Любовница - Джилл Чайлдс

сирены. Стук в дверь. Долгие часы в участке. Вопросы. Протокол. Резкий свет в холодном помещении с голыми стенами. Невыносимо!

Голова шла кругом. Может, она права, что не разрешила мне звонить в полицию? Может, есть другой способ?

Ральф. Лежит мертвый в подвале, всего в нескольких футах от меня. И во всем этом виновата я!

Через некоторое время Хелен открыла глаза, повернулась и посмотрела в окно. Поднялась на ноги, включила свет, как делала, наверное, каждый вечер, и задернула шторы, оставив небольшой промежуток для света, чтобы показать, что хозяева дома…

– Никто не должен знать, что случилось. – Ее лицо оставалось каменным. – Никто.

– Но он… Я помедлила, подбирая слово, не в силах произнести «умер». – Но он ушел. Все равно все узнают.

Она обратила на меня пустой взгляд:

– Возможно. Когда-нибудь. Но не сейчас. И не в той версии, как это случилось на самом деле.

Я закрыла глаза. Она хочет сохранить в тайне причину его смерти. Это означает одно: никто, даже Анна, не должен узнать, что их счастливый брак никогда таковым не был.

Ну что тут скажешь? Внезапно она показалась мне такой твердой, такой решительной, будто хотела, чтобы я возражала.

– По крайней мере, этим ты обязана мне, – равнодушно произнесла она.

– Но я даже не знаю как…

– Просто делай, что я скажу. И никаких вопросов. – Она была уже на ногах, руки сжаты в кулаки. – Он тяжелый. Мне понадобится помощь. – Она помолчала. – Если не хочешь отправиться в тюрьму.

Она жестко вывела меня из гостиной в холл. Ее манеры изменились. Она сдерживала свое горе, и ее движения казались механическими и скупыми. Трудно представить, чего ей стоило взять себя в руки.

У двери в подвал она обернулась ко мне:

– Жди здесь. Я позову, когда будешь нужна.

Хелен торопливо спустилась по ступенькам, ее шаги отдавались эхом.

Я сжалась, прислонившись к стене, стараясь подготовить себя и не думать о его распростертом теле. Не думать о мужчине, который всегда был в движении, всегда был полон жизни. У меня снова скрутило желудок, и я, почувствовав кислый привкус, поднесла руку ко рту. Лицо покрывал холодный пот.

Снизу долетали приглушенные звуки. Цокот каблуков по цементному полу. Тяжелое дыхание она передвигает что-то тяжелое. Шорох пластика. Я снова закрыла глаза, пытаясь отгородиться от всего. Меня била дрожь.

Наконец Хелен тяжело поднялась наверх. Волосы ее были мокрыми от пота. Она слегка задыхалась.

– Ни о чем не думай. Просто делай.

Она рассуждала вслух, разговаривала сама с собой.

Похоже, я совсем не знаю эту женщину, жену моего любимого. Я старалась не вспоминать о ней без особой надобности. Списала ее в разряд «еще одной школьной мамочки из тех, кто ждет своих детей у ворот в половине четвертого». Она помогала младшеклассникам справляться с программой чтения: сидела в библиотеке младшей школы и слушала, как дети по очереди читают ей. Она не могла быть другой. Слишком больно было бы думать о ней, как о чем-то большем.

Похоже, она снова вспомнила о моем присутствии, и выражение ее лица стало жестче.

– Если ты попытаешься что-нибудь сделать по-своему, я скажу им, что это ты. Ты же толкнула его, разве не так? И что вы делали? Дрались?

Она презирала меня, это звучало в ее голосе. Нет смысла отрицать. Частички твоей кожи – под его ногтями. Твоя ДНК на нем везде. Если повезет, тебя осудят за непредумышленное убийство.

Повезет? У меня по спине побежали мурашки.

– Я бы с радостью понаблюдала, как ты гниешь в тюрьме. Уж поверь. Если бы не Анна… Она сглотнула. – Если все это всплывет, нас всех искупают в грязи. Ваша мелкая интрижка, которая, кстати, для него ничего не значила, попадет во все газеты. Учительница набросилась на учителя, пока его семилетняя дочь спала наверху! Ты хоть на секунду задумалась, как Анна будет страдать? Газетчики распнут тебя, и не раз. И Ральфа тоже. – Она помолчала. Ее губы дрожали, и на мгновение мне показалось, что она вот-вот сломается. – Да, я буду горевать… но не сейчас. Я не могу себе этого позволить. Потом, позже.

На шее у нее пульсировала вена. Ей стоило огромных усилий держать себя в руках…

Как только она снова смогла говорить, она ткнула в меня пальцем:

Слушай, вот что ты сейчас сделаешь заткнешься и будешь выполнять в точности то, что я тебе скажу.

В подвале воняло плесенью и скипидаром. Я заморгала, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Бетонный пол под ногами был каким-то клейким, подошвы туфель слегка прилипали к нему.

Я старалась «просто делать», как она говорит. Но одна мысль продолжала прорываться: «Это был Ральф… Это его тяжелое тело в пластиковом мешке на молнии… кажется, это чехол от доски для серфинга. Там, внутри, его плоть».

В молодости Ральф занимался серфингом. А вот она, по его рассказам, никогда серфингом не интересовалась. Я пыталась представить, когда и где он купил доску для серфинга и этот чехол для нее, где он путешествовал. На каком-нибудь солнечном курорте он летал по волнам, загорелый, мускулистый. Я с трудом сглотнула, чувствуя, что она смотрит на меня и ждет.

Я присела там, куда она указала, у подножия лестницы, и обхватила край чехла из холодного, скользкого пластика. Когда я попробовала приподнять его, тело внутри сдвинулось. Ступни. Лодыжки. Колени. Вздрогнув, я разжала руки, будто чехол стал обжигающе горячим.

Хелен посмотрела на меня.

– Я не могу… – заикаясь, пробормотала я.

Ее взгляд наполнился ядом.

– А придется…

Закусив губу, я наклонилась и просунула руки под ноги Ральфа. Хелен с суровым лицом обхватила его где-то в районе подмышек. Нащупала их через чехол.

– Держишь? Теперь потихоньку иди. Мелкими шажками. – Она тяжело задышала.

Я закрыла глаза и стала пятиться назад, пока каблуки не уперлись в нижнюю ступеньку. Ральф повис между нами. Мы поползли вверх, перетаскивая ношу со ступеньки на ступеньку. Сначала, стараясь не споткнуться, на узкую ступеньку поднималась я, затем за мной рывками двигалась Хелен. Единственными звуками были наше собственное тяжелое дыхание и едва слышное кряхтение.

Наверху мы положили свою ношу рядом со входной дверью. Я прислонилась мокрой от пота спиной к стене и прикрыла глаза. У меня болела грудь. Болели мышцы. Хотелось отдышаться и поспать. А утром проснуться и обнаружить, что все это мне приснилось, Ральф жив и здоров.

Костлявые пальцы Хелен впились мне в плечо. Я заставила себя открыть глаза. Ее раскрасневшееся лицо, обрамленное растрепанными волосами, было совсем близко.

– Я пойду наверх, посмотрю,