Набат в Диньдоне - Лев Лукьянов

Отец Кукаре, рассказав о славном прошлом монахов-бенедиктинцев, красочно описал счастливое будущее города, посвятившего себя созданию нового ликера мирового значения — «диньдондиктина». И снова аптекарь высказался против: будучи почетным председателем женской лиги борьбы с алкоголем, он лучше других знал, что серьезных надежд на ликер и даже коньяк возлагать нельзя, так как подавляющая часть населения отдает безоговорочное предпочтение дешевой виноградной водке.

— Простите, Моторолли, — вдруг перебил аптекаря Фьють. — Мне в голову, кажется, пришла удачная мысль. Мы совсем забыли о коммунистах!..

— Великолепно! — обрадовался аптекарь. — Коммунизм очень моден. Буквально весь мир говорит о коммунизме.

— Русские шпионы в Диньдоне? — спросил заинтересовавшийся священник. — Обрывки парашюта или неизвестный прожектор в море? А может быть даже очевидцы?..

— Нам не поверят, — усомнился чиновник. — Тут надо тоньше…

— Я вижу только одно затруднение, — сказал аптекарь. — В Диньдоне нет ни одного коммуниста…

Ресторатор беспокойно заворочался на скамье и нерешительно предложил:

— А если мы привезем сюда парочку отпетых коммунистов за свой счет? Наверное, с ними можно договориться?

— Господь с вами! — испугался Моторолли. — Вы себе не отдаете отчета! Сегодня — два коммуниста! Завтра — четыре! А послезавтра в Диньдоне произойдет революция! Ваша «Помпея» погибнет первой!

— А вот этого не хотите? — буркнул толстяк и показал аптекарю увесистый шиш.

На этом первое совещание окончилось.

5

Всю неделю Диньдон изнывал от любопытства. Особенно страдали мужчины. Вечерами они собирались у кинотеатра «Гигант» и спорили до хрипоты. Дважды дело кончалось дракой. Но толком никто так и не мог объяснить, почему аптекарь и владелец ресторана внезапно сдружились.

Моторолли и Сервантус допоздна засиживались за боковым столиком в «Помпее», замолкая, когда подходил кто-нибудь из знакомых. Если их начинали донимать расспросами, Сервантус принимался грозно сопеть и барабанить пальцами по столу. Пальцы у него были короткие и толстые, как сардельки. Когда они сжимались в кулак, то размером он напоминал небольшой арбуз. В молодости владелец «Помпеи» увлекался боксом и неожиданный хук в челюсть считал едва ли не самым важным достижением цивилизации. В Диньдоне об этом хорошо знали. Поэтому расспросы быстро прекращались.

Было замечено, что ежедневно в «Помпею» заходит Гусь. Сервантус сразу же выбегал на улицу и через дорогу кричал аптекарю. Моторолли не приходилось приглашать дважды. Повесив на свою стеклянную дверь записку: «Я в „Помпее“», он мчался в ресторан. Нередко к заговорщикам присоединялся отец Кукаре. В этом случае компания уходила в аптеку: очевидно, служитель бога не хотел, чтобы прихожане видели его за столиком ресторации…

Ясным воскресным утром, когда проповедь отца Кукаре шла к концу, в церковь вошел запыхавшийся и возбужденный аптекарь. Весь город знал, что Моторолли не верит в бога. Поэтому его появление было расценено как событие чрезвычайной важности. Высмотрев Сервантуса, стоявшего в первом ряду, аптекарь протиснулся к нему и что-то горячо зашептал. Сервантус внимательно слушал. На его обычно хмурой физиономии появилась улыбка. По мере того как аптекарь продолжал шептать, улыбка ресторатора становилась все ярче. Не удержавшись, Сервантус увесисто хлопнул по тощему аптекарскому плечику и довольно громко сказал:

— Ну и шельма! Ловко придумал!

Солнце в полночь, наверное, произвело бы в Диньдоне меньшее впечатление, чем восторженная физиономия Сервантуса. Таким его видели только в день смерти тетушки, когда нотариус огласил завещание.

Не обращая внимания на косые взгляды молившихся, друзья начали подмигивать священнику. Аптекарь даже откровенно показал на свои часы.

Отец Кукаре в это время с вдохновением излагал историю гигантской гангстерской шайки, собиравшейся похитить чикагский водопровод. Заметив знаки друзей, священник продолжил рассказ с такими сокращениями, что прихожане, и без того с трудом следившие за путаной детективной историей, окончательно потеряли нить проповеди. Пока они соображали, какое отношение водопровод в Чикаго имеет к спасению души, отец Кукаре уже добрался до заключительной части:

— Дети мои! Я рассказал вам эту страшную, но поучительную историю, чтобы напомнить: все блага, которые мы имеем в своих домах или в домах соседей — водопровод, электричество, канализация, телевидение и многое другое, — все это от всевышнего. Господь дарует эти блага за примерное поведение и чистоту душевную. И мы должны хранить эту чистоту, если не хотим, чтобы наш родной Диньдон впал во мрак и уныние. Помните, дети мои: все от господа! Во веки веков — аминь!..

Друзья, которых распирала новость, с трудом дождались, пока отец Кукаре окончил разговоры с паствой, разоблачился и вышел к ним. Священник был очень недоволен:

— Господа, как можно во время проповеди! Я два дня готовился. Репетировал…

— Святой отец, простите нас, грешных, но послушайте, что придумал Моторолли! — Сервантус чуть ли не кричал от восторга.

— Тшш! — прошипел аптекарь, испуганно озираясь по сторонам.

— Молчу, молчу! — ресторатор для верности прикрыл рот рукой.

— Господин Кукаре, я имею в виду огороды, — вполголоса заговорил Моторолли, стараясь дотянуться до уха священника.

Отец Кукаре быстро уловил суть аптекарской идеи.

— Надо действовать! — решительно сказал он. — Сейчас прихвачу котелок, и скорей к комиссару!..

Найти комиссара Фьють было нетрудно. По обыкновению, он копался в своем гараже у древнего «форда».

— Господин комиссар, у меня новость! — крикнул Моторолли, первым вбегая в гараж.

— А у меня масло из коробки погнало, — невнятно отозвался комиссар, и его ноги, торчавшие из-под машины, начади медленно уползать.

Но аптекарь цепко схватился за штанину замасленного комбинезона и закричал:

— Фьють, кончайте возиться с этой рухлядью! Немедленно вылезайте!

— Тяните его, Моторолли! — Подбежавший Сервантус схватился за другую штанину комиссара.

Друзья быстро вытащили сопротивлявшегося полицейского из-под машины.

— Сын мой, не цепляйся за этот кусок ржавого железа, — сказал подоспевший священник, — скоро у тебя будет новый автомобиль!

— Какой? — заинтересовался Фьють.

— Любой, какой пожелаешь. Послушай нашего дорогого Моторолли.

Комиссар недоверчиво посмотрел на аптекаря.

— Слушайте, Фьють! У каждого из нас на побережье есть огород! Мой — рядом с вашим. Дальше — земля Сервантуса. Потом — кусочек отца Кукаре, вернее — церковная земля…

— Это одно и то же! — заметил священник.

— Знаю. Дальше — участок нашей красавицы Веи. Если мы уговорим эту девицу продать нам свой участок, то у нас окажется целая прибрежная полоса! Понимаете?

— Не понимаю.

— Слушайте дальше! Огороды не дают никакого дохода. Прежде чем урожай созревает, там успевают побывать мальчишки и козы. А я нашел покупателя, который нам за эту землю заплатит десять тысяч монет! Нет, двадцать!

— Не меньше тридцати! — не утерпев, вставил Сервантус.

— Сказки, — усомнился комиссар. — Кому нужны эти паршивые огороды?

— Расчет, сын мой. Точный расчет, — веско вступился отец Кукаре. — Покупатель солидный.

— Кто это? — спросил комиссар.

Проверив, нет ли кого у ворот гаража, аптекарь шепотом изложил свою идею…

…Диньдон продолжал страдать. Неутоленное любопытство жгло горожан. В пятницу вечером неизвестный злоумышленник швырнул увесистый булыжник в окно «Помпеи». Это послужило сигналом к началу волнений в городе…

Первой жертвой оказались цветы красавицы Веи. Кто-то сказал, что Моторолли видели у нее. Толпа немедленно бросилась к уютному домику учительницы, прятавшемуся за густыми побегами плюща. Цветы на клумбах были беспощадно вытоптаны.

Вея вышла на крыльцо, кутаясь в мохнатый халат.

Насмешливо оглядев возбужденных мужчин, она спросила:

— Все сразу ко мне в гости?

— Без шуток, Вея! — потребовал продавец Крах, известный своей несгибаемой принципиальностью, благодаря которой он превосходно умел ссориться, но никак не мог научиться мириться. — Без шуток! Мы пришли по очень серьезному делу, и попрошу вас…

Но девушка была не из пугливых. Она спокойно уселась на перила, продемонстрировав желающим свои длинные ноги. Халат на груди чуть-чуть приоткрылся, ровно настолько, чтобы в рядах осаждавших началось легкое брожение.

— Что случилось в Диньдоне, если все славные идальго ополчились против одинокой девушки? — улыбнувшись, спросила Вея.

— Скажите нам прямо! — потребовал Крах. — У вас был сейчас Моторолли?