Тринадцатый час ночи - Влодавец Леонид Игоревич

— Ну и напугался же я! Как вылетит… Уф-ф!

— Здоровущая! — пробормотал Жора. — Ну и ворона!

— По-моему, это целый орел! — возразил Витька. — И вообще, вороны серые с черными крыльями и головой, а эта птица — вся черная была…

— Никакой это не орел! — заспорил Жора. — Где ты видел, чтоб орлы каркали?

— Ладно, — Мышкин решил согласиться, — мне по фигу, что это за птица. Ты лучше скажи, как она в дом залететь могла? Тем более такая здоровая?

— Может, там, в мансарде, окно выбито или рамы вовсе нет? — предположил Тягунов.

Мышкин отбежал чуть-чуть, посмотрел вверх и потом отрицательно покачал головой:

— Нет, там все стекла целы. Они заиндевели, кроме света, ничего не разглядишь. А если б были выбиты, то можно было бы рассмотреть, что там светится. Стало быть, птица не могла через тамошнее окошко влететь…

— А о том, что она просто в дверь влететь могла, когда хозяин из дома выходил, ты не подумал? Крошки на столе склевала, а потом хозяин ушел и закрыл ее случайно.

— Пойдем-ка лучше отсюда, а?!

— Чего ты, опять забоялся, что ли? Или, может, ты думаешь, что там еще одна ворона прячется?

— Ничего я не думаю… — пробормотал Колобок. — Просто в чужой дом без хозяев заходить нехорошо.

— Ну да! — догадался Жора. — Ты небось нечистой силы боишься? Бабку-ёжку испугался?

— Ничего я не испугался… Только неприятно. Говорят, если птица в дом залетает — это к беде!

— Так она ж при нас не залетела, а вылетела! Может, это, наоборот, к радости?

— Да, но ведь прежде, чем вылететь, она должна была влететь…

— Короче, будем мы в дом входить или как? — решительно спросил Жора.

— А зачем? — промямлил Витек. — Ясно ведь, что там никого нет и никто нам дорогу к станции не покажет.

— Во-первых, мы еще в мансарду не поднимались, — заметил Тягунов, — а во-вторых, хозяева еще могут сюда прийти. Может, они в лес за дровами уходили.

— А они нас за воров не примут? — опасливо спросил Витька.

— Ну мы же им все объясним. Отогреться-то надо хотя бы.

Из двери, которая оставалась открытой после того, как оттуда вылетела птица, действительно веяло теплом. Витька, конечно, тоже погреться хотел, и даже больше Жорки, но, похоже, побаивался заходить. И не потому, что опасался, будто хозяева его за воришку примут. Нет, Витек явно боялся нарваться там, внутри, на еще одну черную птицу… или что-нибудь похуже.

У самого Жорки тоже слегка мурашки бегали, когда он зашел в почти не освещенные сени. Бог его знает, может, там и впрямь еще одна суперворона прячется? Как даст клювом в лоб — мало не покажется. Или когтями в глаза вцепится…

Но в сенях никто на них не напал. Ребята вошли, затворили за собой дверь, ведущую во двор, и, открыв другую, прошли в комнату.

— Ух, теплынь какая! — порадовался Жорка. — Прямо как в бане!

Тепло шло от русской печки, которую им удалось разглядеть в полутьме. Заслонка неплотно закрывала топку, и тусклый, красноватый свет тлеющих углей через щели проникал в комнату. Комната оказалась совсем маленькой, в ней, кроме печи, имелись только колченогий стол да два стула. Кроме того, Жорка разглядел приставную лестницу, по которой можно было подняться к люку в потолке. Должно быть, именно эта лестница вела в мансарду.

— Шатается, гадина! — проворчал Тягунов, потрогав лестницу. — Подержи, а я влезу.

— Может, не будем наверх залезать, а? — засомневался Витек. — Вдруг там и впрямь какой-нибудь старичок лежит? Только не больной, а уже мертвый…

Жору это предположение заставило поежиться, но он все-таки сумел отогнать от себя страх и стал карабкаться по лестнице к люку. Колобок время от времени беспокойно вздыхал, но страховал приятеля на совесть.

Крышка люка приподнялась легко, и Жора, упершись руками в края люка, благополучно выбрался в мансарду. Ничего ужасного тут не оказалось. Помещение оказалось почти пустым, только посередине, на некрашеном полу стояло старинное черное кресло с исцарапанными резными подлокотниками, порванным и продавленным кожаным сиденьем и ободранной спинкой. Над этим креслом, на крюке, ввинченном в коньковое бревно крыши, висел керосиновый фонарь «летучая мышь», за стеклом которого еле теплилось маленькое пламя. Тем не менее фонарь хоть и неярко, но освещал всю мансарду.

— Ну что там? — встревоженно спросил Мышкин. — Есть кто-нибудь?

— Нету тут никого, — отозвался Жора. — Только фонарь горит. Так хило — еле-еле! И как мы его за километр разглядеть сумели?

— Пошли отсюда, а? Я уже согрелся, кажется… Все равно тут никого нет.

— Ну как же нет, а? — усмехнулся Жора, слезая вниз. — Ведь фонарь кто-то зажег, верно? Не ворона же это сделала, правда? Значит, был тут человек. Наверно, в лес ушел, а фонарь повесил в мансарде, чтоб ночью с дороги не сбиться, — вроде маяка сделал. Посидим, подождем, а потом спросим, как на станцию дойти.

— И сколько так сидеть? — уныло спросил Мышкин.

— Наверно, час-другой, не больше. Ведь тот, кто фонарь горящим оставил, наверняка не на сутки ушел — иначе керосин выгорит.

— Час-другой! А времени-то уже сколько?

— Восемь часов вечера всего-навсего. Мне даже мама разрешает до девяти гулять.

— Ага! Если мы здешнего хозяина два часа прождем, уже десять часов будет! А потом, если до станции за час доберемся, — одиннадцать! Представляешь, во сколько мы домой явимся?! Не знаю, что тебе скажут, если после полуночи вернешься, а меня точно убьют!

— Не убьют, — убежденно произнес Жорка, — не для того они тебя родили, чтоб убивать. Отругают, конечно, но все равно рады будут, что ты живой вернулся. И вообще, в любом случае надо сперва отогреться и ботинки просушить. Давай поставим их к печке, а сами сядем на стулья и ноги погреем.

Так и сделали. Сняли мокрые ботинки и, усевшись на стулья, вытянули ноги к печке. Ступни немного поныли, оттаивая, но это скоро прошло. Ребята окончательно согрелись, и от тепла их начало клонить в сон. Первым сморился Витька и, клюнув носом, едва не свалился со стула. Жорка тоже почувствовал усталость и пробормотал:

— Давай залезем на печь. Часок поспим, а потом хозяин придет — и разбудит…

— Ага, — вяло кивнул Колобок и зевнул во весь рот.

На печи обнаружились тюфяк, набитый сеном, какая-то драная подушка без наволочки и старый овчинный тулуп. Ребята улеглись, укрылись этим тулупом — и не заметили, как заснули…

Жорка проснулся от того, что Витька потряс его за плечо.

— Ты чего? — пробормотал Тягунов, сонно хлопая глазами.

— Там… — в явном испуге прошептал Колобок, указывая пальцем на потолок. — Там кто-то ходит…

Жора прислушался. Минуту или две он никаких подозрительных звуков не слышал.

— Мерещится тебе… — произнес Жорка, и в ту же секунду сверху, из мансарды, долетел глухой звук мягких, но тяжелых шагов по скрипучим половицам: скри-ип-шух, скри-ип-шух!

— Наверно, это хозяин пришел. — Жорка попытался успокоить себя и приятеля, но отчего-то тоже перешел на шепот. — Наверно, решил фонарь снять и поднялся в мансарду.

— А почему он нас не разбудил? — спросил Витька.

— Да просто не заметил… Или решил не будить. Надо подняться и объяснить ему, как мы сюда попали.

— Жор, — боязливо произнес Мышкин, — может, лучше дождемся, пока он сам вниз спустится? Неохота из-под тулупа вылезать…

Тягунов прекрасно понимал, что приятель вовсе не холода боится, но почему-то решил, что и впрямь лучше будет дождаться хозяина, не слезая с печи.

Скри-ип-шух! Скри-ип-шух! Тр-р-р! Тот, кто топал в мансарде, как видно, передвинул то черное кресло, что стояло под фонарем. Больше там двигать было нечего. Потом на некоторое время стало тихо.

— Что-то долго он там ходит… — пробормотал Витька. — Давно бы мог снять фонарь и вниз спуститься…

И тут сверху долетел приглушенный, но отчетливо слышимый смешок:

— Хэ-хэ-хэ-е!

Сразу после этого послышалось несколько тяжелых шагов: шух! шух! шух! — а затем противно заскрипела крышка люка, ведущего в мансарду. Жорка немного удивился: когда он лазил наверх и открывал люк, тот так не скрипел. На стене отпечаталась полоска света, а потом скрипнули ступеньки приставной лестницы. Тоже неожиданно громко, резко и омерзительно.