Живые и мертвые, или Племянник из шкафа - Светлана Тулина

В этот час в клубе было немноголюдно. Всего лишь двое студентов, вполголоса спорящих над изрядно потрепанным альбомом Босха, и непонятно как затесавшийся сюда матросик, мрачно буравящий взглядом страницы раскрытого перед нм толстого тома, судя по цвету переплёта и размеру — кого-то из новых философов. Я пристроился за угловым столиком, делая вид, что просматриваю прошлогоднюю подшивку «Ньюс». Сел я так, чтобы видеть матросика, ибо он сразу же привлёк моё внимание. Одутловатое лицо его заросло рыжей щетиной, маленькие глазки прятались под густыми бровями, квадратная нижняя челюсть утопала в грязном шарфе, крупные руки вцепились в книгу так, словно это было горло врага. Ничто в его облике не напоминало внешность моего друга, но это и было самым подозрительным — ибо мне как никому другому было известно о его мастерстве перевоплощения. Если добавить к этому, что взгляд матроса был направлен, скорее, не на печатную страницу, а внутрь себя, то мои подозрения обретают ещё больший вес…

— Пунктуальность — вежливость королей, — раздался у меня за плечом знакомый чуть язвительный голос. — Уж не метите ли вы на престол, мой друг?

Оглянувшись, я увидел одного из студентов. Зелёный берет со значком Нью-Гарварда, длинные волосы собраны сзади в хвост, щёгольские усики, очки в золочёной оправе вместо привычных гоглов, полувоенный френч вместо входящей в моду тёмно-вишнёвой крылатки, в остальном же и лицо и фигура остались совершенно без изменений, даже странно, как я мог скользнуть взглядом — и не узнать?

— Холмс! Вы как всегда неподражаемы. А я думал, что тот матрос…

— Тимми? Он уже лет десять в отставке, списан по здоровью, но следит за собой. Он ждёт печенье. Традиция, Ватсон — в половине шестого всем любителям чтения подают горячий имбирный чай и бесплатную выпечку из соседней пекарни, ту, что осталась нераспроданной за день. Ещё с прошлого века повелось. А Тимми поначалу даже читать не умел, но чего не сделаешь ради бесплатных булочек! Теперь вот втянулся. Терпеть не может романы и беллетристику, читает исключительно то, что называет «книгами для мозгов». У нас вчера состоялся прелюбопытнейший спор о корреляции воззрений Платона с экономико-теософской доктриною Маркса. Впрочем, я вызвал вас не для того, чтобы вести философские споры.

— Я полностью в вашем распоряжении, Холмс! Вам уже удалось что-то выяснить о шантажистах? Как продвигается расследование?

— Тсс, Ватсон! Ни слова о делах в такой дивный вечер! Тем более, что нам предстоит свидание. Две очаровательные девушки ждут нас в кофейне на углу, так не будем же медлить!

— Свидание?! Но, Холмс!..

Но спорить и удивляться было некогда — мой друг уже стремительно двигался к выходу из клуба, и мне пришлось поспешить вслед, чтобы не отстать.

К моему ужасу, девушки действительно оказались вполне симпатичными. Рыженькая пухлая хохотушка и темноволосая молчаливая скромница, очаровательно покрасневшая при знакомстве. Звали их Лика и Тая, но я так разволновался, что не запомнил кто из них кто, да и вряд ли это были настоящие имена. Рыженькая сразу же по-хозяйски ухватила Холмса за локоток и на мою долю осталось развлекать её молчаливую подружку. Боюсь, я в тот вечер мало соответствовал возложенной на меня миссии, ибо совершенно не понимал, о чём можно говорить с молоденькой девушкой. После смерти моей дорогой Мэри я избегал женского общества, в последние же годы так и вообще из особ противоположного пола меня окружали лишь медсестры да лаборантки, общение с которыми сводилось к подай-принеси и диктовке записей проводимого эксперимента. Но разговаривать с девушкой на вечерней прогулке о благотворном влиянии формалина на мёртвые ткани мне показалось несколько неуместным. Хорошо, что её подружка трещала, не умолкая и не требуя ответов, с нас же достаточно было вставлять иногда одобрительные междометия.

Так мы прошлись по тёмным аллеям на юг через Ридженс-парк, параллельно Глостер-плейс, мимо музея восковых фигур мадам Тюссо, не работающего по причине вечернего времени, и я было подумал, что Шерлок Холмс решил привести девушек к нам на Бейкер-стрит, и даже заволновался — как посмотрит на подобную вольность нынешняя домовладелица? Но тут мой друг как раз решительно свернул на Уитгер-роуд и мы окончательно покинули район Мэриленда. Освещение сделалось ярче, дома выше, а толпа на улицах многочисленнее — мы приближались к деловым кварталам, куда после уничтожения Сити переместилась вечерняя активность лондонского бомонда.

Я основательно продрог и, возможно, из-за этого несколько осмелел, поощряемый одобрительным молчанием темноволосой спутницы. Во всяком случае, я поведал ей несколько военных историй, как из собственного опыта, так и совершенно фантастических — в том числе, конечно же, про мушкет и тигрёнка, эта история всегда действовала на девушек правильным образом, особенно если сделать вид, что очень смущён и поменять в рассказе тигрёнка с мушкетом местами. Девушка молчала одобрительно и лишь сильнее сжимала мою руку. Окончательно осмелев, я перешёл к совсем уж невероятным приключениям из жизни тайного агента с тремя нулями в секретном имени, невероятные похождения которого во время Великой Войны и Нашествия, ныне широко известные почтенной публике, я тогда как раз только-только начинал придумывать. Кажется, я немного увлёкся, что простительно сочинителю при наличии благожелательной аудитории, пусть даже и из одной единственной слушательницы.

Неожиданно оказалось, что мы пришли к дому, в котором проживали девушки. Предполагая, что мы сейчас распрощаемся и уйдём, я терялся в догадках, зачем моему другу понадобилась эта пешая прогулка. Но вместо прощания рыженькая о чём-то пошушукалась с привратником, после чего тот удалился в свою каморку, усмехаясь в седые усы, а девушки, сдавленно хихикая и постоянно призывая соблюдать тишину, провели нас узкими тёмными коридорами в свою квартирку. Не успел я опомниться, как мы уже сидели на довольно неудобном диванчике в крохотной комнате, которая, судя по интерьеру, совмещала у девушек гостиную с чем-то вроде кухни. Рыженькая зажгла газовое освещение и поставила чайник на маленькую плитку, после чего уселась боком на стул и закинула ногу на ногу. Помню, меня страшно смущала её юбка, укороченная до самого неприличия по моде тех лет и оставляющая икры бесстыдно неприкрытыми чуть ли не на две трети. Впрочем, ничего не могу сказать — икры были хороши!

Мягкий звон хрусталя заставил меня оторвать взгляд от столь волнительного зрелища и обернуться. Моя темноволосая спутница, молча улыбаясь, расставляла на столике бокалы и чашки. Её взгляд мерцал так обещающе, что любой другой на моём месте непременно бы воспарил. Я же испытал лишь лёгкое сожаление — увы, война слишком сильно меня изменила, и если девушка надеется на завершение вечера в определённом плане, её ожидает жестокое разочарование.

— Грог! — воскликнул Холмс, хохотнув. — Горячий грог! Вот что необходимо по такой погоде, чтобы не простыть!

И выставил на стол большую бутыль красного вина. Темноволосая улыбнулась теперь уже ему, нарезая лимон тонкими дольками. Откуда-то появилась кастрюлька и баночки с приправами. Холмс тут же принялся колдовать над греющейся смесью, прогнав девушек заваривать чай, по кухне поплыл одуряющий аромат горячего вина с мёдом и специями, и вот уже мы уютно сидим на диване, грея руки о чашки с живительным напитком.

— На брудершафт! За знакомство!

Темноволосая девушка как-то неожиданно оказалась рядом со мной на узком диванчике. Я бросил отчаянный взгляд на Холмса, но тот уже вовсю целовался с рыженькой и помочь мне ничем не мог. Нравы после войны упростились, пора привыкать. Ну и ладно. Ничего ведь страшного не произойдёт, если мы просто…

Её тёплые губы были сладкими и пахли грогом. Я принюхался. Перегретый сок тёмного винограда, тёплая струйка гречишного мёда, колкая нотка гвоздики и душистого перца, горечь миндального ореха и корицы. А это что? Кардамон? Хм… вроде бы нет.

Сделав большой глоток, я оценил послевкусие — и не заметил, как выпил всю чашку. Грог оказался довольно крепким и непривычно терпким, но приятным. И я уже хотел вслух восхититься многогранными талантами Холмса, но тут сидевшая рядом со мной тёмноволосая девушка вдруг глубоко вздохнула, привстала и навалилась на меня всем телом. Лицо моё при этом уткнулось в нечто мягкое и полукруглое, одуряющее пахнущее и тёплое, а нос как раз попал в восхитительную ложбинку между, и на какое-то время я сильно отвлёкся от окружающей действительности.

Пока вдруг не сообразил, что столь активная поначалу девушка теперь вовсе не проявляет ответной заинтересованности.

Нет, конечно, я всё понимаю, леди не шевелятся, но не до такой же степени! К тому же обе наши приятельницы — девушки явно простые, как по нраву, так и по сословию, в лучшем случае — горничные, но уж никак не леди. Выбравшись из-под обмякшего женского тела, я развернул девушку к себе лицом. Она не сопротивлялась, но и не помогала, будучи безвольной, словно тряпичная кукла. Рот полуоткрыт, глаза закатились. Обморок? Но что явилось причиной? Машинально нащупав тонкую жилку на шее, я сосчитал пульс. Хорошего наполнения, сорок два удара в минуту. Пульс спокойно спящего человека. Но с какой вдруг стати…