Закат цвета индиго - Евгения Михайлова

Миша утратил реакцию. Она вернулась к нему лишь после того, как в его ладони оказалась очередная зеленая бумажка.

До прихода оперативников Сергей курил на площадке. Затем погасил сигарету, тяжело вздохнул и набрал номер. Трубку взяли после первого гудка.

– Тамара Ивановна, это Сергей. Мне очень жаль. Я нашел вашего мужа. Во всяком случае, по документам это он.

– Что с ним?

– Убийство. Я подъеду к вам через некоторое время. Вас вызовут на опознание. Крепитесь. Я буду с вами. Да, еще минуту, пожалуйста, это очень важно. Нам нужно решить: мы ссылаемся на источник информации?

– Ни в коем случае. Это исключено. Извините, я больше не могу говорить. Приезжайте. Я буду готова.

* * *

Даша вторые сутки лежала на продавленном диване в однокомнатной квартире, которую снимала одна ее знакомая. Когда-то встретились на дискотеке, поехали вместе с компанией парней, время провели бестолково, нетрезво, не получив ни удовольствия, ни денег. Расставаясь, обменялись телефонами. Вот и пригодилось. Варвара за все время провела в квартире несколько часов. Говорит, сделками с недвижимостью занялась, дело, мол, свое хочет открыть. Это конечно. Даша таких дельцов за версту узнает. Она хмыкнула, сплюнула в жестяную коробку, служившую пепельницей, раздавила сигарету. Поднялась, сделала шаг и оказалась у допотопного шкафа. Полуоткрытую дверь она распахнула ногой, не вынимая рук из карманов джинсов. Еб… Ну и шмотки! Это называется секонд-хенд по пятнадцатому разу. Бархатное фиолетовое мини-платье с дешевым черным кружевом на груди и по подолу, крошечная красная юбка выше всякого зада, какие-то жуткие топики с люрексом. «Одним словом, менеджер, – удовлетворенно пробормотала под нос Даша. – Мне б в таком унитаз стыдно было помыть». Она посмотрела на часы. Восемь вечера. Вроде бы утро только что было. Ну что ж. Еще одну ночь прокантуется, а завтра надо валить из этой клетки. Даша прошла в ванную, хотела налить в нее горячей воды, полежать, подремать, как она любила, но брезгливо провела по стенке ванны и поняла, что это себе дороже – купание в такой грязи. А чистить тут она не нанималась. Потому просто разделась и сполоснула над раковиной отдельные части лица и тела. Постирала белье, джинсы оставила на трубе, вернулась на диван в короткой рубашке и взяла пульт телевизора. В это время кто-то открыл входную дверь ключом снаружи. Даша спокойно повернула голову в сторону прихожей. Ни фига! Гостей приволокла. Даша не шевельнулась и не поменяла позы, когда в комнату вошли Варька и невысокий стройный мужчина непонятного возраста: над молодым лицом, ярко-синими глазами – абсолютно седая шевелюра. Даша, не мигая, выдержала наглый синий взгляд.

– Будем знакомиться? – поинтересовался гость.

– А то, – ответила Даша и села, медленно опустив голые ноги на пол и не подумав поправить рубашку, обнажившую бедра.

Через несколько минут на табуретках, принесенных из кухни, стояла большая бутыль виски и какая-то закуска. Даша первой взяла стакан, налила до краев и выпила залпом. Затем откусила от яблока и налила себе снова.

– Однако, – усмехнулся синеглазый Никита. – Сразу видно: девушка зря время терять не привыкла.

– А чего нам тут нахлобучиваться, – засмеялась Даша. – Мы люди свои. Специалисты по недвижимости. Так что давай, догоняй.

Виски незаметно закончилось, Никита вышел из квартиры на пятнадцать минут, вернулся с бутылкой водки. Языки у всех развязались, никто никого особенно не слушал. Но Даша трезво фиксировала каждый брошенный на нее синий взгляд. Варька все болтала про свое дело, которое откроет с минуты на минуту.

– А подругу в дело не хочешь взять? – вдруг спросил Никита.

Варька нахмурилась, подозрительно посмотрела на собутыльников. Но тут Никита, хитро глядя на них, закурил что-то похожее на самокрутку. По комнате распространился сладкий запах. «Косячок!» – радостно завопили подруги и полезли к нему, пытаясь затянуться. С этого момента началось веселье. Все казалось страшно смешным. Соседи, колотившие в стенку, дикторша телевидения, которая отчаянно косила, глядя с экрана прямо на них. И смешно вел себя Никита, обнимающий Варю за плечи одной рукой и пытающийся раздвинуть Дашины ноги другой.

Проснулась Даша рано утром, сбросила со своей груди Варькин локоть, выбралась из-под скомканного пледа, нашла на полу свою рубашку, натянула на голое тело, босиком прошлепала на кухню. Там пахло кофе и дорогими сигаретами. Никита, умытый, аккуратно одетый, задумчиво стоял с чашкой в руке у окна. Он улыбнулся Даше и налил ей кофе. Она выпила его одним глотком и опустилась на угловой диванчик.

– А ты ничего, – сказал Никита. – Слушай, а я вчера серьезно: хочешь в дело войти с нами?

– Недвижимость? – растянула губы в издевательской улыбке Даша.

– Можно и так назвать. Я присмотрел приличную хату, нормально обставленную. Продумаем ваш прикид: знаешь, такие то ли гимназистки, то ли бизнес-вумен. Костюмчики, светлые блузки, высокие каблуки. Знакомитесь с деловыми мужиками, приглашаете на чашку кофе, а дальше – как пойдет, варианты разные могут быть…

– А бабки, я так думаю, тебе отдавать?

– Ну, мы договоримся в процентном отношении, как партнеры. У меня будут организационные расходы.

– Не-а, – покачала Даша головой. – Я под сутенерами вообще не работаю. Я сама по себе.

Лицо Никиты странно изменилось. Рот стал узким и длинным. На молодом лице вдруг ясно обнаружились глубокие морщины. «Да ему лет сорок, не меньше», – подумала Даша и поежилась под пристальным холодным взглядом. Она отодвинула чашку и встала.

– Пойду я. Мне пора уже.

И вдруг ее руки выше локтей как будто сжали тисками.

– Ты что из себя строишь? Кем себя вообразила, дешевка подзаборная. – Никита по-змеиному шипел ей в лицо. Она чувствовала кисловатый запах его дыхания.

– А что? Что не так? – невинно похлопала она глазами.

Он чуть ослабил хватку и тут же скорчился от сокрушительного удара коленом в пах.

Через десять минут Даша вышла из подъезда старого дома у Курского вокзала, вдохнула свежий влажный воздух и сладко потянулась.

ГЛАВА 3

Тамара Коркина всю ночь просидела за столом, на котором были разложены ее семейные фотографии. Вот они с Вадимом на пляже в Серебряном бору. Ей девятнадцать, ему двадцать. Они вместе учились в Плехановском институте. Познакомились на вступительных экзаменах, сходили куда-то пару раз и не то чтобы влюбились, просто им очень легко и уютно было друг с другом. Он приехал из Брянска и тосковал по дому, плохо чувствовал себя в общежитии. Она жила с вечно усталой, очень болезненной мамой, которая больше всего на свете ценила тишину и уединение. Тамара никогда не приводила домой друзей, а потом вдруг оказалось, что у нее больше и нет никаких друзей. Вадим матери, конечно, не понравился, но он был спокойным, нешумным, нетребовательным, и она просто перестала его замечать. А у Тамары появилась семья. Родной мужчина в доме. Она с удовольствием убирала, стирала, готовила, ждала его по вечерам. Как только он начал прилично зарабатывать, оставила работу. Тем более мать совсем слегла. За ней нужно было ухаживать. Из-за этого затянули с ребенком. Между Тамарой и Вадимом никогда не было страстных отношений. С самого начала они относились друг к другу как супруги, прожившие вместе много лет. Тамара даже думала, что Вадим просто такой нетемпераментный мужчина. Ее это устраивало. После смерти матери как-то все разладилось, обнажилось. Он стал приходить поздно. От него часто пахло спиртным, он научился повышать голос, хлопать дверью, раздраженно уходить среди ночи из спальни на диван в гостиную. Говорил, что ему мешает, как она шелестит страницами книги. Однажды она услышала, как он вернулся на рассвете. Слишком шумно передвигался по квартире, что-то бормоча себе под нос, включал воду в ванной, хлопал дверцей холодильника, а потом захрапел в гостиной. Она накинула халат и тихонько вошла в комнату. Ее муж развалился на диване совершенно голый, от него несло перегаром, а на шее, груди и даже внизу живота темнели какие-то пятна. Тамара подошла ближе и поняла: это следы порочных поцелуев. С тех пор она закрыла между ними дверь. Он больше никогда не знал, о чем она думает, что чувствует. Но на бытовом уровне общались как прежде. Только о детях уже никогда не заговаривали. Тамара не считала обид. Просто несла свой крест. Потому что по-прежнему считала мужа родным человеком. Она не знала, что ей делать со своей жизнью без него.