Свиток Хевреха - Эрли Моури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трупник был справа, и рейнджер наткнулся на горку рыхлой земли. Красные глаза, как жуткое отражение Маро, светились в двух шагах. Приторно до тошноты смердело мертвечиной.
Голаф попятился, оскользаясь на прелых останках гроба, перехватив меч лезвием вверх. Черные изогнутые когти мелькнули возле лица — он уклонился, отпрыгнул, чувствуя под пятками кисельную мякоть покойника. Откуда-то послышался хруст веток, и вдруг стало светлее. Тонкие тени червями шевельнулись на глине. Наверх! Скорее наверх! — глотком свежего воздуха, пришла мысль. Голаф полоснул мечом, срывая лоскут кожи с толстой черной шеи, и в два прыжка поднялся по скату. Над гробницей либийца повис светящийся шар, похожий на каплю луны, рядом стояла Астра Пэй.
— Проваливай! Прочь отсюда! — вскричал он.
Трупник появился у края гранитной плиты. Утробно ворча, двинулся на Голафа, похожий на гигантского крота преисподней. Рейнджер поднял меч. Слева мучительным огнем слепила звезда Маро.
Какая ж безобразная гадина! Астра вскинула руки. Кончики пальцев дрожали, словно тонкие веточки в порыве ветра. Между ладоней гудели яркие извилистые нити. Слова заклинания вырвались, упали гулко, будто камни с горы, и тут же молния порвала черный воздух.
Сверкающий зигзаг ударил в клинок, рассыпался искрами. Голаф вскрикнул и упал на колено. Трупник бился рядом — синие разряды терзали его толстое тело, с шипением стекали в дымящую землю. Воняло гилью и горелым мясом.
— Господин Брис! — Астра подбежала к нему. — О, что ж ты так! Подвернулся, епть, собачий хвост… Держи скорее свою железку! — она мигом подняла брошенный меч, протянула ему.
— Идиотка! — он схватил оружие, рывком поднялся на ноги.
Трупник тоже очухался, щерясь и рыча, двинулся на него. Астра вытянула руки, отрывисто, громко призывая силы Первой Стихии.
— Не делай этого! — выкрикнул рейнджер, прыгнул вперед и вонзил клинок выше лопатки мерзкой твари. Вонзил, выхватил и отскочил к обломкам гранитной плиты. Визжа, как в агонии боров, трупник упал мордой в траву. Клыки вырывали пучки корней, и глаза сверкали осколками красной звезды.
Нужно было отрубить голову. Скорее! Брис знал, что для этой твари даже самая глубокая рана не станет смертельной — еще миг и чудовище бросится на него. Рейнджер подскочил сзади, размашистым ударом обрушил меч на толстую шею. Лезвие вошло наполовину, скрежет позвонков отозвался зудом в руке. Брызнула похожая на грязь кровь. И тут же трупник снова поднялся на ноги. Повернулся, свешивая надрубленную голову и щелкая острыми кремнями клыков. Голаф отскочил, перехватил меч и, вложив всю силу, ударил снизу вверх — тело покачнулось, упало мешковато, тяжелая голова отлетела к ногам мэги.
— Вот и все… — опустив клинок, Голаф Брис смотрел, как остывало красное пламя в выпученных глазищах.
— Он еще жив, — Астра прислушалась. Стало совсем тихо, даже ветер затаился в жухлой траве. Тихо, но мэги чувствовала, как сущность, подобная темному облаку с тонкими длинными нитями страха повисла над обезглавленным телом, поднялась выше и поплыла к разрытой могиле.
— Да?! Эй, вставай, гадина! — рейнджер пнул, неподвижное туловище.
— Я говорю — часть его жива!
- Все больше убеждаюсь, ты — идиотка. Я убил его. Убил, как жирную грязную крысу! Ясно?! — он вытер пот со щеки краем воротника. — А ты чуть не спалила меня!
— Многоуважаемый Голаф Брис, виной всему твой меч — железяка притянула молнию. Извиняюсь, — Астра улыбнулась и присела в шутливом реверансе.
— Ты издеваешься!
— Да! А теперь… — она не договорила — из могилы, разрытой трупником, выросла тень, похожая на скрюченное деревце с клочьями козьей шерсти. Выросла, шагнула на освещенную луной тропу. — В сторону, Голаф!
— Сама катись! Проваливай! И постарайся, дорогуша, больше не встречаться мне. Ни здесь, ни в Иальсе, — он стиснул рукоять меча и содрогнулся, словно мышцы вспомнили пронзивший разряд молнии.
— Боги! Да ты гусь напыщенный — назад оглянись! Отойди скорее! — Астра сплела пальцы рук, чувствуя бьющий иглами жар. Мертвяк был рядом с рейнджером, приближаясь беззвучным волочащимся шагом. В глазницах его проснулся красноватый отблеск взгляда той самой обезглавленной твари. Лишь теперь Брис услышал шорох гранитной крошки позади. Повернулся и едва устоял на ногах.
— Дерьмо ходячее! — он отскочил к ступеням.
— О-о-о! Плохой человек… топтался по моему праху… Ты наступил мне на горло! Еще и на руку! Плохой, плохой человек! — мертвец двинулся неожиданно быстро. Огненный шар, пущенный мэги, угодил в самшит — куст вспыхнул, шипя, корчась в пламени. Голаф едва успел увернуться от взметнувшихся к нему рук, ужасных, с кусками гниющей плоти. Замахнулся и ударил, целясь в голову. Череп треснул, прыснул черными каплями мозга. Это не остановило покойника — он рванулся навстречу, будто в его жалкие останки, прикрытые клочьями савана, поместилась вся чудовищная сила трупника. Вцепился в потерявшего равновесие рейнджера и отшвырнул его к надгробию.
Брис упал на острый выступ спиной. Звезды сверху метнулись навстречу, словно жала стрел. Он сцепил зубы, еще крепче взялся рукоять меча, пытаясь встать, оторвать от камня отвердевшее болью тело. Мертвяк шел на него.
— Авро-канья-фая-спелл! — слова заклятия, как лопнувшая жила спустили яркий, огромный сгусток огня. Астра выгнулась, ускоряя его полет, и выдохнула со вскриком. Пламя взорвалось, ослепительными языками охватывая фигуру в саване.
— О, Рена Милостивая! — прошептала мэги. Это был самый эффектный фаерболл. Пожалуй, таких не делала сама Изольда. Существо металось, объятое гудящим пламенем, вопило проклятья. Брис был уже на ногах. Она видела, как рейнджер бросился на тварь, атакуя широкими взмахами клинка, видела, как снес останки черепа, хотела помочь ему хотя бы легким шариком спрея, но уже не осталось сил.
Астра опустилась на край гробницы, трогая смятую траву, прижимая ладони к земле. Жар и тяжкое напряжение стекали вниз, в незримую пропасть, потоками астральной лавы, голова кружилась, и в глазах плясали багровые пятна, будто кровавые призраки. Мэги дышала глубоко, все замедляя дикий поначалу ритм, как учила Изольда, как было написано в мудрых книгах с позолотой на гладкой коже. Она вся потянулась мыслями к земле, растворилась в ее рыхлой, влажной плоти — словно умерла, и тут же ощутила себя крошечным проросшим зернышком, вспомнила о возрождении
