у Вахи с Кирой Михайловной была взаимной. Вот и сейчас соседка сжала губы куриной гузкой, и все ее тщательно замазанные морщины стали отчетливо видны.
— Он работает сегодня допоздна, — легко соврала Аня и двинулась к подъезду, всем своим видом давая понять, что разговаривать не настроена. Будто это могло кого-то остановить!
— А я уж обрадовалась, думала, бросила ты его, — вздохнула Кира Михайловна и засеменила следом. Не иначе как устала торчать у подъезда. Или Аня показалась ей сейчас не менее перспективной жертвой, чем отчаянно отбивающийся от нее Федор Иванович.
Аня едва заметно вздрогнула. Да, именно жертвой она всегда и была. Может, старухи чувствуют это, как собаки чуют страх?
Не подозревая о том, что ее только что причислили к старухам, Кира Михайловна, по-видимому, ободренная молчанием Ани, продолжала:
— Не нравится он мне, кавказец этот. Опасный человек. Увезет к себе, будешь пятой женой и в этой… парандже ходить!
— Кира Михайловна, Ваха православный, — вздохнула Аня, магнитным ключом открывая дверь.
Она решила все-таки пройти мимо почтовых ящиков и сделать вид, что что-то достает. А потом, если соседка тоже задержится, сказать, что пойдет пешком. Уж на это даже ради своей трескотни Кира Михайловна не согласится — идти до девятого этажа! Да она такой скандал закатила, когда лифт не работал, что не то что управляющей компании, а даже чертям тошно стало!
Лучше было ехать в лифте с соседкой, поняла Аня сразу же, как только поднялась по лестнице к почтовым ящикам. Две крайние круглые дырочки в ее ящике призывно желтели. И хотелось бы дать себе передышку, подумать о квитанции на квартплату или о чем-то вроде этого, но что тут подумаешь, если прекрасно знаешь, как выглядит квитанция. К тому же Аня уже усвоила, что дает именно такой желтоватый отсвет.
Руки дрожали так, что маленький ключик не с первого раза попал в щель.
— Письмо получила, Анечка? — Кира Михайловна к ящикам подниматься не стала, но и к лифту не пошла. Упыриха. Словно ей нравилось видеть, как нервничает Аня. — Хорошее?
— Не знаю, — Аня с трудом вытолкнула очередную ложь сквозь пересохшие губы. — Дома посмотрю. До свидания, Кира Михайловна, я пешком пройдусь.
Такой откровенный посыл поняла даже непробиваемая соседка и, снова поджав губки гузкой, двинулась к лифту. Возможно, она даже собиралась подождать на этаже, пока Аня поднимется по лестнице, но той было уже все равно. Едва Кира Михайловна исчезла из виду, как Аня забыла о ней.
Она поднялась еще на один пролет до окна и села на подоконник. Письмо положила рядом и чуть толкнула пальцем, будто дохлую бабочку или жука. Плотная желтоватая бумага конверта не скрывала его толщины, а значит, надеяться, что там нет очередного рисунка, не стоило.
Аня думала было выбросить его прямо сейчас в мусоропровод, прийти домой, включить какой-нибудь мозговыносящий сериальчик и отключиться под него на диване. Или сначала порвать конверт вместе с содержимым на мелкие кусочки? Нет, это сложно. Под пальцами снова оказалась плотная бумага, которая так тяжело рвется. Однажды Аня так уже делала, это не принесло успокоения. И сжигала, и даже закапывала. Правда, ни разу ей не удалось побороть это странное чувство, заставляющее перед экзекуцией над бумагой сначала вскрыть конверт и посмотреть, что там.
На что она надеялась? Аня не знала. Она машинально вытерла мокрые щеки рукавом и некоторое время смотрела на темные разводы от теней и тоналки на светлой куртке. Потом слезла с подоконника и уверенно зашагала вверх по ступенькам. Две, пять, десять… Стоп.
Она вернулась и подняла конверт. Сунула в карман, не заботясь о том, чтобы не смять, и снова зашагала вверх, но уже куда медленнее.
Открыла дверь и вошла в квартиру. И лишь защелкнув за собой замок и привалившись к стене, соскальзывая на пол и вытягивая ноги, Аня наконец дала волю слезам.
«Ты сама виновата, Аня, — глотая слезы, думала она. — И мама так думает, и Ольга Сергеевна. Вообще все! Ты сама во всем виновата!»
Успокоившись лишь спустя четверть часа, она поднялась на ноги и, пошатываясь, прошла прямо в обуви и куртке в ванную. Тут она тщательно умылась, потом отчистила пятно на рукаве и сбросила сапоги на пол. Ваха был бы в ужасе, но он с ней не живет, а значит, не его дело, как она раздевается в своей, пусть и съемной, квартире.
Аня бросила куртку на пол, предварительно достав из кармана конверт. Открыла она его уже в комнате и осторожно развернула лист А4, будто ожидала увидеть внутри яд, чесоточный порошок или взрывчатку. Чего только не выдаст измученный мозг!
Но, может, было бы и лучше, если б там оказалось что-то подобное. Даже соль и пестрые перышки, которые Коля слал ей иногда еще в школе, якобы «заклятые ведьмой на любовь», не так пугали, как эти рисунки. Новый рисунок мало чем отличался от нескольких предыдущих. Когда Николай понял, что она не вернется к нему и будет жить своей жизнью? В больнице, куда его отправили по решению суда? Или позже? Аня не помнила. Но с тех пор его письма все время неуловимо менялись, и рисунки все чаще сопровождались анатомическими подробностями увечий, которые он нанесет Ане, чтобы она навсегда осталась одна. И с лица, за которое Аня перестала бояться еще лет десять назад, он перешел на тело.
Вот и в этот раз так же. Аня бездумно коснулась и скользнула пальцем по бумаге,
