Нет ночи без звезд - Андрэ Нортон

Та часть Мирддина, что была унаследована от Бригитты, съёжилась, одинокая и испуганная, неспособная вступить в контакт с окружением. Мальчик часто думал, что случится с ним, если он не сумеет найти то, что должен знать. Даже Лугейд здесь бессилен. Он сказал, что учителя, которые могли бы научить Мирддина, давно мертвы, а от их знаний сохранились лишь обрывки в памяти таких, как сам друид. Но жрец пообещал, что когда придёт время, он все свои знания передаст тому, кто стал для него приёмным сыном.

Сероватый свет, сопровождавший мальчика, становился всё ярче. Теперь Мирддин видел, что свет исходит от стен. Потрогав её рукой, он почувствовал, что скала дрожит. Мальчик прижался к ней ухом и услышал биение, похожее на удары огромного сердца.

В его сознании ожили все сказки о чудовищах, живущих в глубоких пещерах, и он остановился в нерешительности. Но возбуждение погнало его дальше. И вот он оказался в обширном помещении, залитом ярким светом. Мирддин отшатнулся, закрыв глаза руками, ослеплённый невыносимым блеском. Дрожь превратилась в гул, который ощущался не только телом, но и слухом.

— Не бойся.

Мирддин вдруг понял, что уже некоторое время слышит этот голос, и впервые в жизни почувствовал настоящий ужас.

Он боролся с этим ужасом, но не мог оторвать рук от глаз, чтобы посмотреть, кто говорит. Слова эти несколько уменьшили его страх: конечно, ни огнедышащий дракон, ни привидение не станут говорить человеческим языком!

— Не бойся, — послышались те же слова.

Мальчик глубоко вздохнул и, собрав всё своё мужество, опустил руки.

Так много открылось его взору, окружающие предметы были настолько чужды всему его опыту, что удивление победило остатки страха. В пещере не оказалось ни чешуйчатых чудовищ, ни злобных зверей. Под ярким освещением возвышались полированные прямоугольники и цилиндры, для которых в родном языке мальчика не было названий. Он ощущал присутствие какой-то жизни, хотя это и была не жизнь плоти, а совсем иная, чуждая жизнь.

Огромная пещера была полна разных предметов. На поверхности некоторых вспыхивали разноцветные огоньки. Другие оставались тёмными, но во всех таилась чужая жизнь.

Мирддин по-прежнему не видел, кто говорил с ним, и был слишком осторожен, чтобы углубляться в это чуждое помещение. Он облизал губы кончиком языка и ответил со всей храбростью, какую мог собрать. Голос его резко прозвучал в огромном помещении.

— Я не боюсь! — Это было ложью, но лишь отчасти, потому что с каждым мгновением страх проходил, побеждённый очарованием необычного места.

Он ожидал, что кто-нибудь выйдет ему навстречу, выступит из-за прямоугольника или колонны. Но время шло, а никто не появлялся. Мирддин снова заговорил, слегка разочарованный приёмом.

— Я Мирддин из клана Найрена. — Он сделал ещё два шага вглубь пещеры. — А ты кто?

По-прежнему вспыхивали и гасли огоньки, не прекращалось гудение. Но ответа так и не последовало.

Тут Мирддин увидел в дальнем конце прохода, образованного двумя рядами прямоугольников и цилиндров, какое-то сияние; оно соединяло два прямоугольника, образуя сплошную стену. Как только его взгляд остановился на этом странном явлении, сияние померкло и он увидел какую-то фигуру, такого же роста, как и он сам.

Желая получше рассмотреть незнакомца, Мирддин быстро пошёл вперёд, не обращая внимания на странные предметы, пристально вглядываясь в зрелище на сверкающей поверхности. Он никогда раньше не видел такого четкого и яркого отражения, потому что зеркалами в доме клана служили либо маленькие бронзовые пластинки размером с ладонь, либо искажающая поверхность полированных щитов. Здесь было совсем по-другому, и он понял, что перед ним зеркало, только когда вытянул вперёд руку и увидел, что тот, другой, мальчик поступил так же. И вначале его заинтересовала только лишь новизна увиденного.

Тёмные волосы, сегодня утром так аккуратно расчёсанные Юлией, теперь спутанной массой лежали на плечах, в них торчали листья и веточки, засевшие, когда он пробирался сквозь кусты. Смуглое лицо и густые чёрные брови, сросшиеся на переносице. Изумительно зелёные глаза под ними.

Одежда, которую сшила Юлия, украсив красной нитью, порвана и испачкана, длинные брюки заткнуты за голенища сапог. На груди единственное украшение — коготь орла на красной нити. На подбородке засохшая грязь, щека исцарапана. Хотя одежда у него добротная и тёплая, мальчик был одет не так роскошно, как можно было ожидать от внука вождя. В сущности только отличный нож в кожаных ножнах, висевший на поясе, свидетельствовал о том, что его владелец не просто сын охотника или копьеносца.

Мирддин поднял руки, отбрасывая назад волосы. Он решил, что здесь нужно выглядеть достойно. Может, тот, кто с ним говорил, разглядев его получше, решил, что он больше не достоин слов.

— Мы тебя ждали, Мерлин, — снова без всякого предупреждения прозвучал голос.

Мерлин? Они… те, кто тут скрываются… хотят называть его так. Мирддин снова почувствовал страх. Что если они обнаружат свою ошибку? Он глубоко вздохнул и упрямо посмотрел в зеркало: собственное отражение почему-то внушило ему уверенность.

— Вы… вы ошибаетесь, — он заставил себя говорить громко. — Я Мирддин из дома Найрена.

Он напряжённо ждал немедленного наказания. Сейчас его выбросят из пещеры, как листок. А ему почему-то хотелось остаться, узнать, что это за место, кто с ним разговаривает, называя его этим странным именем.

— Ты Мерлин, — уверенно заявил голос. — И всё это приготовлено для тебя. Отдохни, сын, а потом узнаешь, кто ты, и начнёшь учиться.

Из правого прямоугольника выдвинулась планка. Мирддин осторожно ощупал её. Она была достаточно широкой и казалась прочной, его вес она выдержит. К тому же, решил он, не стоит спорить с этим голосом. Слишком уж уверенно и властно он звучал.

Мирддин осторожно уселся перед зеркалом. Хотя сидение и было твёрдым, оно слегка подалось под его весом. Сидеть стало очень удобно. Отражение в зеркале исчезло. И прежде чем Мирддин успел встревожиться, там появилось другое изображение. И началось обучение…

Вначале на Мирддина был наложен строгий запрет, так что он теперь не мог ни с кем поделиться впечатлениями о своём странном приключении, даже с Лугейдом, который единственный во всём клане мог бы его понять. Но запрета на мысли и воспоминания не было. И иногда узнанное в зеркале так его возбуждало, что в доме клана он бродил как в тумане.

Лугейд, который мог бы что-нибудь заподозрить, в это время отсутствовал, служа посыльным между Найреном и другими вождями и маленькими королями, пытаясь сколотить союз, способный противостоять натиску саксов. Потому что у Амброзиуса не хватало сил, чтобы противостоять и крылатым шлемам, и сторонникам предателя Вортигена. Ему постоянно приходилось отправлять отряды в разные концы беспокойных границ.