Тени прошлого - Кирилл Алейников

С каких это пор в здании Управления бродят психи?..

Не делая больше попыток узнать, что же происходит, Даско направился к своему кабинету, попутно обходя возбужденных полицейских, шепчущихся наперебой о чем-то своём, только психам известном. А в том, что все вокруг сошли с ума, Шон почему-то был глубоко уверен.

Не дойдя пары шагов до двери, ведущей в тихий, спокойный, ставший уже таким родным и таким надоевшим кабинет, Даско по внутренней связи услышал, лающий голос шефа — Собаки Баскервиллей, как за глаза его кликало почти всё Управление. От мысли, что придётся снова пробиваться через возбужденных полицейских, эпицентром внимания которых была замочная скважина в дверной панели кабинета шефа, пришло отчаяние. Именно так это чувство окрестил Шон. Нездоровый интерес окружающих к кабинету шефа и предстоящий визит в этот самый кабинет почему-то заставлял нервничать.

— Народ, разойдись! Дайте ему пройти! — пропел секретарь начальника Управления, худощавый мужичок в голубой форме и больших очках, яростно защищавший замочную скважину от форсированной атаки взглядов более чем тридцати пар глаз. Пропел, как Шону показалось, с явными оттенками восхищения и зависти в голосе.

Уже ничего не понимая и всячески противясь вызывать в голове мыслительные процессы, Даско подошёл к двери, открыл её и замер на пороге кабинета начальника Управления Полиции города Керинга, Хаккама Веласкеса.

Веласкес нервно ходил туда-сюда вдоль большого стола.

— Даско, где тебя черти носят?! Ты опоздал на целый час! — шеф явно был не в духе. Впрочем, не в духе он был всегда, но сегодня — особенно. Это было видно по красной от пота шее, выправившейся сзади из брюк форменной голубой рубашке и дергающемуся правому веку.

Не успел Шон раскрыть рта, чтобы начать извиняться за опоздание и придумывать мыслимые и немыслимые отговорки, как Хаккам Веласкес уже оказался около него. Небрежно оттолкнул, буркнув что-то нецензурное, и проорал в освободившийся дверной проём:

— Чего столпились, олухи!? Живо за работу! Клинский, разгони их!

Секретарь принялся что-то щебетать, но шеф захлопнул дверь, дергающейся походкой прошел к своему креслу, тихо, но весьма отчётливо бормоча проклятия в адрес всех полицейских Офелии, и сел за широкий, заваленный горами распечаток, микродисков и папок неизвестного назначения стол.

Напротив Хаккама-Собаки Баскервиллей сидела незнакомая девушка в полицейской форме. Именно эта девушка заставила Шона буквально врасти в пол, и именно она была причиной того, что за дверью шли ожесточенные баталии за право поглазеть в дырочку для ключа.

Она была прекрасна. Волнистые каштановые волосы едва доходили до плеч, обрамляя божественной, как подумалось Шону, красоты лицо с большими ярко-голубыми — в цвет форменной рубашки — глазами, маленьким, чуть вздёрнутым кверху носиком и ярко алыми, вызывающе красивыми губами, в которые бравый патрульный офицер Полиции тут же захотел яростно и страстно впиться. Стройную её фигуру свободная полицейская форма не скрывала, а наоборот подчеркивала. Незнакомка выглядела так, будто бы сошла с картинки забытой когда-то, но недавно возрожденной мультипликации «аниме».[4]

Девушка сидела в пол-оборота к шефу, смотря на противоположный угол, где стоял древний несгораемый шкаф черного цвета, успевший изрядно облезть. Было видно, что она сильно напряжена и растеряна. И это немудрено: в кабинет Собаки Баскервиллей все служащие Управления старались не заходить. Более того — обходить стороной. А если уж шеф вызывал, то шли доблестные патрульные к его кабинету с видом приговорённого к лазерной казни человека, внутренне беспрестанно крестясь. И всегда этих людей провожали молчаливые взгляды, в которых помимо сочувствия ясно читалась мысль «как-хорошо-что-это-не-я».

Вообще, Хаккам Веласкес был человеком незлым, но чрезвычайно вспыльчивым. А когда он горячился, то мог такое наговорить, так морально уделать, что люди, побывавшие в разных передрягах, где порой не раз приходилось рисковать своей жизнью, готовы были расплакаться и убежать подальше от этого «злого дядьки», как маленькие дети. Но — признавали все — Веласкес был прекрасным руководителем Управления Полиции, отличным организатором всех полицейских дел, и в разговорах, касающихся службы, был справедлив. И, наверное, мало таких людей, кто б его ненавидел. Боялись — все, ненавидели — единицы, не больше. Правда, офицер Даско не относился ни к тем ни к другим.

— Даско, ты случаем не отупел за выходные? Хотя было бы там чему тупеть. — Последнюю фразу, заставившую Шона наконец-то отойти от ступора, Веласкес произнес, выдергивая из-под груды каких-то бумаг тонкую зеленую папку. — Рапорт об опоздании напишешь потом, а сейчас ознакомься с этими бумагами. И побыстрее.

Даже если и нашлись б в кабинете шефа свободные стулья, он всё равно не потрудился бы пригласить Шона присесть. Не испытывая, тем не менее, никакого желания садиться, офицер принял из рук шефа папку, раскрыл её и углубился в чтение. Через несколько секунд он поднял на Веласкеса недоумённые глаза: в папке было личное дело некоего лейтенанта сейтского Флота Кейси. Ни фамилия («Или у сейтов нет фамилий?» — мимолетно подумал Шон), ни место последней службы инопланетного солдата ничего не говорили Шону.

— Что уставился на меня, как баран на старые ворота-то, а? — Веласкес, чуть подавшись вперёд, картинно округлил глаза.

— Сэр, я не понима… — не успел Шон закончить фразу, как Хаккам его перебил, цедя сквозь зубы:

— Даско, мой диагноз по поводу твоего отупения подтвердился окончательно… Офицер Кейси, подданство Сейтхента, прибыла сегодня утром на Офелию по программе обмена кадрами. И теперь это твой новый напарник, Даско. Попробуй у меня и в этот раз не понять.

Бросив последний, полный презрения и ярости взгляд в сторону Шона, шеф уставился на девушку, всё это время тихо сидевшую напротив него. Во взгляде по-прежнему было презрение:

— Лейтенант Кейси, вы можете приступить к службе немедленно.

— Слушаюсь, полковник Веласкес, — вставая, произнесла девушка тихим, чуточку низким и очень спокойным голосом. Так и не повернувшись к начальнику Управления лицом, девушка добавила, прикрыв глаза: — Разрешите идти?

— Да уж обрадуйте меня, молю покорно, — проговорил шеф не без сарказма, отводя взгляд от офицеров и начисто забывая о них.

Мысли в голове Шона перемешались, запутались, стали похожи на варёные макароны, но всё ж он твердой походкой подошел к двери, распахнул её, не замечая прыснувших во все стороны полицейских, и вышел из кабинета, бросив через плечо:

— Следуйте за мной, пожалуйста.

Шон присел в кресло и попытался отойти от, прямо скажем, тайфуна эмоций, обрушившегося за последние несколько минут. Предложил сесть вошедшей за ним девушке в такое же кресло по другую сторону стола, не большого доисторического великана, как у шефа, но кажущегося весьма внушительным в маленьком кабинетике.

Всё ясно. Ну, по крайней мере, ясно то, почему в Управлении царит такое возбуждение, почему Веласкес не на шутку раздражён, и почему он — Шон — так смутился, увидев красивую, но, в общем-то, обычную девушку.

Сейт.

Женщина-сейт.

Все представители Сейтхента красивы с точки зрения людей. Когда в человеческом обществе появляется сейт, он невольно заставляет всех, имеющих противоположный своему пол, влюбляться в себя. Влюбленность эта — своеобразный морок, наваждение, которое быстро проходит. Необъяснимый факт истории сосуществования двух рас. Но сейты действительно красивы. Сказать, почему все они так воспринимаются людьми, не сможет, наверное, никто.

Чуть больше века назад Человечество впервые столкнулось с цивилизацией Сейтхент. И люди, и сейты были крайне изумлены таким сходством в строении тел, практически идентичной структурой общества и одинаковыми принципами мышления. Не смотря на большую разницу в научно-техническом развитии, две цивилизации-близнеца сразу же стали друзьями. Только что вышедшие в Космос, прошедшие долгожданный Контакт люди, и древнейшая раса голубокожих сейтов.

И потому шеф сегодня крайне раздражен: он не любит чужих. И особенно — сейтов. Чем объяснить такое отношение Хаккама Веласкеса к «расе красавцев и красоток», Шон не знал, но был твёрдо уверен, что начальник жутко ненавидит сейтов. Возможно, на него их «чары» действовали по-другому: вызывали не огромную, но быстро проходящую любовь, а ненависть, которая проходила совсем не так быстро?

Обо всем этом думал Даско, перелистывая личное дело девушки, пока не вздрогнул, услышав её голос:

— А кабинетик у тебя уютный, не то что у Веласкеса. Кстати, мы можем сразу перейти на «ты», раз стали напарниками?

Похоже, она совладала с собой быстрее Шона, и теперь смотрела на него широко открытыми, чуточку печальными («Или это очередной морок?») глазами. Легкая улыбка коснулась алых губ, когда Даско оторвался от бумаг и глянул в её сторону.