Меч теней - Карин Рита Гастрейх

красоту своей матери, — сказал Мехнес, поднося пальцы Ришоны к своим губам. — Тамара, принцесса Сырнте, дочь моей матери. Цветок и гордость нашего рода. Ты не подведешь ее завтра. Уверен, она встретит тебя в загробной жизни с гордостью и радостью.

«Он говорит это, чтобы умилостивить шпионов Абартамора или насмехаться надо мной?»

Ришона почтительно опустила глаза.

— Для всех моих гостей в этот день есть вино и еда, — ее голос сорвался. Она ненавидела себя за это. Быстро вдохнув, она вскинула подбородок и встретилась взглядом с Мехнесом. — Пожалуйста, останься и вспомни вместе со мной жизнь, которой мы наслаждались как семья.

Братья переглянулись.

— Ты очень щедра, сестра-племянница, — сказал Паолус-Нур, — но я почтительно отказываюсь. Скоро начнется мое бдение с Джотури-Нуром. Я не стану разочаровывать своего отца.

— Я останусь, — сказал Мехнес. — Я провел время с Сан’иломаном и был бы очень рад провести последний вечер в компании моей племянницы.

Паолус ушел, и Мехнес приказал слугам уйти.

Как только они остались одни, Мехнес встал перед Ришоной, расставив ноги и положив руки на широкий пояс, на его лице читалось веселье, смешанное с оттенком презрения. Несмотря на преклонный возраст, Мехнес все еще был в расцвете сил, его красивое лицо не омрачали многочисленные шрамы. Ришона вспомнила, как он возвышался над ней в юности. Она уже не была такой маленькой, но его присутствие по-прежнему производило такое же внушительное впечатление.

Он подошел ближе и потрогал прядь ее волос.

— Ты готова к этому, племянница?

От него пахло кровью и пеплом. Жар в его глазах был очевиден. Ришона задавалась вопросом, осмелится ли он потребовать от нее этой ночи, когда плотские удовольствия были строго запрещены среди членов королевской семьи.

— Да, — сказала она. — Готова.

* * *

На следующее утро Мерина разбудила Ришону задолго до того, как солнце пролило свои золотые лучи на белый город. Охранники сопроводили принцессу Сырнте к фонтанам в восточном дворе. Там ее искупали в воде с ароматом лилий. Они натерли ее мышцы розовым маслом, ее кожа стала эластичной, гладкой. Затем они одели ее в простое платье из угольно-черного шелка и обули ее в рубиновые туфли. Яркие драгоценности вплели в ее волосы, сверкающая вуаль ниспадала на ее лицо и плечи.

«Как будто меня к свадьбе готовят», — не без горечи подумала она.

Ришона отказалась от еды и вина, которые ей предлагали. Пост ожидался и почитался перед жертвоприношением. Даже если бы это было не так, она не рисковала бы быть накачанной наркотиками или отравленной. Она предпочла встретить смерть в своем уме.

На закате двор Эк’Налама собрался в просторных покоях Сан’иломан. Занавеси из темного шелка свисали с мраморных колонн, а воздух пропитался тяжелым запахом ладана. Придворные, советники и дворяне из дальних провинций заняли свои места. Несколько человек вели тихую беседу.

Последними прибыли оставшиеся в живых сыновья Джотури-Нура, всего десять человек. Абартамор, старший из принцев, шел впереди них. Дородный мужчина с тяжелыми веками и подбородком, обвисшим вокруг полных губ, многие презирали его за лень и обжорство. За ним попарно вошли остальные братья и сестры. Принц Мехнес сопровождал Ришону, как он сделал бы это для своей сестры Тамары, если бы она дожила до этого дня.

На широкой кровати лежал Джотури-Нур, Сан'иломан из Сырнте. Худощавый старик с кожей цвета глины и серыми глазами, он лежал на объемных подушках, выкрашенных в насыщенные оттенки бордового и золотого. Его первая жена, Менара, сидела справа от него. Высокая и статная, она держала руки сложенными на коленях. Драгоценная вуаль покрывала ее тонкие белые волосы. Рядом с Менарой сидели Вторая и Третья жены, Ландра и Беулла. Рядом с Беуллой стояла на коленях девушка Наптари, чьи плечи дрожали под бледно-голубой вуалью. Двенадцатилетняя девственница была избрана присоединиться к Сан'иломан в этот день, чтобы Джотури-Нур мог насладиться ею в потустороннем мире.

Верховный жрец, человек в белом, с бритой головой и выступающими бровями, прошептал Джотури-Нуру на ухо. Джотури-Нур кивнул и поднял руку собранию. Все движения и ропот прекратились. Писарь, сидевший рядом, склонился над книгой и обмакнул перо в чернила.

— Я, Джотури-Нур, Сан'иломан из Сырнте, сын Махтарона-Феха и отец семнадцати детей королевской крови, настоящим объявляю конец моего правления в этот последний день восьмидесятого года моей жизни, — голос старика разнесся по всему залу. — Я служил своему народу с пылом и преданностью. Я отдаю свой дух богам, которые приготовили для меня место в чертоге моих отцов.

Рыдание вырвалось из горла девственницы Наптари, но никто не обратил на нее внимания.

Джотури посмотрел на каждого из своих сыновей, от старшего до младшего, пока его взгляд не остановился на внучке Ришоне.

— Тамара, дочь моя, — сказал он. — Иди ко мне.

Желудок Ришоны сжался.

До этого момента она цеплялась за слабую и несбыточную надежду, что Джотури-Нур не сможет ее призвать. Старший сын, Абартамор, был человеком пустых амбиций, губительных для такой империи. Если бы Джотури-Нур назвал его вместо, Абартамор умер бы, потому что он не мог защитить свое право против кого-либо из своих братьев, и, несомненно, Мехнес или Паолус-Нур выступили бы вперед, чтобы…

Мехнес кашлянул.

Ришона взглянула на дядю, заметив в его глазах безжалостный приказ.

«Даже бесполезный сын стоит больше, чем дочь».

Она шагнула вперед, чтобы встать на колени рядом с дедушкой.

Сан’иломан взял ее за руку.

— Тамара, моя любимая. Ты была рождена в благородной крови и наделена добрым сердцем. В детстве ты была отрадой моего двора, его самой драгоценной жемчужиной. Я плакал в тот день, когда ты ушла от нас, чтобы последовать за своим чужеземным принцем в далекую страну, но я отпустил тебя и дал тебе щедрые подарки в надежде, что ты обретешь счастье. На долгом пути в Мойсехен убийцы обесчестили нашу семью и убили тебя, разрушив сладкую мечту твоей короткой жизни. Когда тебя принесли мне…

Голос Джотури-Нура дрогнул. Слезы застилали ему глаза.

— Когда мне принесли твое тело, любимая Тамара, я сам тебя обмыл. Я подготовил тебя к встрече с нашими богами, потому что никто другой не был достоин прикоснуться к тебе. Я долго молился, чтобы ты вернулась ко мне в час моей смерти и преклонила колени рядом со мной в лице дочери, как ты делаешь сейчас. Спасибо за радость, которую ты мне подарила, за твой бескорыстный и любящий дух и за то, что сопровождаешь меня в этот последний день моей жизни.

Джотури потянулся за ятаганом, который лежал рядом с ним. Он вытащил его из инкрустированных драгоценными камнями ножен и