Евангелие – атеисту - Борис Григорьевич Ягупьев

"Ты, Господин мой, спрашиваешь, почему не боюсь. Дело в том, что почему-то с детства ждал, что со мной непременно случится нечто странное, такое, что не случается с другими. Такое ощущение возникало хотя и не часто, но по несколько раз ежегодно, но ничего не случалось. Постепенно я притерпелся, привык, а уж сегодня я спросонок знал, что что-то произойдет. Поехал в эту сторону, хотя было разумнее поехать в другую, в Вялки, к родителям, жене, дочери. Они ждут, наверное, меня".

"Тебя еще кое-кто ждет…"

«Да, и здесь я виноват. Ждет меня со вчерашнего вечера тесть. Он парализован. Я в гонце недели помогаю ему мыться».

«Знаю, похвально, что делаешь ты это охотно и без брезгливости, жалеешь старика, но и от стопки водки, что можно считать платой, не отказываешься…»

«Грешен, Господин мой!»

«Не говори слова, истинного смысла которого не понимаешь. Просто — слабоволен, не воздержан… Теперь достаточно с тебя оправданий и объяснений. Я хоть и не люблю, так скажем, твоего наречья, который вы нахально и с самомнением зовёте «великим и могучим», разобрался в нём, и в твоих мыслях и мыслишках. А с помощью Хранителя сумею вложить в тебя нечто, что будет полезно и тебе самому и иным, о ком ты пока не подозреваешь…

Скажи мне, Хранитель, долго ли этот раб останется под твоим сбережением?»

«Срок определён до дня его шестидесятилетия, Господин. Он сможет жить и ещё, если сможет стать более осмотрительным, и хоть немного полюбит своё тело и умрёт от естественного износа почек, сердца, печени, мозга. Именно в этой последовательности. Сколько он проживёт после шестидесяти, от меня не зависит, а только от него самого.»

«Видишь, раб, до смерти тебе ещё далеко! Да, я знаю, твоё имя — Борис, это исковерканное от изначального Борух, а не от слова «борись». Произносить твоё имя буду правильно, но буду и рабом называть, дабы не забывал ты о месте своём.»

Тут он улыбнулся и развёл широко руки и затем левую, с крестиком, поднёс к моему лицу и я прикоснулся к нему сухими горящими губами и ощутил исходящее от него мягкое тепло и некий свет… А ОН после этого выдержал паузу и произнёс:

«Хранитель, расскажи рабу Боруху ему неведомое, но его касаемое.»

«Выполню, Господин! Родившие этого раба, которого назвал ты Борухом, в телесных утехах были не воздержаны, ребёнком уже отяготились, избегать зачатия ленились, от плодов нежеланных избавлялись. Скажу в утешение Боруху — не были они в этом особенными, подобных им в том отвратительном народе было много…»

«Уточни, Хранитель, ты сказал «от плодов»?

«Так, Господин. Они стали соучастниками четырёх умерщвлений».

«И здесь пришло время вмешаться тебе, Хранитель?»

«Не мне одному, Господин! Всем Хранителям, кому приходилось касаться этого несчастного народа рабов. Уничтожение младенцев в утробе стало массовым…Мы обратились к Всевышнему — ибо Он запрещает Хранителям общаться с власть имущими, оберегать их или корректировать их действия, и Всевышний позволил произвести некоторые подвижки в статистике и в подаче информации, и аборты были запрещены.»

«Что было далее, Хранитель?»

«От убитых младенцев остались четыре невоплощённые души, из ранее живших и умерших в разных поколениях предков. Души были готовы к искуплению в новых телах в том же мире, и по Его воле не были возвращены в жизни прошлые, как это случается, а ожидали жизни последующей. Лишь одна из них была прощена по убиению плода, а три другие присуждены были прожить очередную жизнь в одном общем теле. Смертному не положено знать, за какие именно проступки даётся такое наказание.»

«Да, я считал с тебя эту информацию, продолжай».

«Я принял необходимые меры для сбережения плода и здесь установил, что кроме трёх душ, о которых было сказано, Всевышний вложил в зародыш ещё одну душу, впервые воплощающуюся. Это обязало меня предпринять дополнительные действия по сбережению не только этого плода, но и не порученных моему попечению. О них Ты, Господин, также можешь сведения считать.»

«Я доволен тобой, Хранитель. Всевышний знает об этом!»

«Господин, надо ли смертному знать о нас?»

«Да, Хранитель! Люди в безудержности воображения нагромоздили столь запутанные клубки измышлений, что эти фантазии приобретают определённую силу и могут воздействовать на миллиарды смертных, а это противно воле Всевышнего!

В продолжении этого странного разговора я сидел в прострации, словно окаменев, и даже взгляд мой (я это чувствовал) остекленел. Я не видел перед собой ни леса, ни двух фигур, ни даже просто дневного света, а только клубилась передо мной два каких-то переливающихся шара, а между ними перелетали крупные синие искры. Но голоса я слышал очень явственно и интонации их, выражавшие оттенки чувств, вложенных во фразы, были очень даже человеческими.

Вдруг я снова увидел Его глаза, улыбку, и Он сказал совсем тихо:

«Расскажи о родах, Хранитель».

— Носившая того, кого Ты называешь сейчас Борухом, жила в городе, называвшемся Пермь. Была она на паровозоремонтном заводе партийной функционеркой. Жила обеспеченно и не голодала. Я корректировал её вкусовые пристрастия на пользу плода, вызвав у неё отвращение к табаку, которым она злоупотребляла по моде того времени. Заодно стал лучше питаться её семилетний сын, заброшенный и оттого озлобленный. Выехали они в Архангельск к месту службы её мужа довольно бестолково, наобум. Он звал семью проститься. Плохи были его дела, был он уверен, что его вот-вот посадят. Боялся пыток, казни — всё это было весьма возможно. Да ещё у него был туберкулёз, которым он заразился от отца, когда тот ещё был жив. Поэтому мне пришлось предпринимать ряд действий, вступать в контакты с другими Хранителями, усложнять их задачи… В Архангельске я создал условия, при которых стало возможно получить койку в общежитии вблизи от родильного дома. Тут я отвлекусь, чтобы, описаниями двух эпизодов, пояснить, каким в то время был муж беременной.

Он участвовал в разрушении и осквернении Храма: вскарабкался на купол и привязал к кресту верёвку.

Он вручил наградное оружие некоему Юрию, прошедшему кривой и кровавый путь до должности их вождя. А тот такое творил, что душа его отвергнута Всевышним и возвращена на три тысячелетия в прошлое, и пройдёт мучительнейшие жизни. Будет он пытаем, унижен, предан, изнасилован, сожжён, казнён многими другими способами, пока не искупит негативную карму, не извлечёт и не запомнит уроки, не переменится.

Истеричность женщины и паническое состояние её мужа, ещё недавно бывшего молодёжным вожаком, имевшим власть, вынудили меня несколько задержать роды, с тем, чтобы укрепить плод и его оболочку. Роды прошли