Принуждение к контакту - Денис Бурмистров

Черт, судя по всему, сотрясение!

Крик раздавался где-то совсем рядом. Руслан вытер тыльной стороной ладони рот, поспешил на голос, разгребая руками ряску. Выбравшись на кочку, обогнул черный валун кабины.

И отшатнулся.

На него, сквозь треснутое стекло кабины, смотрела половина лица Рязанцева. Вторая половина, прямо на глазах, зарастала странным коричневым мхом, который уже покрыл тело и шею.

Олег смотрел мимо Громова остекленевшим взглядом, из покрытого махровым покровом рта вырывался приглушенный стеклом крик ужаса и боли.

– Помогите, – услышал Громов слабый голос Ильи, доносящийся откуда-то из глубин раскуроченного пассажирского отсека.

Руслан с трудом оторвал взгляд от Рязанцева, прошептал: «Да-да, сейчас». Ухватился за торчащую ручку двери кабины, попытался повернуть. Потянул. Дернул. Рванул что было сил, превозмогая боль в боку.

Дверь не поддавалась, ее намертво заклинило.

Нужно разбить стекло, вытащить Олега!

Пилот обернулся в поисках чего-нибудь тяжелого. Упал на колени, зашарил в траве руками. Но попадались лишь комья земли, трухлявые ветки, мелкие камушки и грязь.

Руслан испуганно посмотрел на Рязанцева. Но того уже не было видно за покрывающим стекло изнутри мхом. Лишь мычание, отчаянное и обреченное.

Громов одним прыжком оказался перед фюзеляжем, перевалился через задранный край пассажирского отсека. Но одного взгляда стало достаточно, чтобы понять – из салона Олега тоже не вытащить. Узкая щель входа в кабину оказалась смятой по центру настолько, что почти превратилась в «8».

– Сука! – в бессильной злобе взвился Руслан. Он выпал наружу, скользя и падая, приблизился к заполненной мхом кабине. Принялся кулаками колотить в толстое стекло.

Стекло, хоть и покрытое трещинами, даже не прогибалось под его ударами, лишь отдавалось глухим гулом. Кулаки соскальзывали, оставляя грязные, вперемешку с кровавыми, разводы.

– Помогите, – вновь донесся зов Ткачева.

Надо вытащить его! Вдвоем справимся, разобьем стекло!

– Иду, Илья, иду!

Громов, преодолевая головокружение, вновь забрался в покачивающийся салон. Поскользнулся, жестко съехал вниз. Уперся ногами в бывшую стену вертолета, тяжело поднялся.

– Илья, ты где?

Из глубины хвостовой части салона, где еле заметно плескалась вода, показалось и пропало светлое пятно.

Ладонь!

Руслан, топоча ботинками, добрался до кромки затопившей вертолет болотной жижи. Здесь, сваленное в кучу, громоздилось почти все внутреннее оборудование вертолета, обломки бортов и переборок, исковерканные кресла и разбитые приборы. Впрочем, ничего из этого не годилось для вскрытия кабины.

Тут же виднелась и фигура Ткачева. Ученый распластался на полу, лицом вниз. Его тело от пояса и ниже скрывала жирная от вытекшего машинного масла вода. Защитный костюм на спине превратился в рваные полосы, пропитанные кровью.

– Илья, я здесь, – Громов плюхнулся перед недвижимым телом друга, схватил за выпростанные вперед руки.

Ткачев застонал, приподнял голову. Даже в темноте было видно, насколько бледное у него лицо, покрытое пятнами грязи.

– Холодно, – прошептал Илья. – И ног не чувствую.

– Все будет хорошо, – дежурно затараторил пилот. – Сейчас я тебя вытащу, и ты мне поможешь спасти Олега.

– Да, конечно, – отстраненно откликнулся ученый.

– Попробуй ползти, а я потяну, – Руслан уперся ботинками в торчащее ребро салона, сцепил пальцы на специальном эвакуационном кольце, расположенном под воротником защитного костюма Ткачева.

– Давай, – скомандовал он.

Илья закряхтел, зашлепал ладонями по полу, пытаясь найти сцепление. Напрягся Громов, вытягивая на себя кольцо.

Удалось продвинуться лишь на несколько сантиметров.

– Что-то не пускает, – пожаловался Ткачев, вытирая лицо.

– Наверное, тебя придавило, – пилот аккуратно обошел лежачего, вошел в воду. Погрузив руки, повел ими над телом ученого. И на уровне поясницы наткнулся на большой обломок, врезавшийся в спину Ильи.

– Вот оно. Я попробую приподнять, а ты ползи, – скомандовал Руслан.

Он ухватился за острый край, подсел и попытался приподнять завал. Конструкция чуть поддалась, противно скрипя.

Рядом забился Илья, хватаясь руками за остатки креплений на полу. Он что есть мочи тащил себя вперед. Тяжело, но все же получалось.

– Еще немного, – прохрипел Ткачев. – Только не отпускай.

Руслан зарычал, добавил усилий.

Илья, как раздавленная ящерица, пополз по полу, приподнимаясь на локтях. Из воды показалась поясница, ремень, ноги.

Громов отпустил обломок, хватаясь за горящий огнем бок, помог другу отползти дальше.

– Пойдем, поможешь вытащить Олега, – нетерпеливо сказал он Ткачеву, сам бросился к кабине, примериваясь можно ли отогнуть кусок переборки.

И остановился как вкопанный.

Видимая часть кабины уже превратилась в махровую пещеру со свисающими с потолка мочалами. Коричневая зараза теперь выползала в салон.

– Черт! – Руслан заметался перед входом в кабину, заорал: – Олег! Ты живой? Олег!

В ответ лишь где-то басовито прогремела уходящая гроза.

– Рус, – раздался сзади полный страха голос Ткачева. – Я не могу встать. У меня не двигаются ноги!

Пилот обернулся.

Илья полулежал, привалившись спиной к выгнутому борту. Он бил себя кулаком по ляжке, словно старался достучаться до внезапно отказавшей конечности. Под него уже натекла лужица крови со спины, но ученый не замечал этого.

Громов поспешил к Илье, ухватил не сопротивляющегося друга за подмышки и, пятясь, потащил к выходу.

Ливень почти прекратился, сквозь поредевшие тучи мельком проглядывало чистое небо. Обманчивый свет, позволяющий разглядеть лишь очертания, помог Руслану вытащить Ткачева из разбитого вертолета. Пилот волоком оттранспортировал Илью подальше, под огромное корневище поваленного дерева, похожее на поднявшего щупальца осьминога.

И уже здесь, уткнувшись лицом в горько пахнущую траву, Громов позволил себе потерять сознание.

Его трясли за плечо, сильно и настойчиво. Звали по имени и хлопали по щекам.

Руслан застонал и открыл глаза, прикрываясь ладонью от яркого дневного света.

Над ним склонилось озабоченное лицо Ильи, осунувшееся и пожелтевшее.

– Живой, – нервно рассмеялся Ткачев. – А я уже испугался! Ты как упал вчера, так в одной позе до утра и пролежал.

События ночи тут же всплыли в памяти – полет, падение, странный мох, пожирающий лицо Олега.

Руслан протер глаза и сел. Боль в боку тут же дала о себе знать болезненным тычком.

Илья увидел, как поморщился Громов, как машинально схватился за ребра. С участием спросил:

– Перелом?

– Скорее всего, – пилот зашипел от боли, вставая. Осмотрелся.

То, что ночью казалось необъятным и высоким, теперь, при дневном свете, выглядело совсем иначе.

Они находились на выпуклой проплешине посреди заболоченного озерца. Из зеленой сыпи ряски, покачивающейся под ветерком, дикобразами торчали кочки с длинными листьями осоки. Ближе к берегам, из зарослей тонкого камыша, высовывались ломаные изгибы чахлых березок. Чуть дальше – мелкий подлесок с растопыренными кустами, осинами и лиственницей.

По другую сторону болотца, выглядывая из-за толстого ствола упавшей сосны, высился холм, усыпанный металлическими частями вертолета и обломками деревьев. От будто разметанной взрывом вершины до самого низа тянулась канава с валами грязи и дерна. Там, у подножия, должен быть корпус вертолета.

Руслан, ощутив приступ тревоги, поспешил в обход дерева. Он должен был видеть, что стало с машиной!

И что стало с Олегом!

– Рус, не ходи! – запоздало воскликнул Ткачев.

Но Громов уже ковылял по мокрой траве, вытянув вперед голову.

Толстый ствол с местами отвалившейся корой остался в стороне, открылось место ночной трагедии. Вот торчащий в небо обломок хвоста с элементами винта. Вот блестящее пятно вытекшего масла. Вот изрытая ногами земля с безжизненно примятой травой. А вот и вертолет. Точнее, то, во что он превратился.

На месте фюзеляжа возвышался крутой, покрытый коричневым мхом бугор. Нигде не проглядывал металл, нигде не было видно даже намеков на творение рук человеческих. Просто большой, покрытый мхом валун.

Руслан сделал несколько шагов вперед, словно сомнамбула приблизившись к месту крушения. Запустил пятерню в волосы, стараясь осознать произошедшее.

Олег погиб, это уже точно. Они были знакомы недолго, меньше года, однако за это время успели сработаться и даже немного подружиться. В Новосибирске у Рязанцева остались жена и сын, ждущие его с очередной вахты. Они даже труп Олега не получат – никто не станет вытаскивать его из такой глуши, да еще и умершего от неизвестной заразы. А ведь Рязанцев изначально был против полета, отговаривал. А когда Руслан заявил, что не может не помочь Ткачеву, пусть даже в нарушение запретов, то настоял на своем участии. Сказал, что одного Громова не отпустит. Пошутил, что вдвоем в изоляторе будет веселее сидеть.