Трехрублевая опера - Григорий Горин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно! Сыграйте! – вздохнула Полли.
– Спасибо! – глаза Музыканта вспыхнули нездоровым блеском, он нырнул в темноту и тут же появился с инструментом. – Я вас недолго задержу! Я только... – он поспешно расстегнул футляр скрипки...
...и замер. Футляр был пуст.
– Украли? – ахнула Полли.
– Сперли! – убитым голосом подтвердил князь Мышкин.
– Ах, сукины дети! – взорвалась Полли. – Да и вы – слабоумный! Разве можно оставлять инструмент без присмотра? Это же – съемка! Черт-те какой народ здесь шастает!...
– Да... Конечно... Сам виноват...
– Дорогая скрипка была?
– Не очень... Впрочем, нет... Сам инструмент дешевый... Стандарт. Но музыка... Она – замечательная! – Он вдруг стал мучительно растирать виски. – Теперь вот забуду...
– То есть, как «забуду»? – изумилась Полли. – Вы еще ее и не записали даже?
– Я всегда импровизирую... Фиксированная музыка мертва! А возникающая вдруг – живая! И сейчас... я так хотел вам... Ах! – он бешено стал тереть виски. – Жаль, что вы не слышите! А сыграть – не на чем...
– Ладно... Чего вы? Не мучайтесь! – испуганно заговорила Полли. – Напойте...
– Попробую! – Музыкант запел начало мелодии, потом остановился. – Глупость! Голоса нет... И все это сразу примитивно... Пойдемте! Я попробую исполнить это на крепости!
– На чем?!!
– На крепости!!
Они вошли в один из двориков крепости.
Сквозь зияющие глазницы окон сияли луна и звезды... Длинные каменные коридоры, перекрытые арочными воротцами, убегали в темноту.
– Это, конечно, не восемнадцатый век! – приговаривал Музыкант. – Но все-таки архитектура! «Застывшая музыка», как говорил Гете. Я давно разрабатываю эту тему. Любое историческое здание можно заставить звучать! Надо только его настроить!..
Он делово прикрыл пару окон фанерой, проверил, как скрипит сорванная с одной петли дверь...
– Сейчас! Сейчас! – пояснял Музыкант. – Я уже днем пробовал... Здесь арки хорошие... И коридоры гулкие, как трубы... Вот подует ветер с моря, и крепость превратится в орган... Да вы присядьте... Вон там, в первых рядах...
Полли, усмехнувшись, села на поломанную коробку из-под апельсинов.
Музыкант вскочил на камень и поднял руку дирижерским жестом...
Стая летучих мышей вспорхнула из темноты...
Ветер... Плеск волн... Скрежет дверей...
Постепенно из звуков и шорохов стал возникать
Музыкальный номер 7
Та самая, главная, музыкальная тема, которая пробивалась к нашему уху с самого начала фильма, с первого кадра, когда Музыкант в городском подземном переходе пытался изобразить ее на скрипке...
И при свете луны в многочисленных коридорах крепости стали возникать люди, в белых париках, белых шелковых чулках и туфлях со сверкающими пряжками...
Они выстроились в почетный строй, а затем напомаженный Макхит, скорее напоминающий Фигаро из одноименной оперы, повел под руку Полли, похожую на всех оперных невест в пышных кринолиновых юбках.
Хор гостей, извергая из глубин вокала самые высокие ноты, начал славить новобрачных...
В утреннем морском небе стрекотало несколько военных вертолетов.
Сквозь оптическое наблюдение им были видны островок Чумовой и киногруппа, проводившая подготовку к съемкам... Через треск лопастей доносились обрывки переговоров летчиков:
– Восьмой! Восьмой! Я – девятый! Что за народ на островке? Чего они делают? Прием!
– Девятый! Я – восьмой! Вижу людей... Вроде пляшут! Прием!
– Восьмой! Я – девятый! Спрашиваю: на хрена они пляшут спозаранку?! Прием!
– Девятый! Я – восьмой! А... – треск в наушниках – ...их знает! Разберись! А то нам выйдет боком! Генерал вз... – треск в наушниках – устроит! Как слышишь? Прием!
– Восьмой! Слышу хорошо! Задание понял!
Один из вертолетов направился в сторону острова.
Это, собственно, очередной
Музыкальный номер 8
повествующий словесно, музыкально и зримо о натурных съемках любого кинофильма и включающий в себя привычные для зрителя кинокадры: актеры гримируются прямо на площадке, коней запрягают в экипаж, каскадеры проверяют кинотрюк, помощник режиссера раздает кофе, группа рабочих сколачивает большой помост с виселицей, кто-то спит, лежа на траве, кто-то сидит в наспех сколоченном туалете без крыши и т. д. и т. п.
Все это при показе сверху очень напоминает встревоженный муравейник, но наши кинематографические муравьи, двигаясь в определенном музыкальном ритме, превращали эту привычную картинку в особое музыкальное действо, которое увидеть, правда, может только камера, установленная под небесами...
Идет съемка.
Улица Лондона. Дом с красным фонарем над дверью.
На стене – плакат, стилизованный под объявления прошлых времен: на нем – рисованный портрет Мэкки, надпись по-английски и трехзначное число – сумма, назначенная за его поимку.
Вдоль стены разгуливает полисмен.
Высоко над фонарем – окна, из которых выглядывают проститутки, свободные от своих утомительных занятий. Они негромко напевают, что-то лирическое и сентиментальное типа:
«Ах, для чего на рассветеЕсть на цветочках роса?Ах, для чего нежной девеСлезы туманят глаза?»
Голос Ассистентки:
– Женщины Макхита. Дубль первый. Хлопушка.
Девицы в окнах тихо запели:
«Пчелка цветы собирает.Милый целует в уста.Пчелка к цветочку вернется.Милый ко мне – никогда...»
К дому с красным фонарем миссис Пичем тащила за руку упирающуюся Полли.
– Идем! – говорила она. – Сумела выйти замуж за мерзавца, умей быть счастливой до конца!
Она решительно постучала в дверь, а когда та открылась, спряталась в укрытие.
В проеме двери появилась заспанная Дженни, в ярком китайском халате.
Секунду она с интересом разглядывала Полли, потом спросила:
– Что вам угодно, сударыня?
– Извините... – забормотала Полли. – Хотела узнать: нет ли случайно среди ваших посетителей джентльмена... по имени мистер Макхит?
– У нас тут не музей, милочка! – ответила Дженни. – «Посетителей» не бывает. Есть гости... Причем инкогнито!..
Она попыталась закрыть дверь, но тут миссис Пичем выскочила из укрытия и потянула дверь на себя.
– Не дури, Дженни! – сказала она. – Нам и нужен инкогнито... Макхит!.. Муж моей дочери Полли!
– Муж? – изумилась Дженни. – И давно это с ним?
– Мы вчера повенчались! – сказала Полли.
– А сегодня его уже ищете в нашем заведении? – Дженни многозначительно улыбнулась. – Видно, темперамент новобрачной оставляет желать лучшего!
– Замолчи, дрянь! – Полли сжала кулачки. – Если мой муж случайно и спрятался у вас, то, уверена, только потому, что его ищет полиция... – она указала на плакат с портретом Макхита, висевший на стене.
– Тем более стыдно сюда приходить! – гордо сказала Дженни. – Мы не торгуем мужчинами!
– Вот и глупо! – сказала миссис Пичем. – Они делают нас продажными, а мы такие гордые, что стыдимся воздать им той же монетой! Где наша женская солидарность? Он вам платит за ночь десять шиллингов, а я предлагаю сто фунтов!..
– Здесь написано: двести! – заметила Дженни, переведя взгляд на объявление полиции.
– Сто – вам! Сто – нам! – сердито сказала миссис Пичем. – Это все-таки наш зять...
– И вы готовы сделать дочь вдовой? – ахнула Дженни.
– Дура! – вздохнула миссис Пичем. – Если б хотела, то взяла бы все двести... Каждый получает свое! Я делаю официальное заявление полиции, ты предупреждаешь Мэкки... Волки сыты, овцы целы!..
– Никогда бы не додумалась до такой гадости... – сказала Дженни. – Ладно... Пойду попробую поискать!
Она закрыла за собой дверь.
– Господи! – взмолилась Полли, обращаясь к небу. – Сделай так, чтоб его там не было.
– Господи, не слушай глупостей! – вмешалась миссис Пичем. – Делай, как считаешь нужным!..
В этот момент к миссис Пичем подошел один из полисменов.
– Извините, леди! – сказал Полисмен, отдавая честь. – Краем уха слышал ваш разговор. Вы хотите сделать официальное заявление по поводу разыскиваемого преступника?
– Стойте на посту! – строго сказала миссис Пичем. – Когда потребуется сделать официальное заявление, я подойду к вам...
– Я к тому, что и мои парни интересуются своей долей... – продолжил Полисмен. – Овцы целы, волки сыты... А овчарки? Им тоже надо кушать! Ведь будет погоня... Стрельба... Трудно промахнуться!
– Сколько хотите за промах?
– Из пистолета – шиллингов пять... Из ружья – пятнадцать! Там более точный прицел!
– Десять фунтов за весь салют, и ни пенса больше! – отрезала миссис Пичем.
Тут в окне второго этажа появился Макхит.
