Я родом из СОБРа - Сергей Зверев

Через четверо суток новобранцы прибыли в Соликамск, их пересадили в «Уралы», и огромные машины, крытые брезентом, двинулись на север по льду замерзших рек, так хорошо заменявших дороги зимой в непроходимой тайте. Молодые ребята с юга России с удивлением увидели занесенный двухметровым слоем снега лес в ноябре месяце. Для них ноябрь дома – это холодные дожди днем и заморозки по ночам. А на Северном Урале была уже глубокая зима. Обледеневший брезент кузова продувался холодным режущим ветром, и призывники невольно жались друг к другу, стараясь подольше сохранить тепло своих тел. Чижову не повезло. Он, как один из самых рослых, стоял первым при посадке в кузов, и его место оказалось у самой кабины.

Было около двадцати градусов мороза. Из неплотно зашнурованного брезентового окна ощутимо веяло холодом. Старенькая телогрейка и облезлая шапка практически не спасали от режущего морозного ветра. Вся левая часть тела Алексея медленно превращалась в огромную ледышку. Он уже понял, что доехать и не заболеть не получится. Так отчаянно он еще не мерз. В пустой голове мыслей не было, только б выдержать эту невыносимую тряску и собачий холод.

– Э! – вдруг услышал он совсем рядом с ним голос. – Ну-ка дай мне мою сумку. Да ноги убери!

Чижов поднял голову. Рослый чеченец, сидевший напротив него, повернул голову к своему соседу русскому и проговорил эти слова прямо ему в ухо. Тот зашевелился, нагнулся и вытащил из под деревянной скамьи большую черную сумку. Алексей безучастно смотрел. Сам чеченец был одет довольно тепло. Просторная черная кожаная куртка с мехом, широкие теплые штаны и полусапожки с выглядывавшими из них серыми вязаными шерстяными носками позволяли ему легче переносить холод, хотя и ему было, безусловно, не жарко. Вытащив правую руку из теплой перчатки, чеченец рывком расстегнул «молнию» на сумке, вытащил оттуда безрукавку из овчины и пару шерстяных носков и бросил их на колени Алексею.

– Надевай. А то совсем замерз, я вижу. Я-то знал, куда еду, у меня двоюродная тетя в военкомате работает, успела предупредить, вот матушка и дала... Давай! – И он мотнул головой снизу вверх. – Да не сомневайся! – добавил он, заметив колебания Чижова – Это все чистое, я еще не надевал. Давай, – повторил он и надел перчатку обратно.

Алексей долго не раздумывал. Стиснув зубы, он непослушными руками быстро расстегнул телогрейку, надел теплую овчину на рубашку и так же быстро натянул носки. Застегнулся, опять сжался, согреваясь, и только потом сообразил.

– Благодарю, – произнес он непослушными губами и кивнул головой.

«Странный какой-то чеченец – пронеслось у него в голове. – Свои вещи мне дал... Хотя я бы тоже так сделал, но ведь я – это я, а это кто... Все-таки есть среди них и нормальные».

Чеченец кивнул в ответ:

– Кюри меня зовут... – Он помолчал. – Арби все хотел тебя увидеть, но Рамазан пока запретил. Потом разберетесь, говорит, – он усмехнулся непослушными губами. – А ты не очкун, молодец... Хотя тогда в вагоне я до тебя не дотянулся, не получилось... – И он ухмыльнулся. – Ну, потом побазарим, а щас доехать надо на этом б...дском морозе...

Алексей в ответ промолчал. Действительно, в этот момент было не до разборок.

По прибытии в бригаду будущих солдат поселили в отдельное помещение, распределили по учебным взводам, назначили сержантов, и начался курс молодого бойца. Во внутренние войска традиционно призывали очень много нерусских, чтобы свести к минимуму возможность контакта с осужденным элементом. Киргиз из горного кишлака, начавший осваивать русский язык только в армии, намного легче выстрелит в русского заключенного, чем это сделает русский солдат, и будет гораздо строже осуществлять надзорные функции. Разность менталитета, языка и веры позволяли долгое время изолировать солдат от осужденных и сводили к минимуму возможность любого контакта. Все эти особенности учитывались командованием, и в бригаде внутренних войск МВД по Северному Уралу звучала азербайджанская, казахская, украинская, молдавская речь, а также присутствовали практически все языки Северного Кавказа. Русских было очень мало, и в основном они занимали сержантские должности. Присутствовала и дедовщина, но в учебном батальоне таких отношений не существовало, так как все призвались одновременно, а вот в строевых частях ее хватало в избытке. Но был еще один вид неуставных взаимоотношений – это землячество.

Мощная поддержка земляков позволяла выжить и сохранить достоинство и здоровье, что было очень важно для молодых солдат в непривычных условиях. Особенно этим отличались призывы с Северного Кавказа и особенно чеченцы. Они были невероятно сплочены, дружны и готовы были драться со всем светом за своего земляка, а также отличались жестокостью в разборках. Все это ставило их в особое положение, и по окончании КМБ северокавказцев старались разбросать по батальонам бригады для дальнейшего прохождения службы, никогда не сводя вместе более трех человек.

Как-то раз на занятиях по строевой подготовке на плацу бригады занимались несколько учебных взводов. Если два взвода сходились на встречном направлении, кто-нибудь из сержантов подавал команду: «Взвод, правое (или левое) плечо вперед!», и подразделения благополучно расходились, не мешая друг другу.

И в этот раз взвод, составленный из чеченцев, должен был выполнить такую команду. Но тридцать восемь человек, не сговариваясь, продолжили свое движение прямо, не обращая внимания на тревожные выкрики своего сержанта. Они шли прямо на взвод Алексея, не сбавляя шаг, и было ясно, что сворачивать они не намерены. Еще бы чеченцы кому-нибудь уступили!

– В сторону, суки! – негромко сказал кто-то в первой шеренге.

Алексей шел во второй шеренге своего взвода. Кровь бросилась ему в лицо. То, что он услышал, было обращение к русским и остальным, кто не был чеченцем. Стиснув зубы, он пошел прямо. Кулаки его сжались, дыхание участилось, глаза застлало пеленой. В глубине души он понимал, что делает глупость, проще было уступить – было понятно, что драки не миновать и что в этот раз его изобьют весьма качественно, – и спиной ощущал, как мгновенно распался его взвод, солдаты шарахнулись влево и вправо, не желая ввязываться в драку из-за ерунды и уступая дорогу. Вот ему осталось три шага, два, один... Он уже видел полные злобы глаза – чеченцы заводились моментально – и, автоматически вскинув кулаки к подбородку, шагнул на расстояние удара. За секунду до этого раздался выкрик на чеченском, но Чижов уже ничего не слышал, уши заложило, тело дрожало от напряжения, и он выбросил вперед правый кулак, целя в подбородок ближайшего к нему противника, но не попал. Чтобы хорошо ударить прямой правой с ходу, надо вложить в удар вес своего тела и еще подшагнуть ногой, совмещая в одном движении скорость выброшенной руки и движение бедра. Но на плацу, хоть и ежедневно очищаемом от снега, было скользко, и нога Алексея просто пробуксовала, так хорошо и не оттолкнувшись. Он нелепо взмахнул руками, потерял равновесие и упал на бок. «Ну вот и все, – мелькнула мысль. – Сейчас забьют ногами. Идиот...» Невероятно быстро подогнув ноги под себя, он оттолкнулся руками от промороженного бетона, выпрямился и снова упал, на этот раз сбитый умелой подсечкой. Лиц вокруг себя он уже не различал, единственной его мыслью было удержаться на ногах и хотя бы пару раз кого то ударить... Перекатившись вперед через голову, он попытался подняться, использую инерцию движения, вскочил, но кто-то бросился на него сзади, навалился всем телом, сбил на землю и взял руку на болевой прием. Замерший от боли, прижатый лицом к бетону, Алексей обреченно дернулся пару раз, но руку подвернули еще сильнее, и он в отчаянии и ярости закрыл глаза, ожидая безжалостных ударов ногами. Но никто его не бил, и к нему после всплеска адреналина вернулся слух. Вокруг громко смеялись, что-то кричали на чеченском. Кто-то громко сказал по-русски:

– Ну все, хватит, отпусти его, офицеры увидят.

Алексея грубо взяли за подвернутую руку и сильно потянули вверх. Он невольно выпрямился, стиснув зубы от боли, и огляделся. Его окружили чеченцы, что-то говорили, кто-то смеялся, их резкие голоса громко звучали в морозном воздухе. Рядом суетились сержанты, пытаясь навести порядок, а на расстоянии десятка метров столпились солдаты его взвода и испуганно смотрели на него.

Опять раздался резкий гортанный голос, произносивший слова на чужом языке, и Чижова освободили от захвата, резко толкнув вперед.

Он хмуро огляделся, морщась и разминая поврежденную руку. К нему сквозь кольцо чеченцев, которые окружили его, протолкался Рамазан. Сначала Алексей не узнал его. Одинаковая форма делала всех похожими друг на друга, и они давно не виделись.

– Алексей! – проговорил, улыбаясь, чеченец. – Ну сколько я могу защищать тебя? Почему ты все время лезешь с нами драться? Не мог в сторону отойти, как вот эти? – и Рамазан презрительно мотнул в сторону разбежавшегося по сторонам взвода Алексея.