Правые и левые. История и судьба - Марсель Гоше
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Реставрация: зарождение французской парламентской традиции
Истинное рождение французского парламентаризма происходит в эпоху Реставрации. В этой сфере дело Революции довершат ее заклятые враги. В самом деле, запустят процесс в 1815 году ультрароялисты. Именно их судорожная активность приведет к новому явлению «партий» в «Бесподобной палате»26. Они сплачиваются и организуются так интенсивно, что это вызывает тревогу у общественного мнения, еще не оправившегося от революционных травм. «Вскоре после того, как палаты начали заседания, – сообщает тогдашний наблюдатель, – в публике распространились известия о существовании различных собраний депутатов, именуемых клубами. В основном называли два из них. <…> Одна лишь мысль о появлении таких клубов привела в ужас тех, кто помнил о роковом влиянии, оказанном ими в течение Революции с самого ее начала»27. Дело тут не только в воспоминаниях, дело в некоем предубеждении, заставляющем предпочитать «благородную независимость, которой надлежит быть главным достоинством депутата». «Люди спрашивали себя, – продолжает тот же свидетель, – какая польза общему делу от того, что некий депутат приносит свое мнение в жертву партии и оно перестает быть его собственным». Стремление одних к объединению порождает аналогичные тенденции в стане других. Умеренные отделяют себя от ультрароялистов. Через два месяца после открытия сессии, 7 октября 1815 года, разрыв, судя по всему, уже совершился. «Борьба началась, партии определились; палаты разделились на узаконенные большинство и меньшинство»28. И, что важнее всего для нашей темы, ультрароялистское большинство «после недолгих колебаний», пишет Дювержье де Оран, «окончательно обосновалось в правой части залы»29. Нет сомнения, что, если бы оно обосновалось в левой части, всемирная история пошла бы по другому пути!
Как известно, все более непримиримые разногласия между кабинетом министров, вынужденным вести дела в согласии с реальностью, и чересчур ревностными защитниками монархических традиций вынудили короля уже в сентябре 1816 года распустить палату. В октябре на выборах ультрароялисты терпят ощутимое поражение. С этих пор кабинет министров начнет опираться на сторонников компромисса – приверженцев Хартии, именуемых по этой причине «конституционалистами»; вскоре из них составится «центр». Он возникнет одновременно с появлением сразу после выборов 1817 года группы «Независимых», достаточно мощной, чтобы сформировать левую оппозицию – оппозицию, которая только усилится вследствие выборов 1818 и тем более 1819 года. Образовавшаяся в результате система – правительство, стоящее на позициях центра, и противостоящая ему двойная оппозиция – оказалась крайне далека от прекрасной простоты английской двухпартийности. Еще в августе 1816 года Витроль, один из вождей ультрароялистов, мог призывать к принятию системы, копирующей британский образец30. В 1820 году Людовику XVIII остается только горевать о безвозвратно утраченном идеале: «О тори, о виги, где вы?»31 В самом деле, логика функционирования парламента сделалась совершенно иной – и управлять им стало куда труднее из‑за распределения политических сил внутри него. Именно по причине этой специфической ситуации названия «правые» и «левые» обретают смысл и необходимость. Период с 1815‑го по 1820 год – эпоха, когда они сложились окончательно.
Пара, впрочем, не образовалась бы, если можно так выразиться, без «брака втроем». Правые и левые существуют только потому, что существует центр. Такая система, пишет Дювержье де Оран, – плод отклонения от «нормального существования парламентского государства, которое лучше действует при наличии всего двух партий». Но, продолжает он, «как могли существовать всего две партии, если одна партия выказывала враждебность Хартии, а другая – враждебность Династии? Естественно, что министерство, преданное разом и Хартии, и Династии, вынуждено было держаться в отдалении и от той, и от другой и выбирать себе путь посередине между ними»32. В результате оттеснения непримиримых ультрароялистов в одну сторону и несгибаемых либералов в другую рождается система раз и навсегда определенных позиций, исключающая ротацию мест после новых выборов. Система, в которой партии во всякий момент относятся к ориентации министерства неизменным образом, а оно неминуемо определяет себя относительно них. На практике, однако, чтобы получить большинство, министерству чаще всего приходится заручаться вдобавок к своим естественным союзникам – центристским группам – поддержкой по крайней мере одной фракции с той или другой стороны. Так, в конце 1818 года Деказ и де Серр пытаются править «в соответствии с пожеланиями левых и с опорой на них, хотя при этом левые не представлены в министерстве», а в конце 1819 года переориентируются с тем, чтобы править «в соответствии с пожеланиями правых и с опорой на них, хотя правые не участвуют в управлении государством»33. Таким образом, среди конституционалистов одни выступают за союз с правыми, а другие – за союз с левыми, точнее сказать, с фракциями правых или левых, способных отделяться от собственных «неумеренных». Эта необходимость определять свое место относительно, с одной стороны, откровенных крайних, а с другой – относительно уравновешивающего крайности правительственного центра приводит к чрезвычайно изощренному распределению депутатов в пространстве, с помощью которого они выражают оттенки своих политических убеждений.
Поскольку в этом распределении коренится ключ ко всей политической игре, оно становится предметом публичного обсуждения. Появляется целый ряд «Статистик», «Картин» и «Планов», призванных извещать об этой говорящей топографии; достаточно привести заглавие, которое настолько красноречиво, что не нуждается в комментариях: «Топографический план палаты депутатов, с точностью указывающий место, занимаемое каждым из ее членов»34. Издатель одной из этих «Статистик» (освещающей положение во время сессии 1819 года) берет на себя труд объяснить читателю, что не следует ограничиваться разделением амфитеатра на три крупных разряда, ибо не только правая и левая часть разделены каждая на две «секции», но и каждая секция неоднородна: «Господа депутаты, которые заседают во второй секции слева, во второй секции справа и в центре, занимаемыми местами обозначают, кого они поддерживают внутри собрания». И это не все: важен не только горизонтальный порядок, но и вертикальный. «Три колонны незаметно разделяются на три ступени»35. Чтобы описать это целиком размеченное пестрое пространство, необходима специальная терминология. Именно поэтому вдобавок к правой и левой частям прибавляются крайне правая и крайне левая, правый центр и левый центр. «Однако и эта классификация, – как заметит наблюдатель спустя два десятка лет, – неспособна отразить все разнообразие политических убеждений внутри наших собраний. Какое множество оттенков, от крайне правых левого центра до крайне левых правого центра»36. Заметим кстати, что именно в этом и
