Рожденные убивать - Джон Коннолли

Джек Мерсье опять натянуто улыбнулся.

— Возможно, он был прав. Большинство из них продали душу еще до того, как занять какой-либо пост, а, раз ее продав, выкупить обратно уже нельзя. Остается только надеяться, что тебе предложили хорошую цену.

— А вы, мистер Мерсье, тоже покупаете души, или, может быть, продаете?

Улыбка с его лица не исчезла, но глаза сузились.

— Я думаю только о своей собственной, мистер Паркер, и не лезу в чужие.

Повисшую в воздухе паузу нарушила женщина, вошедшая в комнату. Она была одета в черный кашемировый свитер и черные брюки, тонкая золотая цепочка тускло сверкала на фоне темной шерсти. Видимо, она хотела выглядеть непринужденно, но это у нее явно не получалось. На вид ей было сорок пять, и этот возраст был ей к лицу. Светлые волосы кое-где потускнели, во всем облике сквозила какая-то суровость, которая делала ее менее привлекательной, чем она думала.

Это была жена мистера Мерсье Дебора, постоянный объект интереса местных газет. Она была из породы южных красавиц, насколько я помнил, из школы для девочек «Медейра» в Виргинии, которая была известна не только тем, что выпускала благовоспитанных девиц, виртуозно владеющих щипчиками для сахара и никогда не плюющих на тротуар, но еще и тем, что в 1980 ее директриса Джен Харрис застрелила своего любовника, доктора Германа Тарновера, когда тот бросил ее ради молодой женщины. Доктор Тарновер был известен как автор книги «Диета Скарсдейл», так что его смерть стала наглядным примером того, как плохо диеты влияют на здоровье. Джек Мерсье встретил свою судьбу на Поэтическом бале в Нэшвилле, самом помпезном мероприятии на Юге, и оказался вне конкуренции, купив ей автомобиль «Coup de Ville» пятьдесят пятого года выпуска на последовавшем затем аукционе. Как многие тогда говорили, это была любовь с первого замаха.

Миссис Мерсье держала в руках журнал и всем своим видом олицетворяла удивление, только глаза подвели ее.

— Извини, Джек, я не знала, что ты не один.

Она лгала, и по лицу Мерсье было видно, что он это знал, мы оба знали. Он попытался скрыть раздражение за привычной улыбкой, но я почти слышал, как скрипнули его зубы. Он встал, я последовал его примеру.

— Мистер Паркер, позвольте представить: моя жена Дебора.

Миссис Мерсье сделала шаг по направлению ко мне и остановилась, предполагая, что дальше я сам к ней подойду с протянутой рукой. Ее пожатие было слабым, но глаза буквально сверлили меня. Она вела себя столь враждебно, что это было даже смешно.

— Рада знакомству, — отрывисто заявила она, прежде чем обратиться к мужу. — Я позже с тобой поговорю, Джек, — и это прозвучало как угроза. Она вышла, не оглянувшись.

Казалось, температура в комнате подскочила на несколько градусов, но Мерсье сохранил самообладание.

— Примите мои извинения, мистер Паркер. Атмосфера в доме слегка напряженная. Моя дочь Саманта выходит замуж в следующем месяце.

— Неужели? И кто счастливчик? — вопрос показался мне уместным.

— Роберт Обер, сын моего адвоката.

— По крайней мере, у вашей жены будет повод купить себе новую шляпку.

— Она купила себе куда больше, чем просто шляпку, мистер Паркер, и на ней вся организация приглашений нашим гостям. Мы с Уорреном, скорее всего, отправимся ко мне на яхту, чтобы скрыться из поля зрения наших жен, хотя, думаю, такие любительницы ходить под парусом, как они, одних нас не отпустят. Вы ходите на яхте, мистер Паркер?

— Это проблематично. У меня нет яхты.

— У каждого должна быть яхта, — заметил Мерсье. При этих словах он снова стал серьезным.

— Я смотрю, вы социалист, мистер Мерсье.

Он мягко рассмеялся, потом поставил чашку на стол и принял искренний вид.

— Надеюсь, вы простите мне то, что я покопался в вашем прошлом, но мне хотелось знать, с кем я имею дело, — продолжил он.

— На вашем месте я сделал бы тоже самое, — кивнул я.

Он подался вперед и мягко сказал:

— Сожалею о вашей семье. То, что случилось с ними, просто ужасно.

Моих жену и дочь отнял у меня убийца, называвший себя Странником, когда я еще служил полицейским в Нью-Йорке. Они были не первыми и не последними его жертвами. Когда я уничтожил его, часть меня умерла вместе с ним.

С тех пор прошло более двух лет, и на протяжении этого времени их смерть была самой важной частью моей жизни. Я мирился с этим, пока не понял, что боль и страдания, сожаление и чувство вины, разрывают меня на части. Сейчас все медленно становилось на свои места здесь, в Мэне, где я провел молодость, в доме, где жил с дедом и матерью. В моей жизни существовала женщина, которой я был не безразличен и которая стоила того, чтобы начать с ней новую жизнь как раз сейчас.

— Я не могу себе представить, на что это похоже, — продолжал Мерсье. — Но я знаю человека, который может. Собственно говоря, поэтому я и пригласил вас сюда сегодня.

Дождь на улице прекратился, и облака рассеялись. За спиной Мерсье солнце било в окно, заливая светом стол и стул и отражая неровности стекла. Я увидел, как жук ползет в пятне света, ощупывая пространство чувствительными усиками.

— Его зовут Кертис Пелтье, мистер Паркер, — сказал Мерсье. — Когда-то он был моим партнером по бизнесу, но потом продал мне свою долю и пошел собственной дорогой. Надо сказать, это было не самым лучшим ею решением; он осуществил несколько неудачных инвестиций... Десять дней назад его дочь была найдена мертвой у себя в машине. Ее звали Грэйс Пелтье. Вы могли прочитать о ней. Мне кажется, вы когда-то ее знали.

Я кивнул. Да, в молодости мы были знакомы, я бы даже сказал влюблены. Правда, это продолжалось недолго, всего несколько месяцев после того, как я закончил школу. Таких летних романов у меня случалось много, но каждый из них к осени увядал, словно листья на деревьях. Грэйс была красивой смуглянкой с голубыми глазами, аккуратным ртом и медовой кожей. Помимо достижений в спорте она отличалась умом, так что, несмотря на привлекательную внешность, многие молодые люди сторонились ее. Я не был столь сообразителен, как Грэйс, но мне всегда хватало ума на то, чтобы оценить нечто красивое. По крайней мере, мне так казалось. Но в конце концов меня уже не трогали ни сама Грэйс, ни ее красота.

Я помнил одно утро на Хиггинс-Бич, недалеко от того места, где сейчас сидел вместе с Мерсье. Мы тогда стояли в тени старого гостевого домика Брейкере, ветер играл ее волосами, а море бушевало прямо перед нами. По телефону она сказала, что у нее пять дней не было месячных, а такого раньше не случалось. По дороге в Хиггинс-Бич у меня было ощущение, будто мой живот зажимают в тиски. Когда колонна грузовиков проезжала мимо меня на перекрестке в Оак-Хилл, я с трудом преодолел желание притопить педаль газа и покончить со всем этим. Тогда я понял, что, какое бы чувство я ни испытывал к Грэйс Пелтье, любовью это никак нельзя назвать. Наверное, она прочитала это на моем лице, когда мы молча сидели на пляже и слушали звуки прибоя. Через два дня ожидания месячные наконец наступили, она сообщила мне, что не видит смысла в том, чтобы продолжать встречаться, и я с легкостью ее отпустил. После этого разговора мы не пересекались, только виделись пару раз в барах и кафе, но просто кивали друг другу, не произнося ни слова. При каждой такой встрече я вспоминал Хиггинс-Бич и свою неоперившуюся юность.

Я попытался вспомнить, что слышал о ее смерти. Грэйс, выпускница Северо-Западного университета в Бостоне, погибла от одного выстрела в своей машине на боковой дороге федерального шоссе № 1, в окрестностях Элсворта. Тело было обнаружено на водительском сидении, ее рука все еще сжимала пистолет. Самоубийство — крайняя степень самозащиты. Она была единственным ребенком Кертиса Пелтье, и вся эта история получила огласку благодаря бывшим связям отца девушки с Джеком Мерсье. На похоронах я не присутствовал.

— В газетах писали, что полиция никого не разыскивает в связи с ее смертью, мистер Мерсье, — сказал я. — С их точки зрения это было самоубийство.

Он покачал головой.

— Кертис не верит в то, что она по собственной воле сделала это.

— Вполне распространенная реакция, — ответил я. — Никто не хочет признавать, что близкий ему человек мог лишить себя жизни. Слишком большая вина ложится на тех, кого он оставил; с ней не так просто мириться.

Мерсье встал, и его фигура заслонила солнечный свет. Я больше не видел жука. Интересно, как он отреагировал на то, что свет исчез. Скорее всего, принял это как должное. Принимать все как должное — его участь. Спрашивается, что еще остается делать существу, жизнь которого продолжается до того момента, пока на него кто-то не наступит или не съест, и все остальное уже не важно.

— Она была умная, сильная девушка, ее жизнь только начиналась. У нее никогда не было пистолета, и полиция не предложила никаких объяснений того, где она его взяла.